Флэшбэк - Дэн Симмонс

— Они чуть было не включили Австралию в так называемую сферу взаимного процветания, и непременно сделали бы это, если бы не сражение у Мидуэя, — объяснил Леонард, но замолчал, встретившись с пустым взглядом внука. Вэл много читал, но не любил историю — хотя должен был бы любить, по мнению его деда. Впрочем, ее не любили большинство старшеклассников в эпоху, когда школьные программы составлялись по указаниям политиков из соображений «целесообразности», и от Вэла не требовали датировать, скажем, Гражданскую войну с точностью до ста лет.

Может быть, Вэл сбежал, опасаясь призыва? Леонард знал, что десятки тысяч американцев накануне семнадцатилетия пускались в бега.

Но ему оставалось еще одиннадцать месяцев. И уж конечно, Вэл не настолько боялся призыва и заморских сражений, чтобы так бездумно убегать сейчас.

Словно комментируя мысли Леонарда, двадцатичетырехчасовой новостной канал, который бормотал что-то на заднем плане (основной спутниковый пакет включал более шестидесяти каналов — почти на любой политический вкус), сообщил, что «Силы Объединенных Наций» после «ожесточенных боев с мятежниками, подчиняющимися китайскому вождю Люфэй Чжунчжэну», заняли город Ланьшань. Леонард понятия не имел, где находится Ланьшань, и у него не было ни малейшего желания задавать этот вопрос телефону-компьютеру. Все это не имело значения. Перед его мысленным взором вдруг возник мальчишка, родившийся лет за двадцать до него, накануне Второй мировой (Вэл знал лишь, что «это была большая война, которая велась лет сто назад»), который передвигает флажки на настенной карте по мере того, как идут сражения и силы американцев и союзников приближаются к Берлину или Токио.

Термин «Силы Объединенных Наций» — об их операциях в Китае теперь неизменно сообщалось в новостях — означал попросту «американские силы». Индия, Япония и Группа пяти настолько прочно доминировали в расширенном Совете Безопасности, что решения в ООН принимались без малейшей угрозы вето. Если же речь шла о Балканах, Африке или Карибском бассейне, то Леонард знал: «Силы Объединенных Наций» — это русские, которые, подобно американцам, пытаются заработать твердую валюту, сдавая внаем свою армию.

Леонард вздохнул и переложил маленький телефон из одной руки в другую. Он понял, что прибегает к уверткам на научный манер: уходит от забот и страхов реального мира, не говоря уже о необходимости быстрого принятия решений, к туманным историческим аналогиям и абстракциям. Было уже почти десять вечера. Придется звонить отцу Вэла в Денвер. Другого выбора не оставалось. Может быть, мальчик ранен, похищен или убит… лежит где-нибудь в канаве, в одном из огороженных кварталов, разрушенных землетрясением и так и не восстановленных, близ старого шоссе. Именно в таких местах любили ошиваться флэшбанды вроде той, в которой состоял Вэл.

Леонард понял: сейчас он впервые признался себе, что Вэл почти наверняка входит во флэшбанду. Вздохнув еще раз, он поднял телефон, чтобы набрать номер Ника Боттома.

Вэл ввалился в комнату, источая запах бензина и чего-то более едкого, терпкого — пороха? Кордита? Даже не посмотрев на деда, он сразу прошел в свою комнату. Сквозь запертую дверь до Леонарда донеслись оглушительные звуки, издаваемые рок-группой «Дескалт».

Леонард сердито направился к двери и поднял кулак, собираясь постучать, но остановился. Что нового он сумеет сказать парню? Какой новый ультиматум сможет предъявить?

Леонард вернулся в свой кабинет и сел в конусе слабого света от настольной лампы, которая одна горела в комнате.

Завтра он отправится к Эмилио. А пока можно лишь надеяться, что Вэла и его дружков арестуют за какое-нибудь незначительное правонарушение. Это будет в первый раз, а поскольку Вэл еще подросток, лос-анджелесская полиция вживит ему датчик, и Леонарду не придется платить ни за датчик, ни за программное обеспечение.

Ему было стыдно за эти мысли и желания. Но все же он считал, что так было бы лучше.

Четверг

Утром Вэл ушел в школу, после чего Леонард отправился к Эмилио. Он взял с собой все свои накопления, уложив их в курьерскую сумку, которую перекинул через плечо.

Леонард поехал на велосипеде на юго-восток от Эхо-парка к Центру временного содержания на стадионе «Доджер», затем под Пасаденским шоссе туда, где Сансет-бульвар переходил в Сесар-Чавес-авеню. Путь лежал через полутрущобные районы, и Леонард был уверен, что у него отнимут велосипед и сумку с более чем миллионом новых долларов. Чем старше становился профессор Джордж Леонард Фокс, тем сильнее он преисполнялся уверенности, что единственного подлинного бога зовут Сука-ирония.

Пока он ехал на восток, никто его не ограбил. Часам к девяти он был уже на прежней Юнион-стейшн.[47] Леонард любил это место. Как-то раз он со своей дочерью Дарой провел два выходных, просматривая старые фильмы — в основном тридцатых, сороковых, пятидесятых годов, главные сцены которых снимались на Юнион-стейшн. Затем он направился на юг под заброшенным участком 101-го шоссе. Для сентября было довольно жарко, и когда Леонард добрался до первого блокпоста — в том месте, где Санта-Фе-авеню пересекалась с 4-й Восточной улицей, — белая рубашка на нем вымокла от пота.

4-я Восточная была перекрыта. По обеим сторонам улицы висели большие зелено-бело-красные триколоры Нуэво-Мексико. В отличие от флага Соединенных Штатов Мексики, созданного в 1968 году, орел в центре здесь не сражался со змеей и был изображен анфас. Его венчала корона. Эмилио как-то объяснил Леонарду, что за основу в этом случае взяли флаг первой Мексиканской империи 1821 года. Однако новый орел был настолько стилизованным, что скорее напоминал Леонарду орла эпохи Нового курса Рузвельта или — еще более зловещий вариант — стилизованного нацистского орла.

Времени, чтобы рассмотреть флаги, у него не оказалось. Из-за постоянных баррикад вышли люди с автоматами.

— ¿Qué quieres, viejo?[48]

Профессору Джорджу Леонарду Фоксу не понравилось обращение «старик», но он предъявил визитку, которую ему дал Эмилио, и ответил, скрывая дрожь в голосе:

— Exijo que те lleven a la casa de Gabriel Fernández y Figueroa.[49]

Вероятно, ему не следовало употреблять такой сильный глагол, как «требовать», но было уже слишком поздно. Один из латинов засмеялся, но тот, первый, показал ему визитку, и он замолчал.

— ¿Por qué quieres ver a Don Fernández у Figueroa, gringo viejo?[50]

Леонард устал от издевок и оскорблений.

— Проводите меня туда, — сказал он по-английски. — Дон Фернандес-и-Фигероа ждет меня.