Персики для месье кюре - Джоанн Харрис

— Мне нравится твой дедушка, — сказала я.

— Мне тоже, — сказала Алиса. — Но с тех пор, как они с отцом поссорились, я почти не имею возможности с ним видеться.

— Почему же они поссорились? — спросила я.

— Моему дедушке не нравится никаб. Он говорит, что девочки в школе не должны его носить. Он не любит, когда Соня его надевает. Она ведь раньше никогда никаб не носила.

— Так зачем же она теперь его носит?

Алиса пожала плечами и сказала:

— Возможно, ей, как и вашей подруге, есть что скрывать.

Я думала над словами Алисы, пока мы с ней готовились к приему гостей. Ну, допустим, лепешки испечь нетрудно, но взбитое тесто для них, приготовленное по старому рецепту — с гречневой мукой и сидром вместо молока, — обязательно должно постоять пару часов. Такие лепешки можно есть и просто так, и с подсоленным сливочным маслом, и с сосисками, и с козьим сыром, и с луковым конфитюром, и со шкварками из утиного жира, и с персиками. Я помню, как пекла их для Ру и речных цыган в тот вечер, когда подожгли их плавучие дома. Я очень хорошо помню тот вечер. Искры над костром взлетали столбом, как фейерверк, и Анук танцевала с Пантуфлем, и Ру — тогда Ру был веселым, много смеялся, сыпал шутками, а свои длинные волосы стягивал на затылке куском лески и по палубе всегда ходил босиком.

Жозефины на той вечеринке, конечно, не было. Бедная Жозефина — она тогда в любую погоду носила свое клетчатое пальтишко и вечно ходила с распущенными волосами, чтобы скрыть синяки, слишком часто украшавшие ее лицо; бедная подозрительная Жозефина, которая никому не верила и уж меньше всего — речным цыганам. А они вели себя совершенно свободно, как им нравилось, и свободно странствовали по всей реке, и причаливали к берегу, где хотели, и всегда готовы были к любым переменам, если эти перемены оказывались им по душе. Позднее, когда Жозефина сбежала от Поля-Мари, от его вечных оскорблений и побоев, она постепенно стала понимать, какова цена свободы речных цыган, и причиной тому послужило подожженное и вконец испорченное судно Ру; и то, что его друзья уплыли дальше без него; и то, что жители Ланскне не скрывали ненависти к тем, кто остается верен собственным принципам, кто предпочитает видеть звезды, а не уличные фонари, кто не платит налогов и не ходит в церковь; к тем, чье мнение совершенно не совпадает с мнением общественности. Сама до некоторой степени превратившись в изгоя, Жозефина теперь относилась к речным цыганам почти тепло. И у нее, бездетной, осиротевший без судна и друзей, Ру неожиданно пробудил материнские чувства. И вот тогда мне показалось, что Жозефина и Ру могли бы стать не просто друзьями, и все же…

Ты хотела, чтобы он принадлежал тебе, Вианн. И что в этом плохого?

На этот раз голос, звучавший у меня в ушах, не принадлежал ни моей матери, ни Арманде Вуазен. Это был голос Зози де л’Альба, которая и до сих пор иногда является мне во сне. Зози де л’Альба, которая спасла мне жизнь, потому что моя жизнь была нужна ей самой, и она ее чуть не заполучила. Зози — свободный дух, похитительница сердец; ее голос мне гораздо трудней игнорировать, чем голос любого другого из тех, кто мне нашептывает.

Ты хотела его заполучить, Вианн, и заполучила его. У Жозефины тогда не было ни малейшего шанса.

Дело в том, что Зози при всем своем коварстве всегда использовала для достижения своих целей скорее правду, чем обман. Она, точно в зеркале, демонстрировала каждому его отражение, вытаскивая наружу его тайную личину. Я знаю, что в каждом человеке таится тьма; я, например, со своей тьмой боролась всю жизнь. Но до появления Зози я и понятия не имела, как много в моей душе этой тьмы, как много в ней эгоизма и страха.

Королева Кубков. Рыцарь Кубков. Семерка Мечей. Семерка Дисков. Карты моей матери; их навевающий сны запах; знакомые лики.

Неужели Жозефина — это та поблекшая от времени Королева Кубков? Неужели Ру был ее Рыцарем? Неужели я — это вечно меняющая свой облик Луна, двуличная, способная оплести их обоих своей пряжей, как паутиной?

К трем часам домой вернулись Анук и Розетт, приведя с собой Пилу; все трое буквально задыхались от смеха, с трудом переводя дыхание после долгого пребывания на ветру.

— У Пилу есть воздушный змей, — рассказывала Анук, а Розетт весьма живо вторила ей с помощью жестов, — и мы все вместе его запускали вниз по течению реки. И с нами был этот его сумасшедший пес — честное слово, настоящий дурень. Один раз он даже прыгнул в реку, пытаясь поймать воздушного змея за хвост! И нам пришлось его оттуда вытаскивать, так что теперь у Розетт в волосах полно речной травы, а от нас так и разит мокрой собачьей шерстью.

— Неправда! — возмутился Пилу. — Влад — никакой не дурень! Он очень умный пес и прекрасно умеет ловить и приносить мне воздушных змеев. Он — настоящий ретривер! Между прочим, его предки — знаменитые собаки-рыболовы из Древнего Китая!

«Собачья рыба, — сказала Розетт с помощью жестов. — Рыбная собака. Воздушная змеерыба». И она в порядке иллюстрации исполнила вместе с Бамом короткий, но бурный танец.

Алиса, правда, этого не видела: она умчалась наверх, едва услышав собачий лай.

Анук громко крикнула ей:

— Да все нормально, выходи! Это всего лишь Влад. Ты вполне можешь сюда спуститься. Он тебя не укусит.

Сперва я была уверена, что Алиса ни за что не спустится. Но любопытство в итоге победило застенчивость, и она вначале выглянула из своего убежища, потом чуть спустилась и присела на ступеньке лестницы, поглядывая вниз сквозь перила. Пилу мельком на нее глянул, но его, похоже, куда больше интересовало тесто для лепешек, стоявшее на плите.

— Это к сегодняшнему вечеру? — спросил он.

— Верно. Ты лепешки любишь?

Пилу энергично закивал.

— Особенно когда их жарят прямо на костре! Речные люди всегда так делали. И ели их с сосисками и сидром.

— И часто тебе доводилось видеть речных людей? — спросила я. — Мне казалось, они давно уже сюда приплывать перестали.

— Нет, все-таки приплывали иногда, только я еще совсем маленьким был, а потом в Маро стало совсем беспокойно. Вот тогда, по-моему, мой отец с ними и уплыл насовсем. — И Пилу, пожав плечами, принялся изучать готовившиеся на плите кушанья.

А я снова вспомнила о Королеве Кубков, поискала в лице Пилу черты Ру, но никакого сходства не обнаружила. Светлые кудрявые волосы, выгоревшие на солнце; круглое лицо; курносый нос. В целом он, пожалуй, похож на Жозефину, особенно глаза, а вот от Ру в нем абсолютно ничего нет. С другой стороны, Пилу, как и Розетт, любит и умеет рисовать…

Я вспомнила абстрактную картину в баре у Жозефины; вспомнила, какие у нее были глаза, когда она упомянула об отце Пилу. А потом вдруг вспомнила, что она, собственно, об отце Пилу вообще ничего не сказала; просто заявила, что Пилу — ее сын и больше ничей. Именно так отвечала и я сама, когда меня спрашивали об отце Анук; но как раз это-то меня и встревожило, когда я услышала те же слова от Жозефины; и встревожило, пожалуй, куда сильней, чем следовало.

— Когда у тебя день рождения, Пилу?

Его, казалось, удивил мой неожиданный вопрос.

— Семнадцатого сентября, а что?

А у Розетт — двадцатого декабря. Какие близкие даты. Какие ужасно близкие!.. Но какое это, собственно говоря, может иметь значение, даже если мои подозрения оправдаются? Ру ведь не придает абсолютно никакого значения тому, что Анук — не родная его дочь. Почему же в данном случае должно быть иначе? И все же мысль о том, что Ру мог это знать и скрывал, что знает… Скрывал в течение восьми лет, четыре из которых прожил непосредственно здесь, в Ланскне, работая то у здешних фермеров, то на своем судне и снимая комнату у Жозефины…

Рыцарю Кубков есть что скрывать. Его лицо на карте, точно мрамор прожилками, испещрено мелкими трещинками-морщинами. Королева держит свой кубок с таким томным видом, словно жидкость в нем вызывает у нее тошноту. Дети, забрав с собой Влада, поднялись наверх и как-то удивительно там притихли. Ладно, пусть играют. Я прихватила с собой телефон и вышла на улицу, решив немного пройтись.

Ни одного послания от Ру! И телефон у него снова выключен! Я быстро набрала:

Ру, пожалуйста, свяжись со мной! Ты мне нужен…

Разумеется, такой текст я посылать не стала. Мне никогда и никто не был нужен! Если Ру захочет со мной связаться, он это сделает сам. И потом, что я ему скажу? Нет, мне нужно видеть его лицо. Нужно прочесть цвета его ауры…

Погода снова меняется. Я это еще раньше почувствовала, когда разговаривала с Оми на мосту. Ветер по-прежнему силен, но теперь у облачков в небе, похожих на ангельские лики, словно появилась грязная подкладка. Первая капля дождя упала мне на лицо, когда я снова поднималась к нам на холм…