Война в Фивах - Нагиб Махфуз

Посланник высокомерно ответил:

— Мой повелитель спрашивает о ней по причине, которая известна ему одному. Он не просит пощады, да и сам не станет щадить никого.

Яхмос задумался, не понимая, какая причина побудила врага наводить справки о своей дочери.

Поэтому он произнес ясным голосом, в котором звучало презрение:

— Возвращайтесь к своему хозяину и скажите ему, что крестьяне благородные люди, они не убивают женщин, и что египетские воины считают ниже своего достоинства убивать пленных. Его дочь пленница и пользуется великодушием тех, кто пленил ее.

На лице посланника появилось выражение облегчения. Он сказал:

— Эти слова спасли жизни многих тысяч твоих людей — женщин и детей, которых царь взял в плен. Их жизни зависят от жизни принцессы Аменридис.

Яхмос сказал:

— А ее жизнь зависит от их жизней.

После некоторых раздумий посланник сказал:

— Мне приказано не возвращаться, прежде чем я не увижу ее собственными глазами.

На лице Гура появилось недовольное выражение, но Яхмос опередил его и сказал:

— Ты увидишь ее своими глазами.

Главный посланник указал на ларец из слоновой кости, который держали двое его спутников, и сказал:

— В этом ларце одежда принцессы. Ты позволишь оставить ларец в ее каюте?

Царь подумал и сказал:

— Можешь оставить его.

Однако Гур наклонил голову к повелителю и прошептал:

— Сначала необходимо досмотреть эту одежду.

Царь согласился с мнением гофмейстера, тот велел поставить ларец перед Яхмосом. Царь сам открыл его и начал доставать из него содержимое, один предмет одежды за другим. Вдруг он наткнулся на маленькую шкатулку. Царь взял ее, открыл и обнаружил в ней ожерелье с изумрудным сердцем. Сердце царя затрепетало, когда он вспомнил, как принцесса из множества драгоценностей выбрала именно это ожерелье. Тогда его звали Исфинисом, и он продавал драгоценности. Лицо царя покраснело.

— Разве в тюрьме уместно держать безделушки? — спросил Гур.

— Это ожерелье — любимая драгоценность принцессы, — ответил посланник. — Если командиру угодно, мы оставим его. Если нет, заберем с собой.

— Не случится ничего плохого, если оставить это ожерелье, — сказал Яхмос.

Затем царь обратился к офицерам и приказал им отвести посланников в каюту принцессы. Посланники удалились, офицеры последовали за ними.

19

В тот же вечер с юга прибыли солдаты, недавно обученные в Великом Аполлонополисе и Иераконполисе, и влились в состав армии. Из Омбоса прибыли также небольшие корабли, груженные оружием и осадными башнями, и бросили якоря в гавани Фив. Капитан сообщил царю хорошую новость — скоро поступят колесницы и обученные всадники. Солдаты из Фив и Хабу пополнили ряды армии Яхмоса, которая не только восполнила потери, но и умножила свои ряды. Солдат стало больше, чем их было, когда армия пересекла границу Египта. Царь больше не видел причин задерживаться в Фивах и приказал командирам на рассвете быть готовыми к походу. Солдаты прощались с Фивами, их жителями. Спокойные дни закончились, все готовились к битве. На рассвете солдаты затрубили в трубы, и огромная армия покатилась вперед точно морские волны. Впереди шел авангард с царем и его гвардией, за ними батальон колесниц и другие подразделения. Флот под командованием Яхмоса Эбаны поднял паруса, и мощные корабли стали разрезать волны Нила. Все жаждали битвы. Волю солдат, ставшую прочнее железа, закалили победы.

В деревнях армию принимали с огромной радостью, крестьяне выходили ей навстречу, громко приветствовали воинов, размахивали флагами и ветвями пальм. Не встречая преград, армия продвигалась вперед и к полудню вышла к Шанхуру. Армия вступила в город, не встречая сопротивления. Вечером армия подошла к Гесии и перед ней открылись ворота города. Ночь армия провела в городе и возобновила поход на рассвете. Она быстро продвигалась вперед и достигла края поля Коптос. Солдаты увидели долину, которая простиралась до самого города. Всех охватили печальные воспоминания о прошлом. Яхмос вспомнил, что в этой долине армия Фив десять лет назад потерпела поражение, вспомнил гибель храброго дедушки Секененры, оросившего землю своей кровью. Царь, вглядываясь в долину, подумал про себя: «Хотелось бы узнать, где он погиб». Он невольно взглянул на Гура и увидел, что лицо гофмейстера побледнело, а глаза полнились слезами. Это еще больше подействовало на царя, и он сказал:

— Какие мучительные воспоминания!

Гур ответил с дрожью в голосе:

— У меня такое впечатление, точно я слышу голоса погибших, которые обитают в этом священном месте!

Командир Мхеб сказал:

— Как много крови пролили наши отцы на этой земле!

Гур вытер слезы и произнес:

— Помолимся, мой повелитель, за душу нашего погибшего мученической смертью повелителя Секененры и его храбрых солдат!

Яхмос, его командиры и окружение вышли из колесниц и вознесли горячую молитву.

Армия вошла в город Коптос, над его стенами трепетал египетский флаг. Солдаты громкими возгласами воздали должное Секененре. Затем армия двинулась к Дендаре, не встречая ни малейшего сопротивления. Точно так же воины вступили в город Диосполис Парва, затем стали продвигаться к Абидосу, ожидая, что в долине столкнутся с пастухами. Однако воины не встретили ни единого врага.

— Где же Апофис и его могущественные армии? — спросил пораженный Яхмос.

— Наверно, ему не хочется выставлять пехоту против наших колесниц, — ответил Гур.

— И как долго продолжится эта погоня?

— Кто знает, мой повелитель? Погоня может продолжаться до самого Авариса, неприступной крепости пастухов, чьи стены они возводили целый век. Похоже, взятие этого города не обойдется египетским воинам без большой крови.

Абидос открыл ворота перед Армией освобождения, она вошла в город как победительница и в тот день остановилась там на отдых.

Яхмос жаждал войны, отчасти потому что с нетерпением ждал решающей встречи со своим врагом. Ему не терпелось ринуться в бой, забыть о смуте в своей душе и вычеркнуть из души печаль. Однако Апофис не предоставил ему такой возможности. Мыслями Яхмос все время возвращался к упрямой пленнице. Его сердце тянулось к ней, невзирая на недобрые чувства, которые она питала к нему. Царь вспоминал свои мечты. Он поверил, что сама судьба передала Аменридис в его руки, и ему захотелось превратить корабль заточения в рай любви. Безудержная любовь бурным потоком обуяла его и смела такие преграды, как нерешительность и гордость. Он взошел на корабль, направился к волшебной каюте и вошел. Принцесса сидела на диване в обычной позе, закутанная в изящные одежды из Мемфиса. Видно, она узнала его по походке, ибо не подняла головы и продолжала смотреть в пол. Влюбленный взгляд царя скользнул по пробору ее волос, челу, опущенным ресницам. Он почувствовал, что сердце бьется в его груди, словно раскаты грома. Гонимый желанием, он был готов броситься к принцессе, заключить ее в страстные объятия. Тут Аменридис неожиданно подняла голову и дерзко взглянула на него. Царь застыл на месте.

— Посланники навестили вас? — спросил он.

— Да, — ответила она тоном, не выдававшим никаких чувств.

Взгляд царя скользнул по каюте и остановился на ларце из слоновой кости.

— Я дал разрешение принести вам этот ларец, — сказал он.

— Спасибо, — небрежно поблагодарила она, и в ее голосе прозвучало раздражение.

Царю стало легче на душе, и он сказал:

— В ларце находилось ожерелье с изумрудным сердцем.

Губы Аменридис дрогнули, она собиралась что-то сказать, но вдруг передумала и плотно сжала губы, что говорило о смятении.

— Посланники говорили, что это ожерелье вам дорого, — с нежностью произнес Яхмос.

Аменридис резко покачала головой, точно отвергая обвинение, выдвинутое против нее, и ответила:

— Это правда. Я раньше часто носила это ожерелье, потому что ведьма при дворе сделала из него талисман, который отводит порчу и зло.

Ответ прозвучал неубедительно, но царь не отчаялся и сказал:

— Я подумал, что оно предназначено для других целей, о чем говорила встреча в каюте царского корабля.

Лицо принцессы густо покраснело, она гневно ответила:

— Сегодня я не помню капризы вчерашнего дня. Было бы лучше, если бы ты относился ко мне как враг к пленнице.

Царь заметил признаки жестокости на ее напряженном лице и еще раз испытал разочарование. Однако, пытаясь обуздать свои чувства, он сказал:

— Разве вам неизвестно, что мы заключаем женщин наших врагов в дворцовые гаремы?

— Не таких, как я, — резко возразила Аменридис.

— Вы снова угрожаете голодовкой?

— Сейчас в этом нет надобности.

Царь с подозрением взглянул на нее и с усмешкой спросил: