Древо скрелингов - Майкл Муркок

Смахнув пыль с накидки крестоносца, которую все еще носил, я уселся рядом с двум Лейфами, смотревшими на меня настороженными глазами.

Их руки были столь же ухоженными, насколько были сальными их волосы. Я подумал, что, поскольку они едят в основном при помощи пальцев, то их следует содержать в чистоте. Впрочем, для мелнибонэйцев очень многие людские привычки остаются загадкой. Например, мы не нуждаемся в бритве и отхожих местах, а посему мало кто из нас знает, что такое борода и унитаз.

Вероятно, викинги считали меня изнеженным византийцем, усвоившим восточные манеры. Но они были достаточно наслышаны о моей репутации и обращались ко мне с безупречной учтивостью. Викинги славятся своей поэзией, музыкой и изящными ремеслами; они ведут культурную жизнь и весьма гостеприимны. Эти два морских грабителя хотя и служили под началом одного из самых жестоких капитанов, были неплохо информированы и сказали мне, что уже подумывали расстаться с Гуннаром и вступить в ряды крестоносцев, либо заняться торговлей в Византии. Но у них, в сущности, нет выбора. Им суждено плавать с Гуннаром до тех пор, пока не явятся валькирии, чтобы отвезти их в Валгаллу. Они подозвали мальчишку и отправили его к Гуннару.

Едва мы осушили мех, вокруг поднялась суматоха и послышались приветственные выкрики. В таверне появился ярл Гуннар.

Он никогда не показывал свое лицо. Говорили, будто бы оно до такой степени обезображено шрамами, что Гуннару невмоготу смотреть на него в зеркало. Меня изумил его причудливый шлем в виде головы грифона с открытым грозным клювом. На месте шеи находилась маска из полированной стали. Гребень шлема в восточных традициях был искусно выкован из серебра и олова. Однако первым, что я увидел, посмотрев на Гуннара, было мое собственное лицо. Он шагал ко мне тяжелой угрожающей походкой.

Гуннар Обреченный казался настоящим медведем. Он был вдвое шире меня и чуть выше. Я без труда представлял эту наводящую ужас фигуру на мостике корабля. Он носил шерстяной клетчатый плащ тонкой вязки и белоснежную льняную рубаху. По пиратскому обычаю его руки были тщательно, по-девичьи ухожены. В его волосах до плеч почти не было седины. Своими аккуратно подстриженными ниспадающими локонами, богатой одеждой и высокими сапогами из оленьей кожи он напоминал датского аристократа прошлого века. Все в его облике казалось несколько архаичным. С тех пор, когда последние из викингов отправлялись в свои грабительские походы, миновало более сотни лет.

Более всего скандинавские мореходы напоминают мне моего старого друга, грубовато-добродушного, прямого и практичного Смиоргана Лысого из Пурпурных городов. Но Гуннар показался мне полной его противоположностью. В нем было нечто отталкивающее. Он слишком долго усваивал грубые манеры знати в обществе неотесанных мужланов.

Вместе с тем он был истинным дипломатом. Ему хватило ума не угрожать мне. Вместо этого он попытался улестить меня. Он потребовал еще вина и положил мех на стол, у которого сидели я и его люди. На тот случай, если я действительно болен проказой, он держался несколько поодаль. Я вежливо отказался от угощения, сказав, что выпил вполне достаточно.

– У меня к вам дело, ярл Гуннар.

Он пожал плечами:

– Я не торговец и не сдаю свой корабль внаем.

– Вы такой же искатель приключений, как я, и ваше судно принадлежит вам одному. Я приехал не для того, чтобы нанять вас, ярл. Вы не из тех людей, которые готовы подхватить чужую песню, даже если она приятна уху.

– Вы прибыли по суше, верно? Откуда? Из Константинополя? Вы ехали через Сад Дьявола?

– Да.

Гуннар кивнул и откинулся на спинку кресла. В его глазах, смотревших на меня сквозь прорези загадочной маски, мелькнул интерес.

– Стало быть, вы видели эти громадные головы. Наверное, подумали, что они живые, а? Я встречал нечто подобное, когда плавал с Розой на ее катамаране "Или-или". Мы миновали остров на границе империи. С каменных лиц на меня смотрели огромные глаза. Остров гигантов. Мы не стали приближаться к нему.

Гуннар обладал колдовским зрением. Ни один смертный не сумел бы разглядеть, что представляют собой эти скалы. Я воздержался от замечаний, и Гуннар продолжал:

– Итак, вы слышали обо мне, сэр Сереброкожий, а я, в свою очередь- о вас. Вы не пожелали уязвить мою гордость, хотя и знаете, что время от времени я работаю по найму. Ценя вашу любезность, я тем не менее не смогу быть вам полезен. Я выхожу в море с утренним приливом, мои люди уже на борту за исключением этих двоих – за ними-то я и пришел.- Он вынул из кармана соломинку, опустил один ее конец в кружку с вином, а другой вставил в прорезь маски и сделал аккуратный глоток.- Мой маршрут уже намечен.

– Понимаю.- Я понизил голос.- На север и запад, к Краю мира?

Гуннар был слишком осмотрителен, чтобы ответить сразу.

– Вы знаете больше, чем я сам, сэр Сереброкожий. Мы всего лишь собирались отправиться в Лас Каскадас, чтобы пополнить экипаж. Грядет зима, и эту пору года мы как правило проводим в Занзибаре, занимаясь торговлей людьми. Не слишком доходное предприятие, но в наши чересчур спокойные времена у капитана-одиночки не так-то много способов зарабатывать себе на жизнь.

Я разжал пальцы и показал предмет, лежавший на моей ладони. – Если вы предоставите мне койку на вашем корабле, ярл Гуннар, я расскажу вам о том, что держу в руке.

Колебаться было не в его привычках.

– Койка за вами,- ответил он.- Выходим в море с приливом.

Глава 9. Пьель Д'Аргент

Викинга гордость – темный дракон,

Лети, подчиняя себе волю волн.

И ветер пускай судьбоносный тебя

К богатым несет берегам.

Викинга гордость – темный дракон

Ушедшего князь, ты на смерть обречен.

В Одина волнах не сгинуть тебе,

Чёрный клинок смерть тебе принесёт.

Лонгфелло, "Князь ушедшего"

Незадолго до восхода солнца я уже был в порту и осматривал длинное изящное судно, стоявшее у причала. Я продал Соломона за недурную цену греку-торговцу, которому пришла в голову блажь выдать себя за рыцаря. Впридачу он получил от меня накидку и теперь мог похваляться перед собратьями-христианами, утверждая, будто бы он – крестоносец.

Вскоре после того, как мы выйдем в море, Соломон вернется домой в Ломбардию. Если повезет, он проделает этот путь без седока.

Узкий и на первый взгляд хрупкий, "Лебедь" даже на якоре выглядел полным сил и энергии, словно жилистый человек. Он рвался с привязи, гордый и самоуверенный, как птица, в честь которой был назван. Я слышал, что Гуннар приобрел его у обнищавших гренландцев, которые построили корабль, но не имели достаточных навыков, чтобы плавать на нем.