Любовь в холодном климате - Митфорд Нэнси

– Я не смогла ее читать, – сказала она. – Честно пыталась, но книга слишком скучная. И я так и не дошла до этой дамы из общества, про которую ты мне говорила. А читала ты «Мемуары» великой герцогини? Не стану одалживать их тебе, ты должна сама их купить, Фанни, и это поддержит дорогую герцогиню еще одной гинеей. Они чудесны. Там есть целая глава, посвященная нам с Монтдором в Индии – она, знаешь ли, гостила у нас в резиденции вице-короля. Герцогиня поразительно точно передала сам дух этого дома, она провела там только неделю, но никто не изобразил бы это лучше ее. Она описывает прием гостей в саду, на открытом воздухе, который я устраивала, и посещение жен раджи в их гареме и пишет, как много я смогла сделать для этих бедных индийских женщин и как они меня обожали. Лично я нахожу мемуары намного интереснее любого романа, потому что в них правда. Возможно, я не являюсь интеллектуалкой, но очень люблю читать правду о событиях. Ведь в книге, подобной той, что написала герцогиня, ты можешь видеть, как творится история, а если ты любишь историю так, как люблю ее я (но не говори своему мужу, что я так сказала, дорогая, он никогда в это не поверит), если ты любишь историю, тебе должно быть интересно получать всю информацию из первых рук, а только люди, подобные великой герцогине, в состоянии ее донести. И это напоминает мне об одной вещи. Фанни, дорогая, не свяжешь ли ты меня по телефону с Даунинг-стрит и не позовешь ли мне премьер-министра или его секретаря – я сама с ним поговорю, когда он подойдет. Я устраиваю небольшой званый обед для великой герцогини, чтобы дать ее книге хороший старт. Тебя я, конечно, не приглашаю, дорогая, там будет недостаточно интеллектуально, просто несколько политиков и писателей. Вот номер, Фанни.

Я в то время изо всех сил старалась экономить, потому что слишком много потратила на то, чтобы привести в порядок дом, и взяла себе за правило никогда не звонить по телефону даже тете Эмили или в Алконли, если можно было обойтись письмом, так что мне было весьма нежелательно исполнять ее просьбу. На линии возникла долгая пауза, