Фарфоровые куколки - Лиза Си

Потом удача изменила нам. Нам отказывали снова и снова. В октябре наконец Максу удалось договориться о нашем выступлении перед показом фильма в кинотеатре «Орфей», прямо через улицу от того места, где, по рассказам Руби, она в детстве жила с родителями. Это было наше прощальное выступление: нашему трио отвели место между дрессированными собаками и номером пожилой женщины, которой уже давно стоило забыть о бурлеске. Мы постарались показать себя лучше всех остальных, но публике до нас не было никакого дела: она ждала начала фильма.

После двух недель подобных выступлений Эдди помрачнел. Мы сидели за сценой, на экране уже начали показывать, фильм, и свет от проектора сквозь экран отбрасывал на нас мельтешащие всполохи. Эдди уперся локтями в колени и смотрел в пол.

— Я так давно в шоу-бизнесе, и вот я оказался там, откуда начинал, — вяло произнес он. — Мой отец был врачом, он хотел, чтобы я пошел по его стопам. На первом курсе медицинского факультета в Йеле я отправился в местный подпольный бар, в котором в качестве прикрытия проводили танцевальные конкурсы. Приз за первое место — пятнадцать баксов. Я готов отдать что угодно, чтобы сейчас получить этот шанс.

Я положила руку ему на плечо.

— Ладно, Эдди. Пойдем домой.

Когда он стряхнул мою руку, мы с Грейс подтащили пару табуреток к его ящику и сели рядом с ним. Подолы юбок мы подобрали и уложили на коленях, чтобы они не пачкались о грязный пол.

— Когда-то на выходных я ездил в Нью-Йорк, чтобы посмотреть на Фреда и Адель Астер на Бродвее. Я мог посмотреть их шоу три раза подряд за одни выходные, а потом повторять то, что я увидел, на тротуаре. Далее я шел в Гарлем и смотрел выступление Билла Робинсона, Бэйтса Деревянная Нога и братьев Николас…

— А я видела Билла Боджангс Робинсона в «Маленьком полковнике в Риальто», — перебила его Грейс. — Мне не очень понравилась Ширли Темпл, но Билла Робинсона я просто обожала!

— Я ходил в аллею за клубом «Коттон», — продолжил Эдди. — Там ребята пили, курили и красовались друг перед другом. Это был тысяча девятьсот двадцать пятый год, и вы не поверите, кто еще танцевал там…

Тысяча девятьсот двадцать пятый? Мне было семь лет. Если он тогда учился в Йеле, значит, ему было около двадцати двух. Получается, что сейчас ему около тридцати семи.

Я посмотрела на Грейс, она тоже моргнула, глядя на меня: ну и дела!

Эдди провел рукой по волосам.

— У отца были связи в нью-йоркском Чайна-тауне, и на зимних каникулах он устроил меня на работу в клинику, потому что хотел, чтобы я набрался опыта. Но я вместо этого отправился к приятелям в клуб «Коттон». «Вы должны мне помочь!» — сказал я им, и они отправили меня в одно местечко на Пятой авеню. Когда я туда пришел, главный посмотрел на меня как на умалишенного, но музыканты у них там были хорошие, и я просто стал танцевать. Я был один среди танцующих парочек. И очень скоро они стали расступаться, давая мне место. Им понравилось! Они стали бросать мне деньги: настоящий дождь из банкнот и монет! Тогда я вплел наклоны за деньгами и укладывание их в карманы в ткань танца. И за эти пять минут я поднял больше, чем за пять дней работы в клинике друга моего отца! Музыканты доиграли, а я все еще собирал деньги. Подошел главный и сказал:

— Если сможешь так станцевать пять раз за вечер, то, считай, у тебя есть работа.

Эдди горделиво поднял подбородок.

— Есть что-нибудь выпить? — Увы, не было. — Но это местечко было нелегальным, — продолжил он. — Поэтому его часто грабили. Я там танцую во фраке, а все в это время рвутся к выходу. А потом пришло время вернуться в Йель…

Казалось, эти воспоминания были мучительны для Эдди.

— Отец был одним из первых китайцев, кому удалось получить медицинское образование в Америке. Я горжусь им, но не хочу быть врачом, принимать роды и вскрывать нарывы. Однажды вечером я позвал мать в свою комнату и открыл перед ней коробку с деньгами, которые заработал в том заведении. Она испугалась, что я кого-то ограбил. А вскоре после этого я уехал в Голливуд. Вы не поверите, где я нашел первую работу! Танцевал на открытии «Китайского театра Граумана»[19], а потом перед каждым показом фильма. Это может показаться большим достижением, но на самом деле у меня были успехи и посерьезнее. Например, номер в кино: я спрыгивал с пианино и приземлялся на шпагат. Тогда все говорили, что это мой коронный номер. Я думал, что у меня все на мази.

— Это действительно твой фирменный знак, — сказала я. — И у тебя действительно все на мази. Это просто черная полоса…

— Я понимаю тебя, Эдди, — перебила меня Грейс. — С каждой возможностью, которая нам подворачивается, у меня возникает ощущение, что выше головы мне не прыгнуть. Даже если мне удастся сняться в кино, то только в роли горничной или роковой красотки. И даже если меня будет ждать успех, меня всегда будут сравнивать с…

— Я не хочу быть ничьей копией, — пробурчал Эдди. — Не хочу быть китайским Фредом Астером. Имитаторов и так полно. Нет, ну скажите, сколько может быть китайских Фредов Астеров? Дело не в имени, я и китайским Биллом Робинсоном тоже быть не хочу.

— Кто не слышал о китайской Бетти Грейбл — «Лучших ножках Чайна-тауна», китайской Софии Такер, китайском Гудини или китайском Бинге Кросби? — продолжила Грейс.

— Но это условности, — возразила я, стараясь повернуть беседу в рациональное русло. — Так зрителям и агентам проще разделить артистов по узнаваемым признакам…

— Ну да, если не хватает денег на Эррола Флинна, можно нанять кого попало, нарядить в лосины и шляпу с пером, дать в руки лук и стрелы и ждать, что зритель догадается, о чем идет речь? — язвительно бросил Эдди.

Выходит, я его оскорбила.

— Я хочу, чтобы меня узнавали как меня и благодаря тому, что делаю именно я, — вздохнул он. — Меня брали на роли гаитянина, индийца и японца. Но на роль китайца не брали ни разу, потому что считали, что я выгляжу недостаточно по-китайски. Моя фактура не подходила для роли официанта, слуги или убийцы. У меня просто нет шансов на успех. — Постепенно его гнев стал разгораться сильнее. — В «Старшем сыне» Чарли Чену так и не удается заполучить красавицу, а тут я в окружении