Путешествие - Станислав Дыгат

Зита смотрела на Генрика с открытым ртом и слушала так внимательно, что даже щеки ее порозовели.

— Ну, ну и что? Что же потом? Почему вы остановились? — Зита ущипнула его за руку — не от злости, а от нетерпения.

Ой.! — вскрикнул Генрик. — Что вы делаете?

— Ну, что же потом, что потом! Разгоряченная, она переступала с ноги на ногу, то и дело откидывая локон, спадавший на лоб.

— А потом, через некоторое время, он познакомился с одной девушкой из хорошей семьи и женился на ней. Без особой любви, скорее для того, чтобы создать семью.

— Он не должен был этого делать! — воскликнула Зита.

— Почему же? Ведь с того времени прошло несколько лет.

— Все равно. Он должен был искать ту.

— Он думал, что та наплевала на него.

— Нужно было разыскать ее и убедиться. А что она? Тоже вышла замуж?

— Нет, она не вышла замуж. Она уехала в другой город и работала секретаршей у одного директора.

— Я была в этом уверена! — закричала Зита торжествующе, и глаза ее загорелись. — Но что же дальше? А она иногда думала о нем?

— Думала. Она отвергала предложения всех мужчин и отказалась выйти замуж за своего директора, человека в общем порядочного.

— Вот видите, видите! — шептала Зита с жаром. — А он тоже о ней думал?

— Он тоже о ней думал. Он знал, что это была единственная возможность в его жизни быть счастливым. Однажды он пошел с детьми кататься на карусели, ему все припомнилось и сделалось так грустно, что глаза его наполнились слезами. «Почему ты плачешь, папа?» — спросила его маленькая дочка, обнимая за шею. «Я не плачу, — отвечал он, задумчиво глядя куда–то вдаль, — это пыль запорошила мне глаза»,

— Ах, как это прекрасно, как прекрасно! — воскликнула Зита, хлопая в ладоши и подпрыгивая.

— Однажды он поехал по делам в другой город, как раз в тот, в котором жила она, и именно к тому директору, у которого она работала.

— Какое необыкновенное стечение обстоятельств!

— Ну, и они встретились и сразу же узнали друг друга. Они хотели сделать вид, будто ничего не произошло, но огонь, который когда–то в них пылал, уже не угасал и всегда горел во мраке ярким светом,

— Ах боже мой.

— Итак, сначала она встречались как будто только по служебным делам, но сила провидения, которая свела их, неумолимо влекла их друг к другу. Во время ужина в шикарном ресторане «Чарльтон» они объяснились и в отчаянии поняли, что стали жертвой страшного недоразумения. И тут начались метания. Они чувствовали, что любят друг друга еще больше, чем тогда, когда познакомились, что любовь их с каждым днем растет и усиливается, но было уже слишком поздно, все было слишком поздно. Он не мог, не имел права разрушить счастье и покой своей семьи, а она не только не хотела этого, но никогда бы на это не согласилась. Они решили не видеться больше, однако любовь, несмотря ни на что, толкает их друг к другу. Но слишком поздно, все слишком поздно! Есть люди, которым счастье блеснет лишь на мгновенье, всего на одно мгновенье, лишь для того, чтобы жизнь показалась им еще более печальной и жестокой. В конце она умирает. Умирает в его объятиях.

— Нет, нет! — крикнула Зита, прикрывая губы тыльной стороной ладони. — Нет, нет!

Генрик печально покачал головой и задумался.

— Что же, — сказал он наконец, — мне очень жаль, но чем я могу помочь? Я не могу, увы, влиять на Судьбу и Провидение. Наоборот, я с ними не в ладах. Если бы это зависело от меня! О, если бы зависело от меня!

— Но это не может так кончиться, не может! — Зита дергала Генрика за рукав. — Она не имеет права умирать. Я прошу вас, я умоляю вас, ради всего святого!

В ее голосе звучала такая боль, в глазах была неподдельная печаль, и вся она содрогалась от такого отчаяния, что это начало привлекать внимание прохожих.

Генрик развел руками.

— Ну что же, — сказал он. — Пусть будет по–вашему. Она не умирает, она уезжает куда–то за океан, и больше они никогда не встретятся.

— Да нет же! Это все равно что смерть. Нет, нет! Зита не отпускала его, дергала за рукав, в голосе ее звучали слезы.

Какие–то три парня наблюдали за ними. Все трое черные и кудрявые. Они курили сигареты и смотрели на Генрика и Зиту с таким интересом, как будто это был захватывающий фильм. Самый высокий, с красным платком на шее, опирался на плечи двух других. Один из них выделялся рубашкой с яркими полосами, другой ярко–красным цветком, который держал в зубах. Он жевал стебелек и время от времени сплевывал.

— Эй, ты, крошка, — закричал высокий, — перестань наконец. Противно смотреть, как ты унижаешься. Твои мольбы не помогут, у него есть другая, и ему наплевать на тебя.

Второй вынул цветок изо рта и засмеялся, третий, в рубахе с зелеными полосами, с серьезным видом покачал головой.

— В таких делах советы не помогают, — сказал он тихо и свистнул.

Зита быстро обернулась. Из растроганной, заплаканной девочки она в одно мгновение превратилась в уличную фурию. Она осыпала их градом страшных ругательств, большинства которых Генрик даже не знал. Должно быть, они были ужасны, так как две проходившие мимо пожилые дамы шарахнулись в сторону, заткнув уши и громко выражая свое негодование. Насколько Генрик мог разобрать — а в бурном потоке и хаосе проклятий это было не легко, — основной смысл ее выступления заключался в осуждении дурной привычки вмешиваться не в свои дела и задевать на улице мирных людей. Она плевала в их сторону, грозила им кулаками и была готова в любую минуту привести в исполнение свои угрозы. Генрик крепко схватил ее за руку, стараясь удержать.

Парни, удивленные такой неожиданной переменой, сначала молчали, остолбенев, но, сообразив, с кем имеют дело, начали со знанием дела огрызаться. Атмосфера накалялась. Прохожие останавливались и вскоре окружили их — плотным кольцом, громко комментируя происходящее и подозрительно разглядывая Генрика. Визг Зиты покрывал все.

Генрик растолкал толпу и быстро потащил Зиту за собой. Она упиралась, вырывалась, как маленькая собачонка, разъяренная собственным лаем, и тогда Генрик потянул ее с такой силой, что она чуть не упала, пробежала несколько шагов, выстукивая сбивчивый ритм каблуками по тротуару, припала всем телом к Генрику и посмотрела на него затуманенным, бессмысленным взором. Генрик двинулся дальше большими, быстрыми шагами. Зита, внезапно потеряв равновесие, снова чуть не упала, но сразу же овладела темпом и спокойной рысцой побежала рядом с Генриком. Так они шли долго, пока наконец не свернули вправо, в улицу не очень широкую, но ярко освещенную неоновыми огнями и светом витрин. Генрик замедлил шаги, отпустил руку Зиты, поправил галстук и тихо вздохнул. Он искоса посмотрел на Зиту. Зита перехватила его взгляд и нежно улыбнулась.

— А может быть, пойдем посмотрим? — спросила она.

— Что? Что такое?

— Ну, этот фильм.

— Какой фильм?

— Ну, тот, который вы мне рассказывали.

— Я не рассказывал никакого фильма.

— Да что вы говорите! Ну, этот фильм, который показывают в кино «Аугустео». Вы так хорошо его рассказывали, только конец присочинили. Чтобы меня расстроить. Принесите себя в жертву, пойдите со мной второй раз.

— Но я никогда не видел этого фильма.

— Откуда же вы знаете его содержание?

— Я не знаю его содержания. Содержание я придумал. Посмотрел фотографии и придумал. Достаточно увидеть несколько фильмов и немного знать жизнь, чтобы выдумать какую–нибудь любовную историю.

Зита молчала, погруженная в задумчивость. Они шли очень медленно, как люди, которые после недельного нервного напряжения наслаждаются в воскресенье полуденной прогулкой, забыв о будничной спешке.

— Ну, пойдемте ужинать, — сказал Генрик. — Я не на шутку проголодался.

— А я нет, — сказала Зита решительно и упрямо. — Вы меня обманули, это очень нехорошо с вашей стороны. Я думала, что все это правда, а вы все придумали, дурочку из меня делаете. А я‑то переживала! Жаль только, что не дала в зубы шалопаям, которые к вам пристали.

— Со своей стороны я бы хотел, чтобы вы были более рассудительны и тактичны, — сказал Генрик холодно. — Вон там, немного дальше, на той стороне, есть какая–то траттория, довольно уютная с виду. Как она называется? Я не вижу отсюда.

«Под ве–се–лой ус–три–цей», — прочитала Зита, гордая тем, что зрение у нее лучше, чем у Генрика.

Женщины очень любят одерживать победы над мужчинами, быть в чем–нибудь лучше их, и честолюбие, с каким они стремятся этого достичь решительно во всем, выглядит довольно смешно. Ибо по сути дела честолюбие не имеет здесь ни малейшего значения, оно служит лишь для того, чтобы отвлечь внимание от самого существенного, в чем стыдно признаться: женщина хочет быть лучше мужчины только и исключительно для того, чтобы благодаря этому быть ему необходимой, чтобы иметь возможность опекать милого недотепу, заботиться о нем. Это самое обычное, самое нежное женское чувство и только поэтому, а не по какой–нибудь другой причине женщины стараются во что бы то ни стало выиграть у нас в бридж, выше нас прыгнуть, лучше и быстрее изучить иностранный язык, превзойти нас в знании экономики, политики, философии и искусства, а также во всех других областях жизни.