Реванш - Андрей Завадский

  -- Кто, как не ты, может считаться верным слугой короля?! И примкнув к заговорщикам, ты же верил, что поступаешь так во благо своей страны, спасаешь ее от большой войны с сильным врагом ценой малой крови!

  -- Если бы я думал о служении своей стране, я должен был бы приказать моим солдатам схватить этого ублюдка Аль-Зейдина, арестовать его и отправить в Эр-Рияд, чтобы его судил за измену король. Но я этого не сделал, хотя понимал с самого начала, что совершаю преступление даже только разговаривая о том, возможно ли использовать моих людей в мятеже. Король суров, но справедлив. Кто сеет ветер - пожнет бурю, и об этом я должен был помнить с самого начала.

   Тот, кто ждал исполнения приговора, уже не думал о том, чтобы продолжить борьбу. Шансов не было, надежды на спасение не было, единственное, что оставалось - надежда на то, что Всевышний окажется более справедливым судьей, чем земной правитель. Но тот, кто пришел, чтобы отдать дань уважения своему брату, не боясь опалы и наказания, не был готов смириться с неизбежным.

  -- Король должен понять, кто умышлял против него, а кто оказался лишь оружием в руках искушенных в интригах заговорщиков. И если он не прислушивается к голосу разума, возможно, голос силы вразумит Его величество! Господин, я должен тебе свою жизнь, я не смею забыть об этом, и готов вернуть долг в любой миг. Я помню, как ты тащил меня, раненого, под огнем иракских собак. Я должен был истечь тогда кровью, но ты вынес меня из-под обстрела, хотя был нашим командиром и не имел права так рисковать собой. Ты вырвал меня тогда из лап смерти, только скажи - и я сейчас вырву тебя из тюрьмы, пусть даже дорогу к ее воротам придется усыпать трупами!

  -- Не хватит ли усобиц и мятежей? Желая обратить оружие против своих братьев, ты только ослабишь королевство, Исмаил, на радость нашим врагам! Ты хочешь силой освободить меня, но кто еще пойдет с тобой, кто нарушит присягу? Кто захочет стать преступником?

  -- Мои офицеры и солдаты выполнят приказ, мой приказ, господин! И ты будешь свободен, а наш король вынужден будет задуматься, как могут столь многие столь рьяно сражаться за неправое дело.

  -- Ты так уверен в каждом из своих людей? Если ты отдашь приказ, они пойдут в бой вместе с тобой, чтобы убивать своих же, или же бросятся доносить, чтобы подавить мятеж в зародыше?

   Исмаил бин-Зубейд хотел вновь уверить своего бывшего командира в верности собственных людей, но он не был лицемером, а потому промолчал. Пока его "коммандос" борются с врагами королевства, внешними и внутренними, они преданы ему лично не меньше, чем самому королю. Но если приказать им обратить оружие против самого государя, от этой преданности не много останется. Командир Первой бригады специального назначения Королевских сухопутных войск понимал это, и потому не произнес в ответ ни слова. А Ахмед Аль Шаури верно истолковал его молчание:

  -- Ты не готов так рисковать. И это хорошо - ты трезво оцениваешь свои шансы, а, значит, есть надежда, что ты победишь. Я не смею даже думать о том, что в твоем сердце появилось место трусости, вовсе нет! Нет смысла вступать в бой, который заведомо закончится собственным поражением. Можно отыскать и иной путь для возмездия!

  -- Какой же?

   Где-то за стенами камеры невидимые часы отмеряли последние мгновения жизни осужденного мятежника, но тот, уже смирившись с неизбежным, был далек от того, чтобы в исступленных молитвах выпрашивать себе прощение. Он знал, что умрет, из королевской тюрьмы нет иного выхода, кроме прямого пути на эшафот, но и умерев, можно отомстить.

  -- Наша страна бедна всем, кроме нефти, - произнес Аль-Шаури. - За нее нам дают без счета доллары, за нее заокеанские властители нашим правителям прощают все, даже если они поддерживают террористов, в других уголках мира жестоко убивающих самих американцев. Мы испугали всех неверных, сказав, что перестанем продавать им свою нефть, и они тотчас нашли тех, кто был готов пойти на предательство ради собственного благополучия. Американцы, вмешавшись, рисковали получить еще одну войну, хотя они и так сражаются по всему миру, от Ирака до России. Но они посчитали, что цель оправдает любой риск. Сейчас они не боятся, что лишатся нашей нефти, и уверены, что победили. Король расплатился за свое спасение богатствами, скрытыми под барханами нашей пустыни, и тоже уверен в своей безопасности - американские солдаты будут ради нефти защищать его от любого врага. Но если Америка лишится нефти, если поток "черного золота", что течет через океан, иссякнет, те, кто правит из Белого Дома всем миром, не простят такого крушения своих надежд. А тебе по силам сделать это, и здесь не потребуется множество солдат, но лишь несколько самых верных людей, какие у тебя есть, те, кому ты можешь доверять, на кого можешь положиться, Исмаил.

