Твой демон зла. Поединок - Сергей Волков

В кабине тепловоза было тепло и сильно накурено – машинист, пожилой, седоволосый и седоусый, курил ядреную «Приму» одну за другой, изредка поглядывал на спящую женщину, вздыхал и снова делал глубокую затяжку.

Его напарник, мужичок лет тридцати, сидел сбоку, у светящегося красным электротэна, и вглядывался в непроглядную темень за окном. Потом он повернулся к машинисту:

– Егорыч! Может, я чего-то не понимаю, но объясни мне, как такое вообще может быть, на фиг? Что бы молодая девка ночью, одна шаталась по лесу, да еще тут – тут же ни хрена нету, ни деревни, ни поселка на двести километров!

Машинист затушил окурок, сплюнул в угол кабины, нахмурил брови и нехотя ответил:

– Боюсь я, не договаривает она чего-то! Ты это, вот что: не вейся вокруг нее, как уж, а то начал: «Ах, прекрасная незнакомка, вы явились, чтобы скрасить одиночество нашей поездки!» Тьфу, кобель!

– А что такого-то? – ухмыльнулся молодой: – Раз поезд остановила, значит должна… Ну, мы же чуть из графика из-за нее не выбились! А могли бы вообще, аварию устроить. Дело-то такое… Ха-ха!

Машинист молча показал напарнику красный, волосатый кулак, размером с кочан капусты, потом тихо пояснил:

– На сносях она! Думаю, пятый месяц уже!

– Иди ты… – удивился молодой, покосился на спящую Катю: – Да ну! Не видно же ничего!..

– Вот тебе и «Да ну!», трепач! Вырасти сперва пятерых, как я, потом спорить будем. И погляди потом – у нее рука порезана, а махала она нам не флажком, а тряпицей какой-то, красной. Я думаю, в крови она эту тряпицу вывозила, молодец, сообразила! Приедем в Вожегу, ты сразу чеши к Красикову, ну, слева от диспетчера сидит, знаешь?

– Это к менту что ли?

– Ну. Скажешь, так мол и так, вот такие дела. А я ее покараулю, чтобы с перепугу не наделала чего…

– Так ты думаешь, Егорыч, что она – беглая?

– Красиков пусть разбирается, кто она и откуда… Не верю я, чтобы баба, да еще в положении, через здешние леса к железки вышла вот так, без еды и одежонки нормальной. Отсюда до ближайшей зоны – километров триста. Да и не похожа она на зечку… Думаю я, выкинули ее из поезда, и дело это – уголовное! Она, вишь, как в тепле оказалась, сразу сомлела да уснула, значит намерзлась, а беременной это точно не хорошо… Давай-ка, сгоноши-ка чего-нибудь похавать, супчик какой никакой, чайку вскипяти. До Вожеги еще полтора часа, может, проснется, так есть захочет!

Молодой напарник машиниста ушел в заднюю, закабинную каморку, где имелась небольшая электроплитка, а сам машинист еще долго рассуждал сам с собой о наступивших неправильных временах, когда посреди России по чащобам бродят ночами молодые беременные бабы…

Катя спала, и впервые за последнюю неделю ей было спокойно и надежно – это чувство появилось у нее тогда, когда она, еле цепляясь ослабевшими руками за поручни, взобралась в кабину тепловоза, и седой машинист, поглядев на нее суровым, и в то же время добрым взглядом, усадил на скамейку, и сказал: «Отдыхайте, девушка! Разговоры потом будем разговаривать!»

И Катя сразу же уснула, сидя, прислонившись спиной к железной, подрагивающей стенке кабины. Она не почувствовала, как с нее, спящей, осторожно сняли тулуп, как ее уложили и заботливо укрыли. Ей снился бесконечный лес, бесконечный снег, и рыжие собаки, сидящие под деревьями.

Поезд, грохоча и покачиваясь, приближался к станции Вожега…

Я брел через лес, падал, с трудом вставал, хватаясь за ветки, и снова шел. Бок кровоточил, и после каждого падения на снегу оставался кровавый отпечаток. Направление я потерять не боялся, потому что шел по своим собственным следам. Гораздо больше меня страшило другое – голова кружилась, действие промедола закончилось и рана вновь налилась нестерпимой болью.

К вертолету я вышел почти через час – «восьмерка» по прежнему стояла по брюхо в снегу, мигал над кабиной красный огонек, а рядом с вертолетом о чем-то разговаривали трое. Я сперва решил, что мне почудилось – вертолетчиков должно было быть двое, откуда третий?

Потом я понял – Хосы вернулся раньше меня, хотя ему и пришлось делать по чащобе изрядный крюк. Руслан Кимович засек мою шатающуюся фигуру за сотню шагов до вертолета, поспешил навстречу:

– Вот и Сергей! Ну, что? Почему один?! Э-э, да ты ранен! Быстро – в вертолет! Мужики, помогите…

Меня затащили в салон, уложили на низкий оранжевый топливный бак и я вдруг как-то сразу расслабился, проваливаясь в звенящую пустоту. Глухо, словно из-за перегородки, долетали до меня голоса вертолетчиков и Хосы:

– Аптечка есть? – это Руслан Кимович.

– Держите! Взлетаем? – краснолицый вертолетчик.

– Да. – снова Хосы.

– Ох, и попадем мы с вами, мужики!.. Знали бы, что вы тут устроите, ни за что бы не полетели, хоть и замминистра приказал! – это, видимо, другой вертолетчик.

Заворчали турбины, зашелестел разрезаемый винтом воздух, Я почувствовал, как вертолет мелко затрясся, завибрировал, готовясь к взлету. Потом услышал, как один из пилотов крикнул:

– Ну что, в Москву?

– Да! – крикнул в ответ Хосы.

Я приподнялся на своем импровизированном ложе, из последних сил сказал, крикнуть не получилось:

– Летим в Вожегу! В милицию! Надо организовать поиски – она двое суток назад ушла в лес!..

И тут же повалился на разосланный бушлат, без сил и сознания. И уже не слышал, как Руслан Кимович ругался с вертолетчиками, как доказывал им необходимость лететь в Вожегу, как грозил пистолетом, и как потом, когда вертолет взлетел и пошел над лесом на северо-восток, Хосы перевязывал меня, останавливал кровь, как зашивал рваные раны на руке и боку, делал антибиотиковую блокаду, словно заправский врач…

Ничего этого я не видел, и потом не помнил. У меня в памяти осталось только ощущение бесконечного падения в какую-то пульсирующую, грохочущую тьму, багрово-красную, удушливую, и бесконечную…

Очнулся я уже на подлете к Вожеге, от громкого голоса второго пилота, который зашел в салон спросить у Хосы, куда садиться – аэродрома в Вожеге не было.

– Давай поближе к железной дороге, вон на ту площадку. В таких городках и милиция, и больница и райком обычно на одной площади, возле вокзала! – прокричал в ответ Хосы, тыча рукой в стекло иллюминатора. Пилот кивнул и вернулся к себе. Хосы перевел на меня тревожный взгляд. Я улыбнулся и попытался сесть.

– Ну как ты, ожил маленько? – спросил Руслан Кимович, наклоняясь к самому моему уху.

– Да… Получше! – кивнул я: – Как я, сильно… пострадал?

– Нормально. Крови потерял не очень много, раны глубокие, но, как говорят врачи, жизненно важные органы не задеты! Жить будешь, я тебе гарантирую!

Я снова кивнул, облизнул запекшиеся губы, и проговорил:

– Надо, как сядем, сразу в милицию! Я заявлю о пропаже, объясню все! Эти… из Центра… Я говорил с их главным…

– С Учителем?! – удивленно вскинул брови Хосы.

– Нет, Учителя они… убрали. У них там что-то вроде перестройки… Они уходят в подполье – так мне сказали. Этот мужик, ну, с которым я говорил… Он утверждает, что Учитель был… ненормальным, короче. И в похищении Кати… Словом, это была его идея! Теперь надо искать…

Вертолет медленно садился. Пилоты вглядывались в полумрак под ними, следя, что бы на пути снижающейся туши вертолета не попались провода, столбы, деревья. Наконец, сели…

Поддерживаемый Хосы, я выбрался из вертолета и огляделся. Мы приземлились на заснеженной площади у самого здания вокзала. Оттуда, привлеченные необычным зрелищем, уже бежали в сторону вертолета какие-то люди. Справа виднелся закрытый по ночному времени магазин, сквозь тусклые витрины которого светились желтым светом лампочки сигнализации.

Я оглянулся – в дальнем конце площади высилось двухэтажное здание, возле которого стояла пара сине-желтых «Уазиков». Интуиция не подвела Хосы – это явно была милиция.

Один из «Уазиков» как раз тронулся с места, и включив синюю мигалку, лихо подрулил к замершему вертолету, у которого винты продолжали крутиться на холостом ходу.

Из машины выпрыгнул молоденький сержантик, явно недавно демобилизованный, из тех, кому играть в армию не надоедает никогда. Он сурово оглядел меня, Хосы, вертолет, лихо козырнул:

– Сержант Плющин! Кто, откуда, по какому праву, объясните!

Выдержав паузу, зачем-то добавил:

– Пожалуйста!

Хосы еле заметно усмехнулся, тоже отдал честь в ответ:

– Полковник Хосы, Министерство по Чрезвычайным Ситуациям! Ведем поиски пропавшей женщины. Сержант, давай-ка погрузим капитана в машину, он ранен, и доедем до вашего Управления.

Сержант службу знал – при слове «полковник» он вытянулся в струнку, сказал: «Есть!», споро помог мне залезть на жесткое сидение «Уазика», и уже спустя минуту мы сидели в дежурной части Вожегинского Отдела Внутренних Дел.

Дежурный, старлей, с красными, явно не от бессонницы, глазами, придирчиво изучил удостоверение Хосы, потом мельком глянул на корочки сотрудника Отдела Охраны НИИЭАП, которые ему показал я, и сложил руки на столе: