Робинзон Крузо - Даниэль Дефо

– Но, – прибавил он, – если вы поможете мне отобрать у пиратов мой корабль, тогда начальник острова, принимая во внимание, что вы добровольно послужили правому делу, постарается испросить вам прощение.

Нетрудно догадаться, с каким восторгом приняли эти люди его предложение.

Они упали перед капитаном на колени и клялись, что будут драться за него до последней капли крови, что, если он исходатайствует им прощение, они будут всю свою жизнь считать себя его неоплатными должниками, пойдут за ним хоть на край света и будут чтить его, как родного отца.

– Отлично, – сказал капитан, – обо всем этом я доложу начальнику острова и, со своей стороны, буду просить, чтобы он помиловал вас.

Затем он вернулся ко мне, отдал мне подробный отчет о своем разговоре с матросами и прибавил, что, по его убеждению, мы можем вполне положиться на этих людей.

Но я был того мнения, что осторожность никогда не мешает, и поэтому сказал капитану:

– Вот что мы сделаем: мы возьмем пока только пятерых. Пусть не думают, что мы нуждаемся в людях. Подите и скажите им, что хотя у нас довольно людей, но, так и быть, мы возьмем пятерых на испытание; остальные же двое вместе с теми тремя, что сидят в крепости (то есть в моем подземелье), будут оставлены начальником острова в качестве заложников, и, если товарищи их, которые примут участие в наших боях, изменят своей клятве и присяге, все пятеро заложников будут повешены.

Это была крайне суровая мера. Когда капитан передал пленникам мой ответ, они поняли, что с начальником острова шутки плохи. И, конечно, им осталось одно: принять мои условия.

Заложники к тому же стали горячо убеждать своих освобожденных товарищей, чтобы те не изменили капитану.

Вот полный состав нашей армии накануне великого сражения:

во-первых, капитан, его помощник и пассажир;

во-вторых, двое пленных, освобожденных по ручательству капитана;

в-третьих, еще двое – те, что сидели в моем шалаше (теперь, по настоянию капитана, им тоже предоставили свободу);

в-четвертых, те пятеро из второй партии, которых мы освободили позже всех;

итого двенадцать человек, кроме тех пятерых, которые оставались в моем подземелье заложниками.

Я спросил капитана, находит ли он возможным напасть на корабль с такими малыми силами. Мне и Пятнице было невозможно отлучиться: у нас на руках оставалось семь человек, которых мы должны были стеречь и кормить. Пятерым заложникам, посаженным в пещеру, я решил не давать никаких послаблений. Два раза в день Пятница носил им еду и питье и сам кормил их, так как мы даже не развязали им рук. Остальным же мы предоставили некоторую свободу.

Этим двоим я решил наконец показаться. Я пришел к ним вместе с капитаном. Он сказал им, что я – доверенное лицо начальника острова, который поручил мне надзор за военнопленными, поэтому они не имеют права никуда отлучаться без моего разрешения, и при первой же попытке к ослушанию их закуют в кандалы и посадят в губернаторскую крепость.

С этого времени я ни разу не показывался пленным в качестве начальника острова, а всегда как его доверенное лицо, причем всякий раз упоминал о начальнике, о гарнизоне, о пушках, о крепости.

Теперь оставалось только приготовиться к предстоящему бою: основательно починить обе лодки, оснастить их и назначить команду для каждой. Все эти хлопоты я возложил на капитана.

Он назначил командиром шлюпки своего пассажира и дал ему четырех человек; сам же капитан, его помощник и с ними пятеро матросов составляли экипаж баркаса.

Капитан утверждал (вполне справедливо), что лучше всего подойти к кораблю в темноте, и в ближайший же вечер отчалил от берега.

Когда около полуночи на корабле услыхали плеск весел и, по морскому обычаю, окликнули шлюпку, капитан приказал Джимми Рою, чтобы он один подал голос, а всем остальным велел молчать.

Джимми Рой крикнул, что он привез всех матросов, но запоздал, потому что пришлось долго разыскивать их, а затем стал пространно рассказывать разные небылицы подобного рода.

Пока он болтал таким образом, баркас и шлюпка причалили к борту.

Капитан и его помощник первые вскочили на палубу с оружием в руках и тотчас же сшибли с ног ударами прикладов двух пиратов, которые, ничего не подозревая, вышли им навстречу; оказалось, что это корабельный плотник и второй помощник капитана, перешедшие на сторону пиратов.

Весь капитанский отряд действовал дружно и храбро. Все матросы, находившиеся на палубе, были схвачены, после чего капитан приказал запереть люки, чтобы всех остальных задержать внизу. Тем временем подоспели командир и матросы второй шлюпки; они заняли ход в корабельную кухню и взяли в плен еще трех человек.

Когда на палубе и на шканцах[28] уже не осталось ни одного врага, капитан приказал своему помощнику взять трех человек из команды и пойти взломать дверь главной каюты, где при первых же звуках тревоги заперся новый капитан, выбранный пиратами, и с ним два матроса да юнга.

Они успели захватить с собой оружие, так что, когда помощник капитана со своими людьми высадил дверь каюты, их встретили выстрелами. Помощнику раздробили руку мушкетной пулей, два матроса тоже оказались ранеными, но никто не был убит.

Помощник капитана крикнул: «На помощь!» Не обращая внимания на свою тяжелую рану, он ворвался в каюту с пистолетом в руке и прострелил новому капитану голову. Тот свалился, не сказав ни слова: пуля угодила ему в рот. После этого остальные сдались без боя, так что больше не было пролито ни одной капли крови.

Как только капитан стал хозяином своего корабля, он приказал произвести семь пушечных выстрелов. Это был условный сигнал, которым он дал мне знать об успешном окончании дела. В ожидании этого сигнала я просидел на берегу часа два и был несказанно рад, когда услышал его.

С успокоенным сердцем я тотчас же вернулся домой, лег и мгновенно уснул, так как был весьма утомлен тревогами этого дня.

Меня разбудил новый выстрел. Я вскочил и услышал, что кто-то зовет меня:

– Начальник! Начальник!

Я сейчас же узнал голос капитана. Он стоял над моей крепостью, на холме. Я схватил лестницу и поднялся к нему. Он обнял меня и сказал, указывая на море:

– Мой дорогой друг! Мой избавитель! Вот ваш корабль. Он ваш, и все, что на нем, тоже ваше! И все мы, начиная с капитана, тоже ваши!

Мой взгляд обратился в ту сторону, куда он указывал: корабль стоял уже на другом месте, меньше чем в полумиле от берега.

Оказалось, что, покончив с пиратами, мой друг капитан тотчас же приказал сняться с якоря и, пользуясь попутным ветерком подошел к той бухте, где я когда-то причаливал со своими плотами; затем, дождавшись прилива, он на ялике вошел в бухту и поспешил ко мне сообщить, что его корабль находится, так сказать, у моих дверей.

От этой нечаянной радости я едва не лишился чувств. Ведь я воочию увидел свою долгожданную свободу! Она была здесь, у меня в руках! К моим услугам был большой корабль, готовый везти меня, куда я захочу.

Я до того обрадовался, что в первое мгновенье не мог ответить капитану ни слова и упал бы на землю, если бы он не поддержал меня.

Заметив, что я совсем обессилел от внезапного счастья, он вытащил из кармана склянку с каким-то лекарством, которое захватил для меня. Отхлебнув глоток, я тихо опустился на землю. И, хотя сознание вернулось ко мне, все же я долго не мог заговорить.

Бедный капитан был взволнован не меньше меня. Чтобы вернуть мне мои душевные силы, он шептал мне тысячи нежных и ласковых слов. Но грудь моя была переполнена нахлынувшим счастьем, и я плохо понимал, что он говорит. Наконец я заплакал от радости, и только после этого способность речи вернулась ко мне. Тут я, в свою очередь, обнял моего нового друга и от всего сердца поздравил его. Мы оба ликовали и радовались.

Когда же мы немного пришли в себя, капитан сказал мне, что привез для меня кое-какие вещи, которые, к счастью, не успели расхитить злодеи, так долго хозяйничавшие на его корабле.

– Мне кажется, что эти вещи будут не совсем бесполезны для вас, – сказал капитан.

Он крикнул своим матросам, оставшимся в лодке:

– Эй, тащите сюда тюки, которые мы привезли для начальника острова!

Это был поистине богатый подарок: капитан привез мне так много всевозможных вещей, как будто я собирался остаться на острове до конца своей жизни.

В тюках оказалось: двенадцать огромных кусков солонины, шесть окороков ветчины, мешок гороха, около ста фунтов сухарей. Он привез мне также ящик сахару, ящик муки, мешок лимонов и две бутылки лимонного сока.

Но, конечно, в тысячу раз нужнее была для меня одежда. И потому я чрезвычайно обрадовался, когда оказалось, что мой друг капитан привез мне полдюжины новых, совершенно чистых рубах, шесть очень хороших шейных платков, две пары перчаток, шляпу, башмаки, чулки и отличный, совсем новый костюм со своего плеча, – словом, он одел меня с головы до ног.