Сердечный выстрел - Владимир Григорьевич Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись из бани, Родион нашел Майю на кухне, она сидела за столом и мешала ложечкой чай в кружке. На Фомина она смотрела сонными глазами.
— Спасибо за баню, хозяюшка.
— Маша спать пошла… — сказала Майя. И, выдержав паузу, добавила: — Умаялась.
— Да, дорога долгая была.
— Ну да.
Долгая дорога, ночь, в машине только двое, он и она…
— Зря ты так думаешь.
— А я ничего не думаю. Мне все равно. — Майя резко поднялась, взяла чистую кружку, сняла с подставки чайник и сказала: — Семен не мог Смальцева убить.
— Значит, мы с Машей просто тешимся, — усмехнулся Фомин.
— Тешьтесь!
— Через пару часов начнем.
— Начинайте. И докажите, что Семен ни в чем не виноват.
— Постараемся.
Майя со стуком поставила перед Родионом чашку, чай расплескался, пролился в блюдце, несколько капель попало ему на руку.
— Не откажусь, — усмехнулся Фомин.
Катерина Еремичева, может, и не лучший представитель человечества, но от чая они с Машей зря отказались. Сколько ехал он в Каменск и обратно, столько и вспоминал чайник с кипятком на летней кухне.
— Не откажись! — сердито глянула на него Майя.
— От Гуляева?
— От Гуляева!
— Непростая задача.
— Да?
— Твой Семен столько дров наломал…
— То дрова, а Смальцев — целый лес в щепки!..
— Темный лес.
— Тем более!
Майя поставила перед Родионом корзинку с еще теплыми пирожками. Ждала она их, готовилась, а встретила неласково. Во всяком случае, его.
— Ты же знаешь, я стараюсь копать глубоко. Если Семена подставили, я докопаюсь до тех, кто это сделал.
— Копай. Под Еремичеву копай.
— Ты ее знаешь?
— Маша сказала. Еремичева может подставить, — кивнула Майя.
— Так ты знаешь ее или Маша сказала?
— И Маша сказала, и я ее знаю.
— Что ты знаешь?
— Ну так, кое-что, — замялась Майя.
— Например?
— Да хитрозадая она. На Семена запала, потому что семья небедная, машина у него крутая.
— И все?
— Генка Крячков за ней со школьной поры бегает, но у него за душой кот наплакал, он ей такой не нужен.
— Мало.
— Что мало? Хитрозадая она!
— Все равно мало.
— Ты походи вокруг нее, поспрашивай, вот увидишь, будет много.
— А поспрашивать придется, — кивнул Родион.
Через два-три часа у них выезд, а пока спать. Если Майя позволит.
— Я с вами поеду, — сказала девушка.
— Только поспрашивать… — закрывая глаза, кивнул он.
Девушка она не стеснительная, за словом в карман не лезет, а работы много, всю улицу обойти — спрашивать, узнавать.
— Ты здесь не засыпай, я тебе постелила.
Майя шагнула к Родиону, и он открыл глаза. Вдруг она за руку его возьмет, а он не каменный и дышит к ней неровно. Всколыхнется кровь, ударит в голову, а Майя возьмет и пошлет его к черту. Она же о Семене своем думает, Родион ей уже не нужен. Обломает она его, оконфузится он, как потом заснуть? А спать надо.
Он поднялся, Майя показала, куда идти. А кровать мягкая, постель чистая.
Родион уже засыпал, когда кто-то взялся за ручку с внешней стороны двери. А на замок она не запиралась, если это Майя, она легко могла открыть дверь. Но не открыла. А под ее ногой тихонько скрипнула половица. Или ему показалось, что скрипнула. Но к двери подходила Майя, никаких в том сомнений.
Мотоцикл старый, на люльке ржавчина, но запах бензина и масла свежий. Заправил дед машину, подготовил к выезду. Но, видно, не завелся двигатель. И в работе что-то не так.
— Катьку, Еремичиху? Вчера?… Нуда, видел!
Зазор на свече дед устанавливал твердой рукой, и взгляд у него ясный, но все же он задумался, вспоминая, когда видел Еремичеву, вчера или, может, неделю назад.
— Ну да, вчера, с парнем каким-то на машине ехала.
— С каким-то парнем?
— А как его еще назвать, если я его не знаю?
— Ни разу не видели?
— Никогда!..
— А машина какая?
— Машину-то я видел. Может, и не эту, но такую же. «Лада Гранта», белого цвета.
— Белого цвета, — кивнул Фомин. — Вчера.
— Вчера, после обеда.
— Номера машины не запомнили?
— Да нет, я на парня смотрел, не мог вспомнить, видел я его или нет.
— Не вспомнили. Но запомнили.
— Да, запомнил, — оглаживая седые усы, сказал дед. — Лицо узкое, щеки впалые, а глаза большие… Даже не глаза, а впадины.
— Глазницы.
— Ну да, глазницы. А если присмотреться… Большие такие впадины, глубокие, темные… А глаза… Глаза, в общем-то, обычные…
— Узкое лицо, впалые щеки… Нос?
— Ну, нос как нос… Губы длинные, узкие. Подбородок… Подбородок тоже узкий… — вспоминал дел. Он говорил, а Родион смотрел на Майю, которая торопливо шла к нему по тропинке вдоль забора. Приблизившись, девушка остановилась.
— А ведь я говорила! — сказала она.
— Иван Семенович, я сейчас.
Фомин отвел девушку в сторонку. Майя закатила глаза, прислушиваясь к своим ощущениям, взяла Родиона за руку — в расчете удержать равновесие. Сняла сапожок, вытряхнула из него камушек, надела обратно.
— Роман у Еремичевой, с какой-то шишкой на терминале.
— Ого!
— Я же говорю, хитрозадая она!
— А шишка кто?
— Ну а кто там самый главный?
— Малыгин.
— Молодой?
— Не очень.
— Морщины есть? — Майя провела пальцем по лбу.
— Есть.
— Значит, Малыгин. Если он самый главный.
Родион задумался. Пыжов убил Павлика, чтобы занять его место, а на что мог претендовать Малыгин, смещая Смальцева? Если он чисто по строительству специалист, то, скорее всего, ни на что. А если он заместитель Смальцева или даже совладелец?… Но убивать Смальцева, да еще с помощью Еремичевой… Не настолько же он идиот!.. Но в любом случае связь эту нужно отработать. И паренька, который Еремичеву на «Гранте» увез, нужно найти. С него вчера и надо было начинать, а они с Машей только время зря потеряли. Сегодня заново нужно от той же печки плясать, но в сторону терминала.
Родион не стал выяснять, кто поведал Майе о романе с Малыгиным, но на всякий случай до конца выведал все, что ему нужно было, у деда и отправился к Гене Крячкову. И еще раз поговорил с его матерью о Еремичевой. И вчера женщина кривила губы, и сегодня поморщилась. Да, поговаривали, что Еремичева крутит с кем-то роман на терминале. С кем-то немолодым.
— Да и не роман это, — усмехнулась Крячкова.
— А что?
— Да бесстыдство одно! Тьфу!
— Разберемся.
Родион хотел завезти Майю домой, но куда там.
— Не могу я дома находиться, когда Семен в беде! —
