Ценою крови - Вилло Робертс

— Нарушать закон — это нам не поможет, — повторял он, но эти слова тонули в потоке страстных речей, с которыми выступали его сыновья, причем не только близнецы. Пьер, всегда такой немногословный и рассудительный, тоже начал всерьез сомневаться: стоит ли и дальше оставаться в Гран-Пре. Он по-прежнему мало говорил за столом. "Это расстраивает папу", — объяснял он, но с сестрой и шурином был вполне откровенен на этот счет.

— Если бы не отец с матерью, я бы тоже сделал, как Луи. Не обязательно на Сен-Жан, конечно. Говорят, там с припасами плоховато. Может, врут, конечно, но я не могу рисковать — с ребятишками да еще с… — он не закончил, запнулся.

Это он, конечно, свою будущую жену имел в виду, подумала Солей. Застеснялся, даже покраснел…

— А ведь на западе столько земли, и англичанам она вся не нужна, — продолжал он, загораясь. — Мужчине здоровому там самое место с семьей. Может, как раз там, по Сент-Джону, о чем ты говорил, Реми!

— Там, конечно, безопаснее, чем здесь, — согласился Реми, и Солей вздрогнула. — А ты не пытался уговорить отца двигаться отсюда, пока еще есть время? То, что случилось в Шиньекто, может и здесь случиться — рано или поздно.

— А вот когда? До весны у нас время есть? Папа, по-моему, уже колеблется. За зиму его можно, пожалуй, переубедить. А сейчас… Чтобы он бросил все, пока еще ничего не сжато, пока в саду урожай не снят?..

— Не знаю, Пьер, — Реми неловко переступил с ноги на ногу. — Англичанам надо сюда подбросить пополнение, если они хотят идти дальше, за форт Бозежур. Не думаю, чтобы они до зимы на что-нибудь серьезное решились.

Пьер помолчал, обдумывая его слова, потом спросил:

— А ты, Реми? Ты что думаешь предпринять?

— До снега вернемся на Мадаваску, — не задумываясь, ответил тот. — Построим хижину. Весной, когда ребенок родится, отвезу меха в Квебек, потом расчищу участок, чтобы скот мог пастись, потом, может быть, пристройку сделаю. Там и для тебя места хватит, и для всех наших. Солей, конечно, хотела бы, чтобы мать была с ней в это время, но тогда надо пораньше собираться.

— Как они тебе показались — мама с папой? — обратился Пьер к сестре.

— Постарели, — мягко ответила Солей. — Но еще ничего, да?

— Пока. Но вся эта заваруха на них сильно действует. Я вам одно скажу: на отца давить нельзя — только хуже будет. Мне иногда хочется близнецам замок на рты повесить: он наверняка бы уже все сделал, как надо, если бы не эти крикуны. Но разве их уймешь! Я уж столько раз им говорил!

— Может, мне еще стоит поговорить? — раздумчиво произнес Реми. — Я учту насчет того, чтобы не давить. Надо увлечь его как-то. Незаметно так.

"Господи, — молилась про себя Солей, — помоги им в этом!" И впрямь, как было бы здорово, если бы мама была при ней во время первых родов — страшновато все-таки! А еще лучше бы, если бы вся семья там собралась, на Мадаваске, и Луи с Мадлен тоже — подальше от этих ненавистных англичан!

Утренние приступы тошноты у Солей быстро прошли. Она никогда в жизни так хорошо не чувствовала себя. Все время хотелось есть: Реми даже начал по этому поводу над ней подшучивать. Даниэль поведала ей о своих личных делах: Базиль Лизотт еще не сделал ей предложения, но сделает, никуда не денется.

— Весной уж точно, — заверила она сестру, которую немало позабавила такая самоуверенность этой пигалицы. — Он как-то сказал, что они с отцом пристройку к дому собираются делать.

— А почему ты решила, что это для вас с Базилем?

— Ну а для кого же? Сестры все замужем, у них свои дома, у брата с невесткой своя комната. Я бы не стала спать в углу кухни, как Пьер с Авророй. Ну ладно, когда давно женаты, куда ни шло, а представляешь, в первую брачную ночь кто-нибудь через вас перешагивает, когда на двор захочет?

— Ну, В первую-то уж потерпят, — утешила ее Солей. — Как думаешь, мама не против будет, если я сбегаю к Селест? Я уже не могу!

— Давай, давай, беги! — Барби как раз открывала дверь и слышала последние слова. — Сама помню, как такой была: не терпелось поделиться с подругой всякими секретами!

Она радостно улыбалась, и теперь особенно ясно были видны новые морщинки на ее лице. Бедная мама! Впрочем, к тому времени, когда Солей подошла к усадьбе Дюбеи, эти грустные мысли куда-то ушли.

Подружки кинулись друг дружке в объятия. Смех, слезы…

— Мам, — бросила Селест через плечо, — мы скоро придем. Давай, Солей, на нашу дамбу!

Первый вопрос, который Солей задала, как только они оказались одни, был о том, как у них с Антуаном. Селест как-то виновато улыбнулась.

— Все хорошо, только он говорит, в такое время не до свадеб. Ему, мол, скорее всего, с ружьишком придется подружиться, свой мушкет он никому не отдаст. Какой из него муж?!

— Да-а-а. У вас-то оружие забрали?

— Все, кроме того, что в сарае было, под сеном.

— Припрятали заранее?

— Да нет. Отец, когда там коров доил, два раза волков видел, так решил мушкет оставить, чтобы под рукой был. А сено случайно на него свалилось. Потом отец жалел, что все туда не отнес.

— Не знаю, что с отцом было бы, если бы у нас оружие стали забирать, — пробормотала Солей.

— Главное, приперлись как лучшие друзья, вроде с утра на рыбачку пойдут, рыбы обещали нам на ужин принести! В карты вечером играли, песни пели, двое за мной ухаживать начали, все долдонили, что мне надо за англичанина выйти — в культурную страну попаду, мол. А сами в это время об обыске думали! Представляешь: просыпаешься, а на тебя мушкет наставлен и орут что-то!

— Реми беспокоится, что они что-то замышляют, — прервала ее Солей. — И даже Пьер думает подаваться отсюда побыстрее, а то всех заодно — и правых, и виноватых…

— Кстати, о виноватых. Антуан-то знаешь чем занимается? — Селест покраснела. — Я его тут прижала насчет этих его таинственных отлучек, и он во всем признался! Он, Франсуа и братья Лизотты…

— Базиль?! — воскликнула Солей. "Бедная Даниэль", — пронеслось у нее в голове.

— Ха! У Базиля храбрости как у кролика. Клод и Ален, кто бы мог подумать, а? Ну, Клод всегда был идиотом, но Ален? Они, оказывается, давно уже нападают на английские поселения и контрабандой промышляют — и никто ничего не знал!

Значит, Реми был прав. Близнецы в это дело глубоко влезли. Солей поежилась как от холода — даром что на солнцепеке сидят.

— Что же с нами будет? — проговорила она.

— Ой, не знаю, не знаю. Я сказала Антуану, что все равно за него выйду. Пока холостой, ему вообще никто не указ, а так я, может, образумлю его как-нибудь… — Селест вдруг замолчала, на глазах ее появились слезы. — Да глупости это все! Мне его не переделать. Антуан есть Антуан. Пока англичане так себя ведут, он будет с ними бороться, как может.