Роковая красавица Наталья Гончарова - Ирина Ободовская

Дмитрий Николаевич так и не приехал на крестины. Возможно, его задержали дела, а может быть, он не захотел тратиться на дорогу и подарок роженице. Александра Николаевна «намекала» на это в письме от 20 мая: «Приезжай же поскорее, тебя ждут на крестины, поторопись, не заставляй себя ждать. Как богатый наследник, привези нам все сокровища, которые у тебя будут: я думаю, ты там найдешь хорошенькие вещички». Восприемниками Гриши Пушкина были В. А. Жуковский и Е. И. Загряжская.

По случаю рождения внука Наталья Ивановна послала дочери подарок. Пушкин писал теще:

«Милостивая государыня матушка Наталья Ивановна. Искренно благодарю Вас за подарок, который изволили Вы пожаловать моему новорожденному и который пришел очень к стати. Мы ждали Дмитрия Николаевича на крестины, но не дождались. Он пишет, что дела задержали его, и что его предположения касательно графини N. не исполнились. Кажется, он не в отчаянии. Жену я, по Вашему препоручению, поцаловал как можно нежнее; она цалует Ваши ручки и сбирается к Вам писать…» (14 июля 1835 года. Петербург).

Полагаем, что мать прислала Наталье Николаевне 1000 рублей, как и при рождении первого сына. Обратим внимание, что Наталья Ивановна, очевидно, поздравила Пушкина отдельным письмом, поскольку он выполняет ее поручение.

В июне, когда Наталья Николаевна поправилась после родов, все переехали на дачу на Черной речке. Сестры настойчиво просят Дмитрия Николаевича прислать им четырех верховых лошадей, одну для Пушкина.

«Пушкин ради Христа просит нет ли для него какой-нибудь клячи, он не претендует на что-либо хорошее, лишь бы пристойная была; как приятель он надеется на Вас», – пишет брату Александра Николаевна.

Верховые прогулки были любимым развлечением поэта и в Михайловском, и в Болдине. Очевидно, ездил он также и на даче – и один, и с женой, и со свояченицами. Что касается сестер, то они, конечно, хотели блеснуть в дачном обществе своим великолепным умением ездить верхом. «Мы здесь слывем превосходными наездницами, – писала позднее Екатерина Николаевна, – словом, когда мы проезжаем верхами, со всех сторон и на всех языках какие только можно себе представить все восторгаются прекрасными амазонками». «…Наши таланты в искусстве верховой езды наделали много шуму, что нас очень смущает…»

Совсем другого рода заботы у жены Пушкина.

(Начало лета 1835 г. Петербург)

«Я только что узнала, дорогой Дмитрий, что Нейгарт заменил в Москве князя Хилкова. Ты в таких хороших отношениях с княгиней Черкасской, что тебе стоит только сказать ей слово, чтобы она попросила генерала обратить внимание на Сережу, и этим путем можно было бы перевести брата в один из полков, стоящих в Москве. Посмотри, нельзя ли это сделать, и постарайся вытянуть Сережу из трясины, в которой он увязнул. На бедного мальчика тяжело смотреть, он даже потерял свою обычную жизнерадостность. Дела его плохи, денег нет; что такое 250 рублей в месяц для офицера, который должен как никак содержать лошадей и прислугу. Буквально, он питается только черным хлебом и…[71] отказывает себе во всем и еще делает долги. С отчаяния он хочет даже оставить службу, а мать, которой он сообщил о своем намерении, вот что ему ответила: «Ну конечно, Сережа, если твое здоровье этого требует, так и сделай». Теперь, скажи мне, что он будет делать без службы? Молодой человек совсем погибнет, а он так много обещает и мог бы когда-нибудь стать чем-то. Ради бога, вытащи его из Новгорода. Будь он в Москве, квартира и содержание ничего не будут ему стоить, он сможет жить в нашем доме, там же питаться и содержать своих людей; тогда денег, которые дает мать ему, хватит, иначе, клянусь тебе, этот бедный мальчик погибнет совершенно.

Нынче весной он приезжал ко мне ненадолго, и что же, я совсем не узнала некогда такого веселого и беззаботного юношу. У него приступы меланхолии, как у брата Ивана, и полное разочарование в службе. Ради бога, спаси его, я не могу думать о моем несчастном брате спокойно. Эти проклятые деньги, деньги, деньги и всегда деньги, без них никогда ничего нельзя достигнуть.

Прощай, дорогой Дмитрий, я тебя нежно целую и искренне люблю. От всей души желаю, чтобы твои дела шли хорошо, благосостояние стольких людей зависит от этого. Я ничего не передаю господину Жану, который не называет меня иначе как г-жа Пушкина в своем письме к сестре Саше, и который только в конце письма вспоминает, что у него есть сестра Катя и передает ей привет, а свою сестру Ташу не удастаивает ни единым словом. Следственно он не будет удивлен, что я не осмеливаюсь напомнить ему о себе из опасения быть навязчивой. Что касается тебя, дорогой Дмитрий, ты никогда не переставал свидетельствовать мне свою дружбу; пользуюсь случаем, чтобы выразить тебе свою признательность. Крепко-крепко целую тебя».

К сожалению, у нас мало сведений о Сергее Николаевиче Гончарове. Сохранившиеся его письма к брату свидетельствуют о его материальных затруднениях и полны просьб о помощи. Это был любимый брат Натальи Николаевны. Очень тепло относился к Сергею Николаевичу и Пушкин:

«…Я рад, что Сергей Ник. будет с тобой, он очень мил и тебе не надоест» (12 сентября 1833 года).

«…У меня отгадай кто теперь остановился? Сергей Ник., который приехал было в Ц. С.[72] к брату, но с ним побранился и принужден был бежать со всем багажем. Я очень ему рад. Шашки возобновились» (3 июня 1834 года).

«…Serge еще у меня, вчера явился ко мне в офицерском мундире, и молодец» (30 июня 1834 года).

В характере младшего Гончарова, нам кажется, много общего с Натальей Николаевной – это был веселый и добрый молодой человек, и именно поэтому его любил Пушкин. Он часто и подолгу живал у Пушкиных.

«…Вот уже более двух недель, как я поселился у Таши, мне здесь очень хорошо. Комната, правда, немножко маловата, но так как я и сам невелик, то мне достаточно» (30 сентября 1832 года).

Хлопоты Натальи Николаевны в конце концов увенчались успехом: Сергей Николаевич был переведен в Москву. А у Ивана Николаевича, видимо, был нелегкий характер. То он «побранился» с Сергеем, то какое-то недоразумение возникло с сестрой Ташей. Однако добрая душа Наталья Николаевна сейчас же откликнулась, как только Иван Николаевич сделал шаг к примирению.

В 1835—1836 годах дела семьи Гончаровых еще больше ухудшилась. В свое время дед Афанасий Николаевич, не желая заниматься управлением полотняных и бумажных фабрик, еще в 1804 году сдал их в аренду калужскому купцу Усачеву. Но через 15 лет Усачев стал неаккуратно выплачивать договоренную сумму и вскоре оказался должным Гончарову свыше 100 тысяч рублей. Так начался нескончаемый судебный процесс, который еще более расстроил денежные дела Гончаровых. В письмах сестер мы постоянно встречаем упоминания об этом «проклятом усачевском деле».