  -- Что я должен сделать?

   Генерал бин-Зубейд не колебался. Он не мог вернуть свободу своему командиру, тому, ради кого был готов запросто расстаться с жизнью. Зачем свобода тому, кого будут преследовать, искать всюду, как преступника, кому придется скрываться где-то всю оставшуюся жизнь? Но умереть, зная, что ты просто сдохнешь, как бездомная собака, или умереть с верой в то, что за тебя отомстят - это разные вещи, пусть разницу эту дано понять не каждому.

   Ахмед Аль-Шаури вполне был готов к тому, чтобы умереть - с самого начала он знал, на что идет, ведь он не был тупым исполнителем. Но сейчас, когда появился кто-то, готовый отомстить, смерть окончательно перестал пугать. Мятежный генерал говорил, торопливо, но, стараясь не забыть ничего, спеша поделиться своими мыслями, а его гость слушал, жадно слушал каждое слово, согласно кивая.

   Монолог Аль-Шаури был прерван лязгом тяжелой стальной двери, отсекавшей камеру смертников от окружающего мира.

  -- Господин, - появившийся на пороге камеры гвардеец обращался к бин-Зубейду - заключенный для этого офицера был не более, чем ходячим мертвецом. - Господин, время истекло. Вы должны уйти! Прошу простить меня, господин!

  -- Я ухожу!

   Генерал встал, одернул мундир, и, прежде, чем покинуть камеру, крепко обнял шагнувшего навстречу ему Аль Шаури, почувствовав его ответные объятия.

  -- Они пожалеют, - едва слышно шепнул Исмаил бин-Зубейд, склонившись к самому уху своего товарища. - Очень скоро они все пожалеют!

  -- Ступай! И прошу тебя, брат, не приходи на мою казнь. Я не хочу, чтобы ты слышал, как на мое имя прилюдно ставят клеймо изменника, как мне сносит голову королевский палач!

   Исмаил бин-Зубейд не ответил ничего, лишь крепче сжав в объятиях своего командира, своего боевого товарища - он знал, что это последняя встреча. А затем генерал развернулся, и, не оборачиваясь, вышел прочь, пройдя мимо замерших на своих постах бойцов Национальной гвардии. За спиной глухо лязгнул запор на вновь закрывшейся двери камеры.

   Президент Исламской республики Иран Бахрам Салахи прибыл в резиденцию духовного лидера страны последним - когда он появился в скромном жилище аятоллы, кроме самого хозяина там уже находились все те, кто решал судьбу государства. Кроме самого главнокомандующего вооруженными силами здесь, в духовном центре страны - именно из Кума, а не из многолюдного шумного Тегерана правили миллионами иранцев - появления светского главы государства уже ждали командующие армией и Корпусом Стражей исламской революции, а также начальник генерального штаба и глава Министерства информации - под таким, невинным на первый взгляд, названием скрывалась одна из мощнейших разведывательных служб Ближнего Востока.

  -- Наша страна в опасности, - произнес седой, но еще крепкий старик, сверкнув полным фанатизма и праведного гнева взглядом из-под кустистых бровей. - Неверные в любой миг могут нанести по нам удар всей своей мощью. Саудовский король, обещавший нам устами своих слуг поддержку, предал нас. Эмбарго рухнуло, с нами почти никого не осталось, мы одни, лицом к лицу с сильным врагом. И этот враг не забудет нанесенного ему оскорбления!

  -- Эмбарго держится, - возразил президент. - Венесуэла остается с нами. Также Индонезия.

   Ему не предложили сесть, как не предложили этого же и остальным членам высшего совета национальной безопасности - тем, кто оказался достаточно близко, чтобы, принимая приглашение аятоллы, которое на самом деле было приказом, оказаться здесь, в резиденции имама, за несколькими кольцами охраны. И сейчас духовный лидер страны, расхаживая по просторной, но скромно обставленной комнате, по очереди заглядывал в лица своим гостям, словно пытался выискать в них хоть какой-то намек на сомнения или робость.

  -- Америка не сможет позволить себе слишком многого - раз объединившись, мы можем объединиться вновь, и даже старая неприязнь не помешает нам.

  -- Этого мало! Пока американские псы получают арабскую нефть, они могут не бояться никого и ничего! Мы доверились своим давним соперникам, поверили их обещаниям, но они нас продали. Теперь в саудовском королевстве полно американцев, король Абдалла находится фактически под домашним арестом - его дворец охраняют вместе с королевскими гвардейцами морские пехотинцы США. А это значит, саудовский монарх будет делать все, что ему прикажут из-за океана. Американцы разгромили Россию - Россию! - за несколько дней, понеся ничтожно малые потери. Мы в одночасье лишились всех своих союзников, а неверные собаки снова стали хозяевами положения. Они вернули себе контроль над арабской нефтью, причем теперь они стали фактически ее хозяевами, и здесь им тоже ужалось сделать все практически без потерь. И они вполне могут приняться теперь за нас.