Бледный гость - Филип Гуден

Позже, возвращаясь в мыслях к этим событиям, я никак не мог взять в толк, что заставило их покинуть «проводы» одного мертвеца, чтобы увидеть поднятого с глубины другого.

По мере приближения я мог лучше разглядеть их лица, и все они выражали замешательство, волнение и ужас. Филдинг, остановившийся впереди остальных, выглядел не лучше. К счастью, вытаскивать из воды тело нам не пришлось, этим занялись другие, под руководством судьи. И если посреди озера утопленник казался вздувшимся и толстым, то теперь, когда его положили на траву, этот несчастный выглядел съежившимся и жалким. Люди обступили тело. Филдинг и кое-кто из присутствующих нагнулись было, чтобы осмотреть тело, но, думаю, пораженные видом лица с пустыми глазницами и разинутым ртом, отпрянули. Никто, как видно, человека этого не знал, или, по крайней мере, не был достаточно уверен, чтобы опознать.

То, что произошло со мной дальше… Я не знаю, как это объяснить. Может быть, так на меня повлияла эта сбивающая с толку находка посреди озера, может быть, все эти люди, похожие на стервятников, ошеломленно взирающие на восковое тело утопленника. Но вдруг между мной и недавними плакальщиками будто опустилась пелена, за которой мне виделось просто скопище живых существ, под стать стаду животных. Не знаю, понимаете ли вы меня. Вот лежит мертвый человек, абсолютно голый, если не считать пары лоскутов, прикрывающих его тело. А вот и стадо одетых в траур, вдруг сбежавшихся посмотреть на еще один труп прямо с поминок Элкомба. Было ясно как день, что никто – ни они, ни мы – не представляет, что делать дальше. Помню, однажды я видел похожую картину в детстве: стадо коров собралось вокруг мертвого теленка. Одна из телок, наверно его мать, облизывала его в тщетных попытках вернуть к жизни. Остальные стояли вокруг, равнодушные и недвижные.

Эта немая сцена у озера длилась всего несколько мгновений, но мне показалось, что целую вечность.

Итак, все мы стояли как вкопанные. Кроме одного.

Посмотрев поверх голов, я увидел фигуру, отделившуюся от толпы. Освальда узнать труда не составило. Я знал, что если кто и способен прояснить ситуацию, то только дворецкий. Так предсказывала мне моя интуиция.

Едва я решил выяснить, что Освальд тут делает, как толпа зашевелилась. Словно кто-то снял заклинание, и люди заговорили одновременно. Кто-то кинулся к лодке, чтобы укрыть тело лежавшими там мешками, другие решали, кто и куда понесет тело.

Я пошел за дворецким. Проходя мимо Филдинга, в глазах его я увидел собственные тревогу и молчаливое понимание.

Только что описанное мною – то, как нам помогали вытаскивать на берег тело, всеобщая скованность и молчание собравшихся вокруг нашей находки, – все это произошло быстрее, чем я об этом рассказываю. Поэтому неудивительно, что со стороны особняка продолжали прибывать люди, любопытствующие узнать, из-за чего тут вся эта суматоха. В обратном направлении двигались только двое: дворецкий Освальд и актер Ревилл. Похожий на жердь, Освальд заметно торопился, но ни разу не обернулся, что меня и насторожило. Словно у него что-то на уме, словно он спешит по какому-то делу, которое предпочитает оставить в тайне.

За ним легко было уследить: он не прятался и вокруг никого не было. Обойдя особняк с южной его стороны, он спустился по западному склону-пустырю в сторону леса Робина. Я помедлил, прикидывая, как поступить лучше, и двинулся туда же немного с другой стороны. Если дворецкий кого-то искал, то понятно, почему не оглядывался и не смотрел по сторонам: был слишком сосредоточен на том, что впереди. Достигнув кромки деревьев, его худощавый силуэт исчез среди теней.

Выждав немного, я побежал следом, а когда поравнялся с деревьями, сбавил темп и отдышался. Вот он, вновь передо мной, зеленый массив леса, тревожащий и непредсказуемый.

Освальд зашел в него немного левее, рядом с тем местом, где я впервые повстречался с Робином; недалеко рос и вяз, на котором дикарь повесился. Я пересек границу между низиной и кущей и принялся думать, что делать дальше. И тут откуда-то слева донесся чей-то разговор, тихий, буквально шепотом, так что слов нельзя было разобрать.

Осторожно я двинулся в сторону голосов. Впрочем, иначе передвигаться в лесном полумраке было сложно. Тон говоривших постоянно балансировал на грани раздражения, он то вскипал, то опадал. Я приблизился к крошечному пятачку открытого пространства, посреди которого стояли две фигуры: темная и светлая. Прямо перед моим носом рос какой-то куст, так что я решил укрыться за ним, присев на корточки. Одежда моя все еще была сыровата после поездки по озеру. Разобрать что к чему в сумеречной тени леса было трудно, но некоторое преимущество у меня все же имелось: я знал одного из говоривших. Освальд стоял практически напротив того места, где я прятался, лицом ко мне и своему собеседнику. Что касается последнего, то моему взгляду была доступна лишь его широкая спина.

– Вам больше нечего тут делать, – сказал Освальд.

– Вы позвали меня только для того, чтобы сообщить об этом?

– Свое вы отработали.

– Меня подобные вещи мало волнуют. Хлеб насущный и средства к существованию.

Было что-то знакомое в этом голосе. Кто же это такой?

– Как же вы живете? – презрительно фыркнул дворецкий.

– Как птицы, брат мой.

Ну конечно, это же Питер Пэрэдайз! Массивное телосложение, неизменное «брат мой» всем и каждому… Но с чего вдруг Освальду понадобилось разговаривать с тем, кого он сам недавно выставил из поместья?

– Как птицы? То есть червей и мух собираете?

– Я имею в виду, живем тем, что нам дают. Что Бог нам посылает, – ответствовал Пэрэдайз с усталостью и с чувством достоинства в голосе.

– А что, если он пошлет вам… вот это?

Освальд замахнулся, словно хотел ударить Питера, но опустил руку. Весьма неожиданный поворот событий: дворецкий, обычно столь невозмутимый и сдержанный, поддался желанию применить физическую силу.

– Говорю тебе, Пэрэдайз, вы злоупотребили оказанным вам гостеприимством.

Иден произнес фамилию актера, как сплюнул.

– Старая песня.

– Знаешь, что бывает с теми, кто злоупотребляет гостеприимством? Если говорить вашими же словами, тьма будет их единственным приютом и ночлегом.

– Как это случилось с дикарем, которого нашли болтающимся на дереве?

– Именно так.

– И как случилось с твоим хозяином?

– Не смей упоминать его имени.

– И с тем, кто не успел отрастить жабры, чтобы жить под водой?

Удивительно, как быстро слухи о найденном в озере теле достигли ушей Питера Пэрэдайза!

– Как видишь, здесь… опасное место, – промолвил Освальд.

– Я вижу, что это место греха и разврата, – ответил Пэрэдайз. – Но раз уж ты заговорил о тех, кто отправляется во тьму, то их гораздо больше, чем тех, кто остается здесь. Если уж на то пошло, брат мой, мертвые всегда должны численно превосходить живых. И не стоит забывать, что не для всех это будет тьма. Так что ты меня не запугаешь.

Действительно, не похоже было, чтобы слова Освальда и несостоявшаяся попытка начать драку возымели хоть какое-то действие на Питера Пэрэдайза. В сущности, я наблюдал сейчас ту же сцену противостояния, что и в амбаре после представления о Богаче и Лазаре. Взаимный обмен угрозами. Правда, в тот раз кулак первым занес Пэрэдайз, тогда как теперь роли поменялись. Повисла пауза, после которой Освальд шагнул в чащу.

Пэрэдайз подождал немного, потом повернулся и тяжело вломился в заросли, рядом с тем самым местом, где я прятался. Его седая всклокоченная борода и нахмуренные брови проплыли в лесном сумраке. Один взгляд в сторону и вниз – и он бы меня увидел. Впрочем, смотрел Питер только вперед.

Я тоже решил подождать. Подождать и подумать. Потом я отправился вдогонку дворецкому. Из этих двоих он казался наиболее осведомленным в происходящем. Треск веток выдавал продвижение Освальда в глубину леса, и мне было любопытно узнать, куда он направляется.

Похоже, блуждание по зарослям стало входить для меня в привычку, и к тому же довольно глупую. На сей раз я в этом убедился. Вы уже достаточно наслышаны о том, какой я мастер по части того, чтобы заплутать в чаще, так что времени тратить зря не стану, только скажу, что настал момент – всего через несколько минут, как я двинулся по следам Освальда, – когда я вдруг обнаружил, что не слышу больше, чтобы кто-нибудь впереди прокладывал себе путь среди деревьев. Я остановился, затаив дыхание.

Пришлось признать – я упустил его. Что ж, родиться охотничьей собакой мне не случилось.

Но тут сзади хрустнула ветка; выходит, Освальд, если только это был он, каким-то образом сделал крюк и теперь находится у меня за спиной.

Бездна разделяет лихорадку погони и ужас от преследования. Дворецкого я считал опасным типом, возможно доведенным до отчаяния, и терять ему было нечего. Заметил ли он, как я уходил с того мрачного сборища (то есть с поминок)? Я боялся пошевелиться и обернуться, опасаясь, что в сгущающейся темноте Освальд без труда сможет заметить бледное пятно моей физиономии. Но я знал, что он прямо за моей спиной. Я чувствовал его присутствие буквально затылком.