Война все спишет (СИ) - Романов Герман Иванович

— Но это не отменяет конных атак на расстроенного огнем противника, как и быстрые переходы конницы. Но драться придется пешими — а три полка казачьей бригады смогут поставить в линию всего шесть сотен, что мало. Потому и введен в состав пеший батальон — он устойчивость сразу придаст, да еще подкрепленный пушками и пулеметами.

— Так это понятно, — усмехнулся Мищенко, — к тому же в подвижности он не уступит, так как всех лошадей казакам оставили, по одной на двух получилось. На маршах вьюки перевозить.

— И правильно — не пехота, чтобы на спинах таскать — пластуны не должны быть сильно уставшими на переходе. А ходить им придется много. Сейчас объясню — посмотрим карту.

Павел Иванович подошел к походному раскладному столику, на котором была расстелена карта, и склонился над ней. В глаза бросились красные овалы стрелковых дивизий, и «кирпичики» казачьих бригад с прорисованными стрелками наступления. И мгновенно оценил замысел — дерзкий и решительный, и при успешной реализации грозящий противнику реальной и неотвратимой катастрофой.

— Наши стрелковые корпуса двух армий связывают боем японские войска по всей линии боевого соприкосновения. Но основные усилия на левом фланге — против трех дивизий армии Куроки три корпуса, причем один будет совершать охват вражеского фланга. И при надавливании мы либо обойдем японцев, или…

— При такой угрозе, японцы скорее отступят, Александр Викторович, к реке Ялу, где займут позиции на южном берегу.

— Вот и хорошо. Однако как вы посмотрите на то, чтобы стремительным броском своей конной группы выйти к реке Ялу много восточнее, перейти на противоположный берег, и выйти в тыл японским армиям. Причем вашу группу, вернее корпус, усилим пехотной бригадой, которой придадим дополнительное число лошадей, повозки и китайских носильщиков. У вас будет девять конных полков и восемь пехотных и три пластунских батальона, при полусотне орудий. Если вы выйдите к реке раньше японцев, причем займете позиции на южном берегу, то самураям будет проблематично переправляться через Ялу на ваши позиции.

Мищенко ничего не ответил, внимательно рассматривая карту и прикидывая дистанцию перехода. По прямой выходило около сотни верст, а с крюком в полтора раза больше расстояние.

— Даже если удастся выйти в тыл, и пехота не отстанет, Александр Викторович, то собьют меня — с одной пехотной дивизией я вряд ли удержусь на позициях. К тому же вначале придется оттеснить резервную бригаду, а у меня фланг открытый — сомнут японцы контрударом.

— За него не беспокойтесь — за вами пойдет 2-й конный корпус генерал-майора Самсонова точно такого же состава как ваш. Две сибирские казачьи и Уссурийская конная бригада, а с ними два пехотных полка с артиллерией, и займут они позиции южнее вас, но фронтом во внешнюю сторону. А с фланга будет давить корпус генерала Кондратенко — вот и получится окружение. Но так как охват идет лишь с одного фланга, а с другой стороны море, то уничтожить вражескую группировку не удастся.

Фок тяжело вздохнул, и пояснил:

— Беда в том, что это самый лучший вариант. Но лучшее враг хорошего. Однако надеюсь, что противник все же отойдет к реке Ялу, и мы получим возможность снова войти в Корею. Сейчас июль, скоро начнут убирать урожай, так что проблем с довольствием войск и фуражом для лошадей не будет. Однако не стоит потакать казакам с их желанием получить как можно больше военной добычи. Я ведь помню, как четыре года тому назад в газетах приказ опубликовали, когда мы китайское воинство разбили. Там такие слова были — «казакам запрещается приобретать у местного населения вещи, без уплаты стоимости таковых».

Генералы рассмеялись, но как-то невесело — казачьи ухватки им были хорошо известны, так как они веками воевали ради добычи. А иной войну просто не воспринимали — убил врага, значит, все, что на нем твое по праву. И не отучишь станичников, ибо даже поговорка у них есть — «все, что на шашку взято, то свято».

Но тут ничего не поделать — на войне, как на войне!

Глава 35

— Ты очень устал, Саша, нельзя так, — жена прижалась к нему со спины, когда Фок работал над бумагами, тщательно высчитывая не только передвижение войск, но и обеспечение коммуникаций. В молодой супруге Александр Викторович был уверен, что она не шпионка, каждый раз ставя «контрольки» в папках с документами, если работал дома, вернее ставшим родным пристанищем вагоне.

Доверяй, но проверяй, тот, кто прошел через это в долгие годы войны и службы, на всю жизнь станет осторожным и внимательным. А в здешнее чуть ли не пасторальное время шпионаж процветал, причем у русских с их легкомыслием и безалаберностью особенно. И последний случай, с которым он столкнулся еще до отъезда в Ляоян, его особенно потряс.

Перед отъездом его посетил жандармский ротмистр Михаил Митьков, до перехода в ОКЖ офицер флота. И поведал немало интересного касательно шпионажа в пользу Японии находящихся в Квантуне иностранцев, в большей части представителей САСШ. Жандармы несколько раз поднимали вопрос об выселение из Порт-Артура всех заподозренных в подрывных действиях, даже в нарушение всех правил отписали в Морское министерство, причем просили убрать великого князя Кирилла Владимировича с эскадры, так как подозревали, что на него готовиться покушение руками революционеров. В марте лейтенант флота Бахтин из штаба адмирала Макарова попал под подозрение — возникло предположение, что тот был завербован, когда посещал подпольный бордель «Америка». Осталось только выяснить, кто является его «хозяином» из иностранцев.

Однако 31 марта броненосец «Петропавловск» погибает вместе с «беспокойным адмиралом». Великого князя спасают — но потрясение и плавание в холодной воде не проходит бесследно, и Кирилл Владимирович сам уезжает из Порт-Артура. А по делу лейтенанта жандармы продолжают углубленно «копать» — любит деньги, виски и блудлив. Забыв про живущую в столице супругу, «близко» сошелся с хозяйкой борделя, обворожительной американкой Жанеттой Чарльз. Более того, переехал к ней жить, причем до подрыва броненосца. Вроде бы ничего — многие офицеры флота брали сожительниц, но ведь не наоборот же — альфонсы среди моряков были чрезвычайной редкостью, причем их сразу «сплавляли». А тут «амур, тужур, бонжур» — и непонятно откуда берущиеся немалые деньги.

Потому с согласия начальника Квантунской области, и получив санкцию наместника, жандармы провели обыск в борделе и в доме очаровательной американки — и все под протокол, со строгим соблюдением процессуальных норм. Найденные улики ошарашили — карты траления подступов к Порт-Артуру и минных заграждений, штурманские прокладки курса броненосца «Петропавловск» за март, и многие другие секретные документы, причем хранившиеся в «супружеской» спальне. По ряду косвенных данных — следы крема на бумагах и найденные волоса Жанетты, можно было сделать вывод, отнюдь не предположение, что любознательная американка близко знакома с флотскими документами.

Вот только подозрения к делу не пришьешь, пришлось американку отпустить. И настоять на ее высылке. Лейтенанта хотели уволить, лишив мундира. Бахтин пытался пробраться в вагон наместника, чтобы оправдаться, даже красочно разыграл попытку самоубийства.

И только тут адмирал Алексеев поставил его в известность об этом деле. Американку выкрали уже на китайской территории, когда она следовала в Пекин. И сделали это люди Фока, вернее, китайцы, преданно служившие его супруге. И допросив женщину с пристрастием и угрозами, завербовали — обычное явление в разведке, двойных агентов в здешнем времени именовали «герцогами». Деваться американке было некуда — она сдала всех, кого знала, а таких оказалось много. Англичане, американцы и японцы — у всех был интерес к русским морским секретам.

Так что пришлось возвращать содержательницу борделя обратно в Порт-Артур, добавив в ее окружение китайского «персонала», а блудливого лейтенанта снова взять в штаб флота. Для проведения «игры» требовалось соблюдать правдоподобие, причем жандармы были ошарашены решением наместника, ведь они искренне посчитали дело закрытым.