Карты Люцифера - Алексей Атеев

Однако Артем уже понял, как нужно разговаривать с этой теткой.

– Другого раза может и не быть, – веско заявил он. – У меня, знаете ли, договор, сроки… Время поджимает. Нужно увидеться и переговорить с десятками людей… Если сегодня не получится, то, как ни печально, встреча может не состояться никогда. А жаль! Мой генерал очень тепло отзывался о Марке Соломоновиче. И хотел бы упомянуть его в своих мемуарах.

– Тогда конечно… Только мне нужно собрать кое-какие вещи, а потом заглянуть в продуктовый.

– Естественно, не с пустыми же руками ехать.

Пока Вера Соломоновна собиралась в дорогу, Артем сидел на скамейке у подъезда и обдумывал ситуацию. Она сказала, что брат психически болен. Тогда почему он не в Кащенко? Живет в какой-то глуши. Интересно, где он хранит карты? Да и у него ли они? Наверняка эта суетливая тетка знает про них. Но в лоб не спросишь, сразу все поймет. Хотя, с другой стороны, может быть, она и поможет. Кажется, деньги любит, несколько раз интересовалась доходами. Нет, пока не стоит. Только вызовешь ненужные подозрения.

Из подъезда вышла сестра Цесарского. Несмотря на прохладную погоду, она была облачена в просторное полупрозрачное платье и широкополую соломенную шляпу с кокетливыми ленточками. В руках она держала большую плетеную корзину. Артем невольно улыбнулся. Женщина, видимо, восприняла его улыбку как проявление восторга от ее наряда.

– Где ваш автомобиль? – спросила она весело.

Артем показал.

– Ах, даже «Волга»! – Она приблизилась к машине. – Да тут собака!

Пес развалился на заднем сиденье и похрапывал.

– А она не укусит? Я боюсь собак.

– Что вы, добрейшее существо. Наверное, слышали про сенбернаров, которые спасают путников, заблудившихся в снегах. Их в Москве всего-то двенадцать штук. У швейцарского посла, у министра иностранных дел товарища Громыко, у поэта Евтушенко, ну и еще там… у нескольких маршалов и космонавтов.

– Ах, обожаю Евтушенко!

– Ну так поехали?

– До гастронома.

– А дальше куда?

– До Сходни. А потом в сторону Клязьмы…

Артем прикинул: далековато. На лице его отразилось некоторое недовольство, но Вера Соломоновна, как видно, решила навестить брата во что бы то ни стало, уж коли согласилась.

– Вы не волнуйтесь, – залепетала она, – туда идет отличная дорога. Я даже один раз на такси ездила.

В магазине были куплены продукты, и машина покатила на поиски сумасшедшего хирурга. Похоже, престижное авто и наличие собаки, которой владеют исключительно поэты и космонавты, расположили Веру Соломоновну к человеку, которого она видела первый раз в жизни.

– Марик, он замечательный, – стала рассказывать она о брате, – а какой хирург! Как говорится, милостью божьей! Вот только судьба у него неудачная. Кривая какая-то… Приехал с войны, женился, родилась дочь… А потом началось… – Она сделала многозначительную паузу.

– Что началось? – спросил Артем.

– Заболел. Может, причиной фронтовые ранения. Под Сталинградом их госпиталь под бомбежку попал. Контузило его сильно… Так вот. Приехал с войны, устроился по специальности в Склифосовского. Все вроде нормально. На работе хвалят. Дом – полная чаша. Я тогда с ними не жила. Как попала в эвакуацию в Свердловск, так там и обосновалась. В Запорожье никого не осталось, дом разрушило во время боев. Но раз в год обязательно приезжала в Москву. Смотрю на Марика и замечаю в нем странности. И жена его Люся тоже все твердит: чудной он какой-то.

– В чем же эти странности проявлялись?

– Мистикой увлекся. В наше-то время! Хотя, возможно, это у него наследственное. Среди наших предков было много раввинов. Так вот. Начал ходить в синагогу, со стариками, которые Талмуд как свои пять пальцев знают, общаться. Не то чтобы стал уж очень религиозным, а именно в мистику ударился. Каббалу[18] давай изучать… Ну, и тому подобное. А времена были не приведи господь. Козни Амановы,[19] одним словом. Естественно, о его увлечениях стало известно начальству. Правда, он беспартийный… Короче говоря, выгнали его с треском из Склифосовского. И вот что интересно. С войны он привез карты. Так буквально каждый вечер сидит и раскладывает этими картами пасьянс. А потом вещает, что должно случиться. С ним, с другими… Это потом мне его супруга рассказала. Так, Марик сообщил о предстоящем изгнании из Склифа, о том, что жена от него уйдет… Впрочем, это и без карт было ясно. Но он предсказывал многие события, при простом упоминании о которых волосы становились дыбом. Собственно, поэтому Люся от него и ушла. Страшно стало. Вот-вот могли арестовать. Так, Марик назвал точный день смерти товарища Сталина… Представляете?!

– Как же его не посадили? – изумился Артем.

– Один господь ведает. Когда его выгнали, он устроился в морг при Второй градской… Даже не патологоанатомом, а санитаром. Квартиру эту, где вы только что были, он получил, еще работая в Склифосовского. После пятьдесят третьего я к нему перебралась. Ну а дальше и вовсе пошло… В своем морге он начал чудеса вытворять. Мертвых, как говорили, оживлять пытался. Ну, конечно, в Кащенко отвезли. Вышел через полгода… Зачем я все это постороннему человеку рассказываю, и сама не знаю. Выговориться, наверное, хочется. Вам, я думаю, не слишком интересна моя болтовня?

– Нет, очень даже интересна, – совершенно искренне ответил Артем. Особенно его заинтриговало упоминание о картах. Причем опять в том же контексте. У человека, ими владеющего, появляется способность к предвидению. Соболев о подобном рассказывал, а теперь эта еврейка… Что же за карты такие волшебные?

– Гонения кончились, все нормальные люди вернулись на свои места, а Марик продолжал скитаться: то морг, то Кащенко. Неприкаянная душа! В конце концов дали вторую группу инвалидности. А лет шесть назад у него появился домишко в сельской местности. Собственно, не совсем в сельской. Там – дачный кооператив… «Memento mori»[20] называется. Медицинские работники от трудов праведных отдыхают. Вот Марик в этом «Моменте» вроде сторожа и завхоза одновременно. Хотя дом – собственный. Не бог весть что, но принадлежит Марику. Друзья его постарались, светила медицинские. Деньгами и материалами помогли. Круглый год там живет.

– А как же синагога?

Она засмеялась:

– Он, знаете ли, переменил религиозные воззрения.

– Неужели?