Фарфоровые куколки - Лиза Си
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время просмотров я слышала разговоры претенденток об уроках танцев, актерского мастерства, вокала и владения речью, чтобы говорить, как элита Голливуда.
Я потеряла комнату, потому что вовремя не внесла плату. Хозяин запер дверь и не впускал меня туда, хоть я и говорила, что могу сразу все оплатить. Раз у меня были деньги, почему же я довела ситуацию до такого печального финала? Вот только я поклялась себе не тратить деньги из неприкосновенного конверта. Я точно знала, что стоит только начать, и покатится.
Я была разбита неудачей. Дважды в неделю я ездила на автобусе в Чайна-таун, где в кафе «Сэм Юэнь» на Аламеде могла купить миску супа, салат, три кусочка свинины с рисом и овощами и большой кусок яблочного пирога со стаканом молока за двадцать центов. Такой плотный обед давал мне возможность продержаться день или два. В остальное время я ела сэндвичи с майонезом.
Антияпонские настроения здесь были так же сильны, как и в Сан-Франциско. Каждый раз, когда меня просили пожертвовать деньги на содержание детей, ставших сиротами в результате войны, я сразу вспоминала Руби. Что бы я ни делала, как бы ни сопротивлялась, как бы ни истязала себя тренировками, я не могла избавиться от воспоминаний о той ночи, и она снова и снова вставала у меня перед глазами. Чем хуже у меня обстояли дела в Лос-Анджелесе, тем сильнее я винила себя в том, что произошло с Джо. Он же никогда не воспринимал меня так, как я его. Он наверняка считал меня кем-то вроде младшей сестры Руби, поэтому и водил на «Волшебника страны Оз». Разве молодые люди не возились с младшими сестрами своих девушек, не покупали им сладостей, чтобы впечатлить самих девушек, которые им нравились? Я же тогда все видела, только не позволяла себе этого признать: как он всегда смотрел на нее, с какой слегка утомленной интонацией говорил «А, ты опять? Здорово!», как они вместе сидели на протяжении всех трех шоу в «Запретном городе». Я думала, что он приходил в клуб ради меня, оказалось — ради Руби. Мне все еще было больно, но теперь я во всем винила себя, и это меня убивало. Дело в том, что в ту ночь Руби сказала правду: они не хотели причинить мне боль. Я вела себя как влюбленная дурочка, а они щадили меня, надеясь, что я скоро повзрослею и можно будет сказать мне правду. На первых порах я эту правду принять бы не смогла, как и получилось. А теперь я была в чужом городе, одна, без друзей и без денег. Права Элен — у всего есть свои последствия. Не следовало уезжать из Сан-Франциско, но вернуться было невозможно и даже написать Элен стыдно. Мне было страшно одиноко, но заводить новых друзей не хотелось. От голода у меня путались мысли, и в этом состоянии я убедила себя, что бедному человеку, который, как я, не знает, когда поест в следующий раз, друзья не по карману.
В июле, пробыв в Лос-Анджелесе пять месяцев, я потеряла сознание на уроке балета.
— Я просто устала, — сказала я маэстро Колмакову, когда открыла глаза и увидела его склонившееся надо мной лицо. Когда ты беден, то стараешься об этом никому не говорить.
— Ты хорошо танцуешь, — сказал маэстро, помогая мне сесть. — Но ты не должна забывать, что тело — это твой инструмент. Ты должна беречь его и заботиться о нем. Если у тебя есть красивая машина, но ты не заливаешь туда бензин, она никуда не поедет. А если ты в свой «линкольн» с откидным верхом зальешь дешевый бензин, то испортишь мотор. Мы с женой и сыновьями живем в четырех кварталах отсюда. Придешь сегодня к нам на ужин, или завтра я тебя на занятия не пушу.
Он ничего не хотел взамен. Я вспомнила, что такое человеческая доброта.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Луна
Август 1940 года — сентябрь 1945 года
Элен. Ветром гонимые
После отъезда Грейс в нашей жизни все быстро изменилось. Я всегда шла вторым номером и ожидала, что меня назначат на место Грейс, но меня опередила Ида, хотя я не расстроилась. Я даже представить себе не могла, что буду каждый вечер носить чайники с чаем и прислуживать сестрам Лим за какие-то пять долларов в неделю. А Руби? Без работы и без Грейс, которая оплачивала половину квартиры, она была вынуждена вернуться к родственникам в Аламеду. Мы как-то раз встретились попить чаю, но все прошло неловко. Я еще несколько месяцев назад заметила, что между Руби и Джо что-то происходит. Это кто угодно мог заметить, как и то, что их отношения не были любовью. Это была страсть, и она осталась в прошлом, бушующее пламя угасло. Для Руби эти отношения не были серьезными, да и для Джо, похоже, тоже.
— Я больше с ним не встречаюсь, — сказала Руби, как будто это могло искупить ее вину. — Осознав боль Грейс, мы не могли продолжать.
Я всегда остерегалась Руби. Из Китая с каждым днем приходили известия одно хуже другого. Эти нелюди, японцы, жгли, грабили и насиловали всё и вся на своем пути. Может быть, жестокость была в крови всех японцев, а значит, и Руби тоже.
— Будь осторожна, ты можешь пострадать, — предупреждал меня Монро.
То, что в результате пострадала Грейс, а не я, заставило меня чувствовать себя каким-то слизняком. Я должна была защитить ее.
— От Грейс нет новостей? — спросила Руби.
— Нет, и я не знаю, как с ней связаться.
Грейс и Руби были похожи на цветки, сорванные ветром. Один цветок держался на чистоте и наивности, а другой — на хитрости и изворотливости. Обе они говорили, что им довелось многое пережить, но я думала по-другому.
Грейс избивал отец, но в мире случались вещи и похуже. Родители Руби пожелали вернуться в Японию — скатертью дорога. В результате Грейс отправилась искать счастья в Голливуд, Руби осталась блистать там, где была, а мне шрамы, оставленные жизнью, придется унести в могилу.
— Я
