Капкан на охотника - Оксана Семык

Выйдя из автобуса, опять осматриваюсь. Кажется, «хвоста» нет. Расслабляюсь и перестаю озираться по сторонам. Беспечно размахивая сумкой, подхожу к офису и тут останавливаюсь, как вкопанная: у обочины, обращённая «тылом» ко мне стоит белая «девятка». Каким-то шестым чувством я моментально понимаю, что это машина имеет ко мне самое прямое отношение.

Чтобы развеять остатки сомнений я решительным шагом направляюсь прямо к автомобилю. Очевидно, в планы водителя близкое знакомство с мной не входит, потому что машина резко срывается с места. Но я успеваю запомнить её номер прежде, чем она скрывается из виду.

Я хватаюсь за сотовый телефон, пока номер ещё теплится в памяти, и звоню Пашке Шурыгину.

— Паш, ты говорил, что на Наталью Бармину, то есть, Курицыну, записана белая «девятка». Ты мне тогда номер ее не назвал. Ты его, случайно, не помнишь?

— Ну ты даешь! На фига мне такую информацию в мозгах таскать? Все номера курицынских машин у меня на бумажке, бумажка на столе дома, в куче других бумажек. Только я сейчас в командировке в районе. В редакцию вернусь ближе к вечеру, сдам материал — и свободен. Потерпишь?

— Само собой.

— А с чего это тебе этот номер понадобился?

— Сейчас возле издательства меня «пасла» «девятка» О 496 ВК, регион местный.

— Погоди, повтори еще раз. Запишу на всякий случай.

Я снова диктую цифры и буквы.

— Мать, у тебя все в порядке?

— Да как сказать. Если не считать, что Вениамин отбросил сантименты и пообещал меня убить.

— Что? — орет Шурыгин. — Как это получилось?

— Долго рассказывать. Погоди, не кричи так в трубку. Думаю, несколько деньков я еще поживу. Я сейчас пытаюсь затянуть этого гада в переписку.

— Так! Никуда после работы ни ногой! Сразу домой и сиди, жди меня. Вечером, часиков в восемь, я у тебя. Мне нужны все подробности. И никакой переписки с этим уродом! Ты с ума сошла? Нашла, с кем в игры играть! Ты меня поняла?

Я клятвенно обещаю больше никаких писем Вениамину не писать и самой, не посоветовавшись с Шурыгиным, ничего не предпринимать. Только после этого Пашка немного успокаивается и прощается до вечера.

Я влетаю в свой кабинет, торжествуя. Одна маленькая победа одержана: теперь я знаю номер автомобиля этого «охотника». Еще немного — и я буду знать имя владельца.

Еле заставляю себя переключиться на рабочую рутину.

Я ещё вчера закончила правку рукописи Кожина, но сдать не успела. Торжественно вручаю ее Доре Сергеевне, а взамен получаю рукопись научно-фантастической повести. Тружусь над ней весь день без особых приключений: я же обещала Пашке быть паинькой.

Вот и пять часов вечера. Хорошо бы выпросить у начальницы на завтрашний день отгул. Мне нужно время всё обдумать. Так ведь из вредности не даст. Ну ладно. Завтра уже пятница. Потом всё равно выходные, а там и праздники не за горами, — так что у меня все равно получится небольшой отпуск, который мне сейчас просто необходим.

Выйдя из офиса, заворачиваю в универсам поднабрать ещё немного консервов: кто знает, сколько мне ещё надо будет жить на осадном положении?

Чувствуя, что мне не помешало бы какое-нибудь оружие для самообороны, и понимая, что пистолет мне всё равно здесь никто не продаст, заглядываю в отдел «Инструменты».

У меня глаза разбегаются при виде всяких тяжёлых и острых штук, которыми вполне можно отбиться от маньяка. Останавливаюсь на довольно увесистом молотке с деревянной ручкой.

Продавец, молодой парень, с удивлением смотрит, как плотоядно я ухмыляюсь, проверяя, удобно ли молоток лежит в моей руке, и не очень ли тяжело мне им замахиваться.

— Беру, — произношу я, и парень на всякий случай опасливо отодвигается от меня.

Дома я вынимаю из сумки продукты, убираю их в холодильник, затем достаю молоток и, подумав, кладу его на журнальный столик возле дивана — пусть будет под рукой на всякий случай.

Только сейчас я осознаю, что Годзилла вновь не вышла меня встречать. Неужели опять что-то разбила?

Как и в прошлый раз, я обнаруживаю кошку, забившейся глубоко под кресло. Внимательно осматриваю комнату, но не нахожу никаких осколков и других свидетельств хулиганства животного.

Внезапно я замечаю, что верхний ящик моего письменного стола приоткрыт. Но я же хорошо помню, что до конца задвигала его вчера!

Я бросаюсь к ящику. Чего-то здесь не хватает.

Точно! Исчезли письма Вениамина к Агате! Я же вкладывала их в дневник, они еще выглядывали из тетради.

Дневник на месте, писем Вениамина к Агате нет, как и фотки из журнала «Вязание» с датой назначенного Берсеньевой свидания.

В дневнике, как закладка, лежит карандаш. Я его там не оставляла, я точно помню!

Открываю тетрадь. Она заложена на странице с последней записью. Прямо под моими строками, наискосок через всё оставшееся свободным пространство страницы, печатными буквами написано: «Завтра».

Одно только слово, но оно производит на меня впечатление не меньшее, чем «чёрная метка» на пирата.

Я хотела знать, когда убийца нанесёт удар? Пожалуйста.

Он опять верен себе. Он предупреждает заранее.

И опять это слово «завтра», как у всех остальных жертв. Но, в отличие от них, я точно знаю, что оно означает.

Завтра меня придут убивать.

Значит, сегодня он был здесь. Он отпирал и запирал мои двери. Какими ключами? Когда успел снять копии?

Да какая мне теперь разница?

Он был здесь. Он трогал мои вещи. Он читал мой дневник. Он прикидывал, как лучше меня убить. Возможно, он выбирал, чем завтра меня задушит: ведь, судя по криминальной хронике, он никогда не приносил орудие убийства с собой.

Интересно, какой из предметов, окружающих меня, оборвёт завтра мою жизнь? Шнур от телефона? Кухонное полотенце? Всё равно не угадаю.

Сердце моё бешено колотится. Время сжимается для меня в тугую пружину.

Один день.

У меня в запасе всего один день, чтобы вступить в схватку с убийцей и выйти из неё победительницей. Мне нужен новый план действий. Но голова отказывается соображать, парализованная страхом.

Трясущимися руками я набираю Пашкин номер. Он сам подходит к телефону:

— Да.

Какой безмятежный у него голос! Дорого бы я сейчас дала за такое же олимпийское спокойствие в своей душе.

— Паша, это я. Случилось что-то ужасное! Точнее, ещё не случилось, но обязательно случится! Ты можешь ко мне приехать?

— Что, прямо сейчас?

— Да.

— Мы же договорились на восемь? Я еще в редакции.

У меня начинается истерика. Услышав мои завывания и всхлипы, Пашка, очевидно, понимает, что всё очень серьёзно и коротко произносит: