С небес на землю - Татьяна Устинова

— Правда, некоторая накладка все же вышла! С тех пор прошло… сколько лет прошло, Алекс?

— Пять.

— За эти пять лет литератор, у которого вы как будто украли «Запах вечности», так ничего и не написал, хотя вроде пытался! Один его роман провалился, его едва продали, а другой вообще не стали печатать. И это странно, правда? И еще странно, что вы не сошли с ума. — Она пожала плечами. — Я бы сошла.

Кобра, вновь приготовившаяся вцепиться, замерла в нерешительности, и удав немного ослабил свои кольца.

…Она на самом деле все понимает?! Или ему просто очень хочется, чтобы понимала?!.

— Чем вы занимались все эти пять лет?

— Болел. Насморком.

— Вы потеряли уйму времени, черт вас побери! — вдруг заорала Маня ему в лицо, и он сделал шаг назад. — Вы могли бы написать еще три романа! А вы позволили себе раскиснуть!..

— Я больше не могу писать.

— Вранье. Вы не писать не можете! Уж я это точно знаю!

Тут он понял, что сейчас непременно заревет. Как трехлетний ребенок, который силится что-то объяснить окружающему миру — и не может. Заревет постыдно, громко, икая и подвывая, размазывая кулаком слезы по застывшим щекам, прямо здесь, на набережной, на ледяном ветру, у нее на глазах.

И, чтоб не зареветь, он спросил какую-то глупость:

— Откуда вы знаете, что я не могу не писать?

— Оттуда, что я тоже писатель. В некотором роде. Некоторым образом.

И повернулась спиной.

Они помолчали, стоя спинами друг к другу, очень близко. Ветер трепал его волосы, забрасывал ей на щеку. И она опять вспомнила, как подумала когда-то: такие волосы и ресницы должны были барышне достаться, а достались…

— Кем был тот человек?

Он чуть-чуть повернул голову:

— Какой человек?

— Тот, что обвел вас вокруг пальца?

— А-а. Мой литературный агент. Я никогда его в глаза не видел. Мы общались только по почте и по телефону. Но все бумаги, договоры, связи — все было на нем. Я подписывал то, что он присылал, но никогда не читал. Мне лень было и неинтересно. Я был ему очень благодарен за то, что он так удачно занимается моими делами.

Он помолчал немного и добавил как будто с удивлением:

— Я вообще никогда его не видел! И не знаю, что со мной было бы, если б увидел. Убил бы, наверное. То есть, должно быть, это хорошо, что он так мне и не показался!

— А суд?! В суд он тоже не приходил? И с журналистами не встречался? Всю эту канитель тогда день и ночь показывали!

— У него был адвокат, вот этого адвоката и показывали, и в суд, разумеется, приходил адвокат! Вообще говоря, это занятно. Я почему-то об этом не думал. Вот и враг у меня получился виртуальный. Я точно знаю, что он есть, но даже не представляю, как он выглядит.

— А второй? Ну, который занял место гениального писателя?

— Я и его не знаю.

Маня повернулась и уставилась на него. Глаза за стеклами круглых очков, припорошенных мелкой водяной пылью, были как у совы.

— Не знаете?!

— Ну, это просто какой-то человек, которого нашел мой агент и таким образом… применил к делу. Все дело в деньгах, Маня. Их оказалось так много, что отдать их мне он просто не смог. Никто не ожидал такого успеха. Нет, я знал, конечно, что роман… неплохой, но чтоб сразу, с первого попадания… Так ни у кого не бывает! А тут вдруг невероятная куча денег. Он придумал комбинацию и обвинил меня в плагиате. Я даже сначала не понял ничего!.. Я презирал всю эту мышиную возню, ей-богу! — Он вдруг засмеялся. — Мне казалось, это дикость какая-то! И у меня было одно большое преимущество перед всеми. Я точно знал, что написал роман я! Нужно было как-то бороться, защищаться, обращаться в газеты, что ли!.. А мне стало стыдно. Я не знаю, как это объяснить. Должно быть, я слабак.

— Вы сейчас хвастаетесь?

— Чем?

— Тем, что слабак.

Он молчал и смотрел на нее. Нева бесновалась и злилась совсем рядом, за гранитной оградой.

— Так бы и дала вам по шее, — мрачно заявила она. — Я терпеть не могу лицемеров! А вы лицемерите ужасно! Вам просто нравится быть несчастным, обойденным судьбой и затравленным злодеями.

И тут он спросил:

— Вы что, верите мне?.. С чего вы взяли, что я не крал роман? Почему вы решили, что я… не вру?..

Это был самый страшный вопрос.

Ему никто не верил, много лет.

Иногда он сомневался, что его собственная мать до конца уверена в том, что именно ее сын и есть тот самый Алекс Лорер, так прогремевший со своей книжкой. Может, все-таки… не он?..

Что уж говорить об остальных!.. Косые взгляды, ехидные письма, приходящие по электронной почте.

И разговоры, разговоры!.. Сочувственные взгляды. А, вы и есть… ну, писатель, да?.. «Запах вечности», конечно! Сильная штучка. И как это вам в голову пришло его… того… самого…

Постепенно все утихло. Вот только писать он больше не мог, и вопрос «Вы кто?», который ему задавали везде, приводил его в ужас. Змеи тотчас оживали. Оживали, наливались силой, начинали терзать.

Он много лет сидел без работы — был уверен, что его нигде не возьмут. Кому нужен… вор? Нечистоплотный и не слишком удачливый?

Однажды какой-то юнец, должно быть, поклонник романа, догнал его на улице и плюнул ему на ботинки — выразил свое отношение к презренному жулику, ворующему чужие книги!..

После этого Алекс несколько месяцев выходил из дому, натянув шапку почти до глаз, — боялся, что еще кто-нибудь его узнает и плюнет.

Ветер приналег, и Алекс закрыл глаза.

— Я видела вас в Париже, — заговорила Маня Поливанова очень сердито. — Я просто шаталась по книжной ярмарке, а у вас была пресс-конференция. Вы сидели за столом, совершенно один, и было море журналистов, и микрофоны, и камеры. Вы говорили по-французски. А писали?..

— Писал по-русски, но я вас не об этом спрашивал!..

— О чем вы меня спрашивали?

— Откуда вы знаете, что я…

— Да пойдите вы в пень! — Она топнула ногой. — Я же не дура и не вчера родилась! Конечно, это ваш роман!

— С чего вы взяли? По роже видно?

— И по роже видно, и говорили вы тогда так, как о романе может говорить только автор! Должно быть, вы упустили какие-то важные вещи, профукали всю документальную сторону, вверили себя заботам какого-то негодяя, как нежная фиалка на залитом солнцем склоне, но это ничего не меняет!.. Я даже думала о вас, представляете? Ну, после того, как все случилось! Я думала, вот бедный мужик попал! Та-акую книжку написать, а потом дерьмо хлебать ложками, и все из-за каких-то крючкотворов! Потом я, конечно, про вас забыла.

— Конечно.

— Но не сразу, — продолжала Маня Поливанова. — Я еще очень долго ждала, когда же Алекс Лорер напишет следующий роман и как тогда вся эта шатия-братия станет выкручиваться?! Я даже слегка злорадствовала, хотя мне не было до вас никакого дела. Ведь любая экспертиза в два счета докажет, что они написаны одним человеком и этот человек вовсе не тот «талантливый литератор»!.. И вообще! Как это можно терпеть, когда на вашей книге стоит чужая фамилия?!

Алекс пожал плечами:

— Никак. Я долго не ходил в книжные магазины.

— Молодец, — похвалила Маня.

Ветер загрохотал железом по какой-то крыше, они оглянулись и посмотрели.

Потом Алекс взял ее за отвороты пальто и повернул к себе.

— Жаль, что вы не встретились мне… тогда. Я понятия не имел, что где-то есть человек, который знает… который уверен во мне. Было бы легче жить, ей-богу.

Алекс потянул ее на себя, она переступила ногами и очутилась очень близко, и тогда он поцеловал ее с изумлением и благодарностью.

Она ответила моментально, губы стали огненными — или ему так показалось на ледяном ветру?..

Она прижималась к нему, высокая, длинноногая, пахнущая улицей и духами и очень сердитая.

— Вот только никаких благодарностей мне не надо, — сказала она, когда поцелуй закончился. — Я не занимаюсь благотворительностью!

— Благодарностей? — пробормотал он.

— Поцелуйте меня по-человечески. Сейчас вы меня целовали в смысле — вот спасибо вам большое за понимание и доверие!..

— По-человечески?!

— Не хотите, не надо.

И он поцеловал. Вдруг отпустив себя, он целовал ее долго и страстно, так как ему на самом деле хотелось, и моментально стало жарко, и дыхание сбилось, и застучало в висках. Он трогал ее под пальто, и ее грудь упиралась в него, и он прижимал ее все сильнее, так что она почти упала на него, и он держал ее коротко стриженный затылок так, чтобы она уж точно не могла ни вывернуться, ни отстраниться, и все это продолжалось вечность.

— Вот так-то лучше, — с трудом выговорила Маня, когда они оторвались друг от друга и уставились в изумлении. — Гораздо лучше.

В комнате было тепло и глухо, как в подполе, никаких звуков.

Только Маня дышала тяжело, со всхлипами, как будто каждый вздох давался ей с трудом.

— Ты что?