Урал атакует - Владимир Перемолотов

Костя похолодел. Он уверился, что встретил едкие волчьи глаза головы божка, и резко спрятался за угол, сел на холодную землю и сделал глубокий вздох. Но хозяин неприятного голоса продолжил как ни в чем не бывало:

— Прошмандовку пока для Малька оставим. Пусть мужчиной станет, ептать. Сколько можно дрочить.

И опять все загоготали.

— Ну че, Горец, Малька на разделку, а? — Ровный низкий голос, очевидно, принадлежал соседу Малька.

— Еб…на в рот, боевое крещение, — послышался в начавшемся общем гомоне сиповатый голос молодца в военной куртке.

Затем опять сбавили на полтона.

— Потому что нах все обосрались, — вдруг выделился высокий писклявый голос упыря в накинутом на плечи бушлате. — А меня от человечины прет!

— Может, ты нам шашлычки забацаешь?

И снова непонятные слова.

— Травки забьем, и все ништяк будет, — наконец громко вставил кто‑то.

Костя так и сидел, упершись позвоночником в разлаписто колкие дрова поленницы. Внутри все сжималось от отвращения и тревоги.

«Эти нелюди удерживают в плену какую‑то бабу, — заключил Костя, — а теперь вот еще и Ганю. И что самое противное — они не брезгуют каннибализмом. Хотя странно, вроде бы и трасса недалеко. Есть чем поживиться… По ходу дела, один из них больной на голову, сманил «побаловаться» человечиной других».

Срочно выработать план действий — вот что являлось самой насущной задачей. Костя раскинул мозгами. Если, к примеру, сразу запалить и бросить в них бутылочку бензина, это ни к чему путному не приведет. Это будет очень глупо. Большинство успеет разбежаться, и тогда ему, Косте, беды не миновать. Да и где гарантия, что на данном пионерском слете, на чертовом шабаше, представлено все местное сборище, все благообразное общество деревенского курорта?! Нет никакой гарантии. В любую минуту кто‑нибудь может возникнуть, например, из дома или войти через сплошную высокую калитку. Гораздо разумнее было бы захватить кого‑нибудь одного, то есть языка и выведать побольше информации, что почем, дабы построить диспозицию.

Странное дело, страх куда‑то улетучился, отметил про себя Костя. Поначалу он боялся, особенно когда впервые услышал их речь, но теперь испытывал лишь омерзение и ненависть, какие бывают по отношению к крысам.

И тут сам его величество случай помог Косте.

Главаря, несомненно, величали Горцем — тот мужичок с головой божка и хриплым голосом. И вот Горец приказал Мальку:

— Бл.„, костер тухнет. Эй, Малек, давай мухой сгоняй к сараю за дровишками. А то что‑то зябну я. Погреться надоть.

Костя вздрогнул от неожиданности. Он выпрямился и выглянул одним глазом из‑за амбара.

Малек нехотя поднялся с места и, подзуживаемый товарищами, чуть прыгающей походкой двинулся прямо в сторону Муконина. Уши дурацкого кожаного шлема стали болтаться на ходу, точно обвислые локаторы у глупой собачонки.

Костя выставил пистолет, напрягся. Душа его возликовала. Ее переполнил азарт охотника. Дичь сама шла в руки. Костя вжался боком в поленницу. Он почувствовал, как вздымается грудь от возбужденных ударов сердца.

Когда парень появился из‑за угла, Костя направил пистолет ему в лицо и приложил к губам свободный указательный палец.

Мгновение пустоватые серые глаза округлялись, наполняясь страхом, и открывался тонкогубый безвольный рот, показывая прореженные желтые зубы. Но Костя ударил левой под дых, и Малек согнулся — глаза навыкате, и захрипел. В следующую секунду Костя захватил найденыша правой рукой за тонкую шею, перекрыл свободной ладонью глотку и потянул к прорехе в заборе. Малек, воняющий плесенью, стал послушно перебирать ногами. Ай, молодец, податливый, удобный пацан! Лучшего языка и не придумаешь. Со двора послышался беззаботный хохот.

За забором Костя еще огрел Малька по ушам, чтобы слегка оглушить, взвалил на плечи и потащил сквозь заросли ивы к первому пустующему двору. Жертва оказалась на удивление легкой — кожа да кости. «Видать, на самом деле туго у вас здесь со жратвой. Впрочем, оно и понятно», — пробормотал про себя Костя.

В уже знакомом сарае Муконин бросил молокососа на пол, прислонил к стене. Паренек совсем сдулся. Веки были прикрыты. Костя нанес несколько пощечин. Серые глаза открылись, и в них опять появился страх.

— Не боись, не убью, — тихо сказал Костя.

— Ты кто, мужик, ты кто? Ты чего хочешь? — Малек заерзал, голос его задрожал.

— Сиди спокойно, парень, не дергайся. Ответишь на мои вопросы, и я оставлю тебя в живых. — Костя помаячил пистолетом под носом у Малька.

— Бля, какие еще вопросы? Я ниче не знаю, я тут не при делах!

Костя легонько стукнул его в темечко пистолетом, толстый шлем слегка амортизировал. Малек заглох, на щеке проступила слеза.

— Я говорю, отвечай, и все, понял?

Парень послушно кивнул, моргнув.

— Сколько вас, тварей, обитает в деревне?

— Девять человек.

— А где еще трое?

— Васек и Гремлин в доме дрыхнут, с глубокого бодуна. А Черемка на посту сидит.

— У, блин, дебилы, у вас еще и пост имеется! Где он?

— Первый дом на улице. С другого конца.

— Так, понятно. Кто вы такие, мать вашу, кто вообще все вы?

— Да кто попало. — Малек пожал плечами. От испуга он выкладывал все как на духу, и это Косте очень нравилось. — В основном с города, ну и так, до кучи. Горец, он бывший зэк, раньше на зоне сидел, а потом все с зоны разбежались, ментов перебили и разлетелись. Он у нас из старожилов. Паха и Ганс из военной части, которую расформировали. А Нарик и Гриня недавно к нам прибились. Были и еще люди, но они ушли.

— Так, ясно. Где раненый длинноволосый мужчина?

— А, так ты его ищешь? Он в доме лежит, на полу, связанный.

— Кто его доставил в поселок?

— Нарик и Гриня. Черемка по рации передал, что тачка проехала. Тогда Нарик и Гриня снарядились и за ней погнали.

Еще Костя расспросил, кто такие Нарик и Гриня? Выяснилось, что Нарик — это парень, сидевший у костра рядом с Мальком, по левую руку Горца, а Гриня — тот самый писклявый тип, сидевший спиной к сараю, в накинутом на плечи бушлате.

Все необходимое Костя выведал. Медлить было больше нельзя. Он связал Мальку руки и ноги подручным тряпьем и наказал сидеть тихо и не рыпаться. После чего Костя вышел из хозблока и закрыл дверь снаружи на засов.

Уже проторенным путем Муконин двинулся обратно.

За оградой облюбованного шайкой двора кто‑то копошился. Костя остановился и притаился. Бесшумно достал шоферский ножичек. Подкрался поближе, стараясь не шуршать ветками, что было очень трудно сделать. Тягучая ива предательски становилась на пути.

Но абориген пребывал во хмелю и шороха не заметил. Он только что опустошил мочевой пузырь, застегнул ширинку и заорал сиповатым заторможенным голосом:

— Малек, еб…на в рот, ты куда делся, придурок?!

Это был один из бывших срочников, то ли Ганс, то ли Паха, — Костя определил по распахнутой телогрейке цвета хаки со следами от погон.

Между раздвинутыми бортами куртки показались разодранная серая футболка и частичка волосатой груди.

Костя смело шагнул вперед. Между ними осталось метра полтора. Ганс–Паха услышал, наконец, телодвижения Кости и повернул голову. Поглупевшие от сивухи, детские глаза выразили нечто вроде удивления, густые белесые брови превратились в крючки вопросительных знаков. Из ноздрей Ганса–Пахи, как у коровы, вылетел пар. Карие глаза медленно перевели взгляд на руку Кости с выставленным ножичком, но было уже поздно.

Костя ступил вперед, вплотную к подонку, и что есть мочи вонзил нож под сердце, сквозь серую футболку. Ганс–Паха издал нечеловеческий хрип, кровь брызнула на косой штакетник забора. Костя, не заглядывая ему в глаза, отступил. Парень припал на колени и клюнул носом, завалился, примяв маленький тугой куст.

— Сам придурок, — бросил Костя, сглотнув тошнотворную волну. Последний и первый раз он зарезал человека в схватке с мародерами накануне образования УНР.

«Теперь их только семеро. Причем двое спят, а один не близко. Остается: раз, два, три и главарь — всего четыре реальных угрозы. Вдвое меньше основного состава. Уже лучше», — посчитал Костя в уме.

Пробравшись в дырку в заборе, он прислонился к поленнице и прислушался.

— Что‑то и Ганс не возвращается, а, Горец? Может, я пойду погляжу? — говорил низкий голос, наверняка принадлежащий Пахе (теперь стало понятно кто есть кто).

Костя подглядел.

Около увядающего костра сидели только трое: Горец почти в прежней позе, Паха в армейской куртке цвета хаки и Гриня с накинутым на плечи бушлатом. А Нарик куда‑то запропастился.

— Да подожди ты, — вожак отозвался на слова Пахи, как будто отмахнулся от назойливой мухи. — Тут что‑то неладно. Берите ружья, сходите вместе.

Паха дернулся с места и довольно бодро подошел к крыльцу. Откуда‑то он вытащил там автомат, предположительно АК-74. В это время Гриня тоже поднялся и, покачиваясь, зашел в дом. Горец остался сидеть на месте.