Безопасный уровень (СИ) - Зубов Константин

Даже не знаю, что мне нравится меньше: жариться под палящими лучами или промокать до трусов под проливным дождем. Вспоминаю мягкий климат Парижа; через две недели я вернусь туда, спустя три года. Всплывает лицо Кристины, и грудь сжимает тоска. Я быстро отгоняю видение и подхожу к уже ожидающему меня Капралу Диккенсу.

Удача улыбается нам через полтора часа, когда уже поднимается ветер и на горизонте появляются первые тучи. Я осторожно осматриваю хижину без крыши, сделанную из смеси глины, тростника и камней, когда из рации раздается радостный голос Хендрикса:

— Майор, сюда!

Окидываю взглядом деревушку и замечаю машущего рукой лейтенанта метрах в тридцати от меня. Торопливо шагаю к нему.

— Что у тебя?

— Следы, четверо, скорее всего, взяли то, что было тут стеной, — лицо Хендрикса светится.

Оглядываю хижину: крыша и две стены отсутствуют. Поворачиваюсь к Гздыньскому, следопыту отряда:

— Времени мало, стартуем, — дальше в рацию: — Все за мной, боевая готовность, поблизости дикари.

Очередной раз радуюсь: весь отряд уже тут, в укрытиях, осматривают берег, лес и развалины. Заметно нетерпение и предвкушение, они тоже устали от бесплодных поисков. Это первая ниточка за долгие месяцы.

Следы ведут из деревни в лес вдоль речушки. Топать в гору с полным обвесом, да еще и по лесу, — такое себе удовольствие. Тем временем тучи приближаются.

— Тропой часто пользуются? — спрашиваю Гздыньского. Он, не поднимая головы, отрицательно машет.

— Два прохода, первый сюда, второй отсюда: или случайно забрели, или каждый раз ходят разными путями.

Плохи оба варианта, но второй хуже, он означает, что противник опытный. Хотя дикари, сумевшие изобрести радио, всегда опасны.

— Твою мать! — следопыт останавливается.

— Что?

— Зашли в реку, заметают следы. Не исключено, что развернулись и пошли назад по дну мимо деревни.

Не слишком ли умно для дикарей? А с другой стороны, если они все равно собирались идти по реке, то им следовало сразу зайти в воду, а не переть двести метров вдоль берега, показывая направление. Делать нечего, придется делить отряд, в конце концов, основная задача — найти цель, а не избежать жертв.

На грани сознания я чувствую сомнение в правильности вывода, не обращаю на него внимания. Вершителям виднее. Вспоминаю теплый свет, который окружал меня два с половиной месяца назад при ежеквартальном отчете, и отеческий образ первого Вершителя, когда он рассказывал очевидные вещи о необходимости искоренения опасной скверны среди дикарей. Через две недели мой следующий отчет, потом отпуск. Я невольно улыбаюсь.

— Второе звено, делитесь на тройки, идти по обеим сторонам реки вниз по течению. Связь каждые пять минут.

— Так точно, сэр! — Хендрикс быстро дает указания своей шестерке.

— Йохансон, твоя тройка на ту сторону, быть в пределах видимости. Три светло-зеленые фигуры заходят в воду, местами погружаясь по шею, автоматы над головами. В отдалении грохочет гром, ветер усиливается, остается совсем мало времени.

— Вперед! — командую я в рацию, когда темно-зеленые фигуры выходят из реки. — Бегом!

Через пятьдесят минут нас накрывает стена воды. Никогда не привыкну к дождю в этих краях, он начинается не постепенно, как дома, а резко, будто прорывает небесную плотину.

— Снизить скорость до минимума: внимательно ищем следы.

Я достаю пеленгатор, он, разумеется, молчит, наш вертолет наверняка заметили и включать аппаратуру не станут.

Гздыньский идет, низко наклонившись. Поток воды, попадая ему на спину, разбивается на два. Мы с Мухаммедом следим за лесом, это сложно, приемлемая видимость метра три. Операция под угрозой, хорошо хоть следы в деревне нашли.

Через полчаса Гздыньский останавливается, потом осторожно ходит между лесом и рекой, которая уже стала заметно шире. Углубляется в лес, так что его едва видно. Мы медленно идем за ним, стараясь наступать в следы от его ботинок, они отчетливо видны на земле и уже заполнились водой. Гздыньский зовет меня жестом и довольно показывает на мокрый ствол дерева.

— Сначала думал, померещилось, — докладывает он, стараясь перекричать шум дождя, — но нет, слава богам, вот свежая царапина на дереве, видно зацепили тем, что несут.

— Сможем идти по следу? — спрашиваю с сомнением. Кроме этого повреждения, я ничего необычного не вижу. Кругом только вода и листья.

— Да, теперь, когда я точно знаю, что они тут были, будет легче. Это как первый раз увидеть мелкую деталь на картинке: сначала ты тратишь часы для поиска…

— Понял, — прерываю его неуместную речь, дальше в рацию: — Мы нашли, Йохансон, быстро на эту сторону. Хендрикс, возвращайтесь. Мы будем отмечать маршрут, догоняйте.

Тройке Йохансона приходится плыть. Мухаммед достает маркер и обильно помечает место. Теперь звено лейтенанта легко его найдет.

Выдвигаемся. Гздыньский, лишь изредка останавливаясь, уверенно идет вперед. Дождь слабеет, сквозь густые зеленые кроны видно посветлевшее небо, но я знаю, что это временно, к ночи погода опять ухудшится, приемлемое для вертушки окно только завтра днем. До заката два часа. Если не выследим дикарей до темноты, будем устраиваться на ночлег.

Впереди залаяла собака. Нашли. Начали опускаться сумерки.

Я передаю пеленг звену Хендрикса, и мы ползем по направлению звука. Наконец деревня перед нами. Два двухэтажных дома из крупного самодельного кирпича стоят под навесом скалы, также видны крыши трех землянок. Хоть сто раз пролети над самыми деревьями, никогда не найдешь. Профи. Привязанная к стволу дерева, не переставая брешет собака неопределимой породы (да и откуда тут порода?). Она стоит на задних лапах и, кажется, смотрит прямо на меня.

Людей не видно, окна темные, но я замечаю провода, которыми соединены все строения. Ну раз изобрели радио, должны были изобрести и электричество. Мне повезло найти их! Теперь они не принесут того вреда, что могли. Даже если нас всех тут перебьют, прилетит отряд зачистки и закончит начатое.

Свет по-прежнему не включают, боятся, что в расползающемся мраке его будет далеко видно. Дождь снова усилился. Стремительно темнеет. Насквозь мокрые, мы ждем, слушая лишь шум ветра, низвергающихся потоков воды и нескончаемый лай. Звено Хендрикса прибыло через полтора часа. Пора.

Окружив деревню кольцом, мы поползли. У каждой землянки осталось по два бойца, к каждому дому подошли по три. По моей команде ребята кидают дымовые гранаты — слышен звук разбитого стекла (интересно, самодельное?), и следом взрывы.

Потом крики.

Люди бегут отовсюду, как тараканы. Активно работают приклады: задача четкая — взять живыми как можно больше. Визжа, передо мной проскальзывает тень, бью ногой, целясь в живот, попадаю в голову — это ребенок. Визг прекращается.

Потихоньку схватка завершается. Ни единого выстрела. Мы молодцы. Ребята докладывают: потерь нет. Время связать пленных, проветрить и обыскать дома, а потом приступить к допросу.

Не могу понять, чего больше жду: оказаться в тепле и сухости или получить возможность донести слово Вершителей до дикарей. Скорее, второе, уж больно давно я этого ждал — если понадобится, вбить его силой в их разложившиеся от радиации мозги.

За год в должности командира поисковой группы это мой первый захват. Когда-то должно было повезти?

Нагибаюсь и хватаю за ноги бессознательное тело девочки, тащу к остальным. Я стараюсь не сильно дергать, когда ее волосы цепляются за корни деревьев.

Глава

Очнувшись, я долго не мог понять, где нахожусь, перед глазами все еще стояло бледное лицо девочки на фоне черной земли. Что это было? Просто кошмар? Или воспоминание? Роберт молчал. Наконец я сумел сфокусироваться на окружающей обстановке.

Судя по всему, я в машине скорой помощи, и, вероятнее всего, меня везут в больницу, а там более внимательные врачи — при работе с моей головой поймут, что на мне чужое лицо. Значит, мне туда не нужно. Или сразу к судье, или сначала в дом Мэйсона. Из слов охотника выходило, что они живут в одном населенном пункте. Вопрос, далеко ли друг от друга. И второй вопрос: далеко ли я оттуда сейчас?