Гроза панцерваффе - Виктор Прудников

Не добившись особых успехов ударом в лоб, Манштейн и Готт не отказались от мысли пробиться дальше у Обояни и Яковлева, но 7 июля попытались несколько изменить свою тактику и ударить по флангам 1-й танковой армии. Генерал Гетман сообщил, что перед его корпусом остался лишь минометный полк, а танки немцы начали стягивать в район Луханино, Дуброва, Яковлево, что означало, что основной удар теперь придется принять корпусу Кривошеина.

Среди ночи позвонил командующий фронтом Ватутин, поинтересовался положением армии. Катуков доложил: армия держится! Части цепляются за каждую высоту, перекресток дорог, населенный пункт. Тактикой жесткой и маневренной обороны она не дает противнику сосредоточить силы в одном месте.

Сколько еще продержится армия, никто не знал. Правда, по мере ожесточения боев Ватутин ее постоянно усиливал, передавал в оперативное подчинение новые стрелковые дивизии, танковые корпуса, артиллерийские части. И на этот раз после прорыва немецких войск в районе Тетеревино усилил 31-й танковый корпус Черниенко 29-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригадой из резерва фронта, но приказал ликвидировать прорыв.

Утром в штабе появился полковник Соболев с последней разведывательной информацией, собранной по всей линии обороны. Он доложил: немецкое командование производит перегруппировку своих сил, из-под Белгорода перебрасывает танки. Пополняется все тот же 46-й танковый корпус, который последние два дня штурмует наши позиции. Катуков, склонившись над картой, делает на ней свои пометки, рядом стоит Шалин и уточняет возможные удары, которые в скором времени предпримет противник. Синие стрелы опять сходятся на Обояни. Значит, снова туговато придется корпусам Кривошеина и Черниенко. Шалин связывается с этими корпусами. Командиры бодрствуют, готовятся к отражению атаки.

С рассветом начался новый затяжной бой. Он стал самым трудным и кровопролитным. Гитлеровское командование бросило на узком участке фронта весь 48-й танковый корпус и моторизованную дивизию «Великая Германия». Удар, как и предполагалось, наносился в том же направлении — на Обоянь.

По всему фронту гремела канонада. Немецкая авиация — до 80 самолетов — начала бомбить боевые порядки 3-го механизированного корпуса у села Сырцово. Не успела осесть на землю пыль, как из лесного урочища Волчий Лог стали выползать танки. Гитлеровцы рассчитывали на то, что авиация сделала свое дело, осталось только добить зарывшиеся в землю советские войска — и путь на север будет свободен. По строго заведенному порядку впереди шли «тигры», затем штурмовые орудия, «пантеры» и танки других систем. Но едва они приблизились к переднему краю нашей обороны, как начали бить противотанковые ружья, гаубицы, противотанковые пушки, откуда-то из-за леса плеснул залп гвардейских минометов.

3-й мехкорпус яростно оборонялся, отбив первую атаку, готовился отразить вторую. «Стоишь?» — запрашивал Кривошеина командарм. «Что нам сделается, — шутил комкор. — Только больно жарко, как в бане».

В середине дня немцы предприняли пятую атаку, потеснив к северу 3-й механизированный и 31-й танковый корпуса. Спасти положение могли только свежие силы. Катуков направляет Кривошеину и Черниенко 192-ю танковую бригаду, прибывшую из 38-й армии, 122-й и 1244-й истребительно-противотанковые полки, 108-й и 139-й батальоны противотанковых ружей, а также 112-ю танковую бригаду полковника М. Т. Леонова, находившуюся в это время во втором эшелоне 6-го танкового корпуса генерала Гетмана[166].

Только к концу дня противник был остановлен на рубеже Луханино, Сырцово, Красная Дубрава, Грезное. Но еще по-прежнему вызывало беспокойство командарма положение на стыке 31-го и 5-го танковых корпусов в районе Тетеревино. Выбить немцев со второй полосы обороны не удалось: корпус Черниенко долго топтался на реке Солотинке. Там были разрушены все переправы, к тому же пришлось отражать атаки танковой дивизии СС «Рейх». Позже комкор доложил, что закрепился на рубеже Большие Маячки — Грезное.

1-я танковая армия выстояла и на третий день наступления гитлеровцев. К вечеру было перехвачено донесение немецкой авиаразведки: «Русские не отступают. Они стоят на том же рубеже. Наши танки остановились. Они горят»[167].

Это маленькое донесение, которое положил на стол командарма начальник разведотдела Соболев, было приятней всех других сообщений. Михаил Ефимович повертел листок в руках и с чувством удовлетворения заметил Шалину и Никитину о том, что он знал и верил: армия выдержит чудовищный натиск гитлеровской машины. Стало быть, не видать Курска ни Готту, ни Манштейну, ни Гудериану!

Фронт в эти дни гнулся, но не ломался. Только на участке 3-го механизированного корпуса гитлеровцы наступали пятью пехотными полками при поддержке 400 танков, 56 из них — «тигры». Девять атак отбито. Корпус потерял до 700 бойцов и офицеров и 78 танков. Но на поле боя полегло немало немцев. Они лишились 14 «тигров», 56 средних и 33 малых танков, 5 бронетранспортеров, до 1000 человек пехоты[168].

Из частей и соединений стали поступать донесения о результатах боев. Комбриг Бабаджанян, передав нужную информацию в штаб армии, не удержался, чтобы не сказать о том, как дралась его бригада, как мотострелки утерли нос командиру 48-го танкового корпуса Кнобельсдорфу. Неунывающий Армо!

После подведения итогов боевого дня и отправки донесения в штаб фронта Катуков выехал в части. С начала войны он взял себе за правило бывать среди бойцов, чтобы не по донесениям командиров судить об их настроении и боевом духе, а видеть все на месте своими глазами.

Сурова и буднична жизнь на передовой. Бой закончился — жди, когда наступит новый. Над курскими полями стала опускаться ночь, а спать некогда. Танковые и артиллерийские подразделения, минометчики и стрелки проверяют оружие, пополняются боезапасом, ремонтируют машины. Делается все без суеты, размеренно и деловито.

В архивных документах 1-й танковой армии сохранилась небольшая фронтовая зарисовка: «Только к вечеру бои затихли. Косые лучи солнца не в состоянии были пробить плотную завесу пыли и дыма. Небо выглядело черным. Танкисты, пехотинцы и артиллеристы, оглохшие от грома боя, с удивлением прислушивались к наступившей тишине, недоверчиво, инстинктивно поднимались из окопов, вылезали из танков, щелей, внимательно оглядывались.

Прошел слух: в балке появилась кухня. Зазвенели котелки, фляжки, появились команды по эвакуации раненых. Началась подвозка ГСМ, патронов, снарядов. Спрос на снаряды у танкистов только на подкалиберные (болванки). Толстую броню „тигра“ и тем более „фердинанда“ осколочный снаряд не пробивает. Все просили болванки, но их было мало, по 5 подкалиберных на танк»[169].

Выслушав короткие доклады комбригов, командиров полков, их просьбы и предложения., командарм возвращался в штаб, чтобы к утру, к началу нового боя отдать соответствующие распоряжения.

До начала нашего наступления штаб армии располагался в лесу в 18 километрах от Обояни. Рядом — село Вознесеновка. «Землянки, шалаши, палатки и несколько наскоро построенных домиков были плотно прикрыты от воздушного наблюдения противника раскидистыми дубами и березами. Десятки телефонных проводов, около десятка радиостанций постоянно связывали штаб армии с корпусами, дивизиями и армейскими частями. Тут правит Шалин»[170] — так описывает фронтовой корреспондент штабное хозяйство танковой армии.

В штабе горит свет, на столе у Шалина карты, схемы построения войск, различные документы. Рядом с начальником штаба Никитин разбирает оперативные сводки, тонко отточенным карандашом заполняет журналы, планы, ведомости. Катуков предлагает им перед началом немецкого наступления хотя бы немного отдохнуть. Но раздается телефонный звонок. Начальник штаба фронта С. Д. Иванов информирует командарма о том, что задача армии — по-прежнему держать оборону на Обоянском направлении. Прорыв немцев в районе Тетеревино будут ликвидировать 2-й и 10-й танковые корпуса и часть сил 40-й армии.

Утром 8 июля гитлеровские войска пошли в наступление. С КП Катуков следил за развитием боя. Комбриги докладывали с мест, что авиация бомбит боевые порядки. Следовало ожидать, что минут через 20–30 появятся танки. Наступают они, как правило, тремя эшелонами. Натолкнувшись на сильный заградительный огонь, отходят назад, в дело вступают авиация и артиллерия.

Тактику немцев Михаил Ефимович хорошо изучил за эти дни. Он обратил внимание на то, что бомбардировочная авиация очень быстро появляется там, где танки натыкаются на непреодолимые препятствия наших опорных пунктов, на организованный огонь противотанковых батарей. Оставалось предположить: представители авиационных частей с радиостанциями находятся недалеко за боевыми порядками танков или непосредственно в боевых порядках, откуда вызывают самолеты с аэродромов.