Проходные дворы биографии - Александр Ширвиндт

Принцип сочетания романтизма и реализма, характерный для этой пьесы, получил свое дальнейшее развитие на сцене в постановке режиссеров С.А. Майорова и С.Л. Штейна…

…Герои, с которыми мы знакомимся, отличаются один от другого характером, наклонностями, темпераментом. Но всех их объединяет одно – юношеское вдохновенное горение, непрерывные поиски лучшего и светлого…

Богатый внутренний мир всех этих людей еще ярче выявляется при сопоставлении их с Юрием Лещевым, этим «гордым» отщепенцем в дружном рабочем коллективе. Лещева, красивого хлыща, модного циника и мещанина, подлого, безвольного и отвратительного в этой безвольности, прекрасно играет артист А. Ширвиндт…

Киса моя! Брошенная моя девочка!

20-е число. Вчера был мой день рождения – 25 лет, четверть века, полжизни, если не больше. Если ты будешь читать мое письмо поздно-поздно вечером, поймешь, как это уже грустно и страшно – половина жизни, отпущенной тебе свыше, прошла, половина. Еще столько же (а в общем, ничего), и все, все, все кончится. Погаснет свет, Киса! Мы преступно живем, преступно тратим время. Мы ссоримся с тобой, не находим общего языка. Ты до сих пор не можешь быть моей и целиком раствориться во мне. Что-то пустое и глупое занимает огромный процент в жизни, то, что мы делаем на сцене, – да ну, к черту, все и так ясно.

Изнемогаю здесь от тоски и безвыходности. Люби меня, очень жди, и главное – постарайся сделать так, чтобы нам ничто не мешало в жизни – слишком много мне приходится приспосабливаться и крутиться – хочется дома быть хозяином своих желаний, своей семьи, и главное – ты, ты, моя Кися, слышишь?

Кисонька моя! За последнее время никаких особых событий не произошло. Несколько дней назад приехала Инка Кмит, сыграла Магду в «Завязанных глазах»[42] довольно прилично.

Вчера я, Юрка и Вадька эксплуатировали здешний телецентр как могли. Играли отрывок, читали стихи и басни, говорили текст за кадром про А.А. Дейнеку (оказывается, он великий художник). В общем, мы втроем изобразили целый журнал «Литература и искусство». Обещали заплатить 3 ставки, и до отъезда. Свое рождение не справлял, а пошел к Левке Лосеву (у нас с ним в один день – рождение). Посидели очень скромно и тихо. Было грустно и обидно. Мне подарили грузовик, папку и флакон (пш-пш), а я любил и думал о тебе и о доме и ругал родителей, что родили меня в такое время. Мишка когда-нибудь тоже будет поносить нас за это!

Вчера в театре вывесили списки отъезжающих в Куйбышев. Еду 30-го числа на пароходе, буду 1-го уже в Куйбышеве.

Сегодня 23-е число, осталось 7 дней до отъезда, а там уже пойдет счет легче и быстрее.

Киса! Какой я у тебя умница! Лечу зубы! Поставил уже две пломбы и еще один раз пойду!

На пляж ездим очень редко – замучили концертами. Жара, слава богу, немного спала, и появился ветерочек – можно дышать. Ходил, смотрел по магазинам чего-нибудь интересного – пустота зияющая.

В письме ты обещала мне звонить и не позвонила. Почему? Я плохо сплю, все время прислушиваюсь к телефону.

Живем мы дружно и мирно – втроем клянем театр, окружающих и вместе тоскуем по дому. Ребята передают тебе большой привет и целуют Мишку. Я надеюсь, что ты ждешь и любишь меня. Без этой надежды и уверенности жизнь потеряла бы для меня всякий смысл и интерес.

Твой

P.S. Получил твое письмо. Поблагодари всех, почтивших мою память, и поцелуй страстно. Не понимаю, почему не дозвонилась до меня, жду звонка.

Женушка моя любимая!

Пфчи-пфчи-пфчи – шлепают колеса старой посудины «НовиковПрибой», похожей на пароход из «Волги-Волги». Душный волжский день, даже от реки очень мало прохлады. Сижу в каюте и думаю, думаю о тебе.

Выехали вчера в 6 часов вечера. Как прелестно вечером на пароходе: широченная вода с мелькающими маяками и бесконечными кострами на берегу, равномерное и уютное плюханье колес и музыка, музыка – хорошая и плохая, но здесь приобретающая какой-то странный нереальный колорит и романтическое звучание, исходящее как будто от самой воды.

Сидел на носу, обдуваемый теплым влажным ветром и струями музыки, и до слез было грустно, одиноко и думалось о том, что почему-то всегда в жизни если хорошо, то не до конца, если счастлив, то не целиком. А из пены у носа и колес все время выплывали образы Кисы улыбающейся, Кисы грустной и нежной и чаще всего (почему-то) Кисы беременной, кроткой, счастливой, с аппетитным, каким-то очень невесомым пузом, таким, каким я запомню его на всю жизнь.

А в салоне в этот вечер передавали по телевизору из Саратова закрытие наших гастролей – «Так и будет», – и мы смеялись, что ни уехать, ни улететь, ни даже уплыть от своих невозможно. После 2-го акта чествовали театр – вручали грамоты, цветы. А когда там, на суше, вручали Колеватову грамоты нам, на воде, то мы в салоне хлопали друг другу и жали руки – к величайшему недоумению и радости пароходной публики. Когда же в Саратове произносили фамилию твоего мужа, то без ложной скромности должен тебе сообщить, что овация была намного больше, чем у другой любой фамилии, ведь недаром говорят, что в Саратове театр не прозвучал, а прошел лишь один спектакль – «С завязанными глазами», и один артист – Ширвиндт.

Киса! Духота сгущается – закрыл жалюзи в каюте, а всего только час дня. Большая часть наших уплыла 30-го, мы – 31-го, а последние – 1-го числа. Вадюша поехал 30-го передовым – с наказом вырвать хорошее жилье, посмотрим. Езды – две ночи и день.

Бесконечный соблазн – махнуть с палубы прямо в Волгу, она так заманчива, а здесь так душно и жарко. Конечно, ехать так можно только с тобой и только очень недолго – дня два, максимум три, а то загнешься от скуки и недвижимости. Пойду из комнаты писать на палубу.

Вышел! Хорошо – прохладно, а в каюте – мразь.

Вчера смотрел «Войну и мир». Девочка обворожительна и прелестна до ужаса – Наташа, другой не придумаешь. Мы с мрачным Колычевым даже всплакнули пару раз, да и вообще фильм сделан очень эффектно, со вкусом, большой любовью к материалу и почти ничто не шокирует, пожалуй, кроме подбородочка и рукоприкладства к голым женским местам – мне понравилось.

Впереди виден какой-то город, где будем стоять 1 час. Побежим купаться и покупать помидоры. Очень надеюсь, что по приезде в Куйбышев меня будет ждать твое письмо, а то уже давно ничего не получал.

Ты там не обижай стариков и будь внимательнее, ладно? Поцелуй их очень нежно, прочти что можно из письма и скажи отцу, чтобы не ленился писать письма – делать все равно им нечего.

Твой

Береги Мишку.

Кися! Уже вечер! Высокий берег с церковкой вдали безумно напоминает мне Мышкин и все хорошее, что связано с ним. Помнишь, как мы провожали глазами с нашего сеновала проплывавшие мимо суда с огоньками кают и белизной очертаний, а теперь я из этой каюты смотрю на проплывающие сеновалы. И кто знает, может быть, какая-нибудь влюбленная пара смотрит на мой огонек и мечтает, как и мы с тобой (помнишь?), о чем-то, чего всегда хочется и что редко удается испытать, – о большом, как не помещающееся в груди дыхание на сильном ветру, счастье, о том, которое не здесь, а где-то там проплывает мимо нас, загадочно мигая и соблазнительно намекая на настоящее и именно нам необходимое, – уплывает и оставляет в душе осадок горечи и неудовлетворенности тем кусочком берега, где живем мы, заставляя мечтать и делать чего-то непонятное. А когда стоишь на другом, казалось бы в иной момент, желанном кусочке мира, опять грезится вдали чудный огонек – тот, что нужен только нам и около которого можем быть счастливы. И так вся жизнь, как огонек каюты, мерцает обманчивым огнем неиспытанного и прекрасного – не потому ли, что сами мы не умеем сделать радостным и счастливым свой, пусть несовершенный и скромный, очаг, который зовется семьей, где бы он ни был?

Письмо Наталии Николаевны

2 августа 1959

Кисонька!

Сегодня пришло письмо твоим, где ты пишешь, что гастроли возможны до 1 сентября. Ты что? Еще 5 дней? Я или схожу с ума, или приезжаю к тебе.

У меня почти в каждой долгой разлуке вдруг наступает такой момент, когда больше ждать невозможно. Я устала без тебя, понимаешь, устала и больше не могу. Последние несколько дней мне все кажется, что ты меня зовешь. Сегодня почему-то очень сердито крикнул: «Татка!» И в лесу вдруг вижу тебя, и сердце останавливается на мгновенье. А когда оказывается, что это не ты, становится так плохо, так плохо, что хуже некуда.

Утром просыпаюсь с ощущением счастья, как в детстве. Потом думаю, откуда это чувство, ведь ты еще не скоро приедешь, так не скоро, что еще и помечтать в деталях нельзя о встрече. И становится грустно, очень грустно. И не хочется просыпаться до тебя. Но, Киса, я все равно счастлива, слышишь? Счастлива, несмотря ни на что. Счастлива, потому что люблю тебя. Счастлива, потому что ты любишь. Потому что у нас Мишка. И потому что через месяц мы будем вместе, все время вместе, и не только в сентябре, а всю осень, зиму, весну – каждый день и каждую ночь. Какое это счастье! Такое, что мне не верится.