Двадцать пять дней на планете обезьянн - Владимир Витвицкий

— У тебя никогда не возникало желания вернуться в детство? — задал вопрос Примат.

— Этого все хоть иногда хотят, — ответила Шимпанзун.

— Завидую их длинным рукавам. Иногда хочется оказаться на их месте и спрятать руки в рукава, уж очень уютный у них вид. А нос в мамой связанный свитер. Такой вот у меня страусиный комплекс, — признался в слабости Примат. — Говорят, секс с нелюбимым приедается, надоедает быстро?

— Мне одна подруга рассказывала, не скажу кто, но ты ее знаешь, как раз об этом, — опять улыбнулась успокаивающей улыбкой Шимпанзун. — У нее как раз нелюбимый, но вполне терпимый муж. Она относится к этому как к спорту, не обращает внимания на нелюбимость. Ты касаешься жестоких для себя вещей, не нужно. И потом, я разве говорила тебе, что не люблю его?

— Что любишь, ты тоже не говорила. Скажи, сейчас подходящий момент.

Над головами снова пролетела чайка и присоединилась к первой, став второй бело-серой точкой на крыше высотки. Они разговорились на своем скрипучем языке.

— К счастью, ты и Мак, вы очень разные, даже внешне — мне повезло. И чувство к тебе и к нему тоже разное. А главное, это то, что я обезьянна, и хочу иметь всегда живого мужа, живого насовсем. И чтобы дети были сыты и счастливы, понимаешь? Это инстинкт материнства, слышал о таком?

— Я понимаю, обезьянна должна думать за двоих — за себя и за детеныша, — теперь уже Примат улыбнулся успокаивающей улыбкой.

— Извини.

— Ничего, и в самом деле — лучше не будить воспоминаний, если это можно так назвать. Ну что же, — он встал с парапета, — прощай, Шимпанзун.

— Прощай, Примат, — она осталась сидеть на холодном камне. — И спасибо тебе за твое спокойствие.

— Я толстокожий, считай, что пока не дошло. Взорвусь потом.

— Я не услышу.

— Я надеюсь. Всего хорошего.

— Всего.

И на этом добром слове почему-то проглянул Олнцес.

Вот таков он, ангел сновидений, любитель покакать спящим на мозги, словно чайка на головы прохожим. Но к счастью утро наступает в независимости от частоты и качества всхлипов, и как намечалось, он оказался рядом с Абызном, в машине, несущейся по дороге и разрезающей яркие осенние сопки.

— Нравится мне наша осень! — крутя баранку, восхищенно воскликнул Абызн. — На югах не такая, жухлее. А здесь цвета — как на рекламе.

— Зато фруктов много и дешево.

— Гриб, вот самый лучший фрукт. Правда? — полуобернулся он к сыновьям.

— Гриб не фрукт, — ответил Семь, а может Восемь.

— Как не фрукт? — не согласился Абызн. — Грибфрукт — так и называется.

— Прошлая осень мне больше нравилась, — буркнул Примат, когда стихли смешки.

— Так! Опять нет настроения и аппетита?

— Хандра, слышал такое слово? Могу я похандрить на мундире у лучшего друга?

— Можешь. А выжимать потом не придется?

— Если только вместе с тобой, остряк.

А за автомобильными стеклами — мелькающее буйство осенних красок. Это из-за воды, из-за вечной мерзлоты, она не уходит вниз и придает сочности уже отмирающим листьям.

— Поехал бы еще куда, развеялся, а то так весь отпуск пройдет, в хандре и мокрых мундирах, — посоветовал другу Абызн. — Отпуск, он ведь раз в году, да и топиться в южном море намного приятнее.

— Был я на южном море, спасибо за совет, — поблагодарил его Примат. — На днях Безьянну видел, на свадьбу ездила. Ну, ты знаешь… Привезла еще одну жирную точку для "и".

— Ты еще долго себя изводить собираешься? — возмутился Абызн. — В наши-то годы давно пора уметь быстро забывать.

— О!.. Однако помнится, не забывается. Фотографии показывала, стервоза… в смысле — добрый человек. Оказывается, дом их рядом с домом Гибнсенов. Ну та мадам, с которой я по Шашлыкии катался. Прямо напротив.

— Война, она разлучница, она такая. А как ты хотел? Ничего, со временем забудется — против законов природы не попрешь. Да и психики тоже. Да ты и сам об этом знаешь.

— Я на это надеюсь.

А как приехали на грибное место, Абызн вручил детям по свистку — чтобы не потерялись, и даже Примату протянул.

— Это жены.

Место и в самом деле оказалось грибным, но они честно отходили часа три, наслаждаясь не столько результатом, сколько собственно процессом. Процесс прекрасен: листья слегка пожелтели, но в них еще остались силы жизни, и они еще крепко держаться на ветках, еще не засыпали землю, не провоцируя грибника к ненужным наклонам. Но на одном из грибов Примат все же обнаружил лист. Рябиновый, не желтый и не красный, а какой-то почернелый, прилипший к слизистой шляпке бодрого гриба. Не обратив особого внимания на лист, Примат срезал гриб и спокойно отправил его в корзину — все равно дома перебирать и чистить. А из кустов вылез пятнистый Абызн и со всей дури выдал длинную трель почти что в самое ухо. Тут же отозвались Семь и Восемь, а Примат покрутил пальцем у виска.

Уже дома, отделив нерассыпавшийся лист от гриба, он удивился такой прочности и не выбросил его, а почему-то отложил в сторону, сентиментально вспомнив, что с подобного, но прошлогоднего и началось его знакомство с Шимпанзун. Помнится, они даже пошутили тогда, что-то насчет ветра из берлоги белого медведя. А позже, сидя в кресле в своей полуспальне-полуспортзале и вертя в руках злополучный рябиновый лист, он не вдруг повернулся к книгам, ясно и осознано выбрав нужный корешок.

А лист такой же, как и тогда, и отложив его в сторону, он открыл атлас и сразу же нашел нужный раздел — Геврония, и нужный город — Хрюхернос. И снова, но уже не во сне, а наяву появилось ощущение полета — он как бы завис над круглой точкой, над явно видимым с высоты несвободного парения городом. Он узнал или вспомнил этот город из сна. Подчиняясь больше предчувствию, чем сознанию, он отыскал область Мармунеза и, измерив прозрачной офицерской линейкой разнокалиберный масштаб, произвел несложный, приблизительный расчет. "Действительно, недалеко" — вспомнил он фразу Шимпанзун и, не удивившись спокойствию мысли, бросил на испорченный несколькими строчками и столбиками цифр белый лист его серо-красного тезку.

26. Семнадцатый день на планете обезьянн.

А на следующий день, в послегрибное воскресенье, они с Абызном подскочили на авторынок, в Мармунез, состоящий из многих рядов контейнеров с запчастями и из линий машин на продажу. Толпы обезьянн наводнили эти ряды и линии, совмещая в своей толкотне несовместимое — спрос и предложение. Абызн сразу же погряз в необходимых для его бывалого автомобиля запчастях, а Примат, приехавший за компанию, отправился к машинам — где-то там, между подержанным и блестящим обитает его знакомый, перегоняющий машины из богатенькой Гевронии в веселенькую Русбандию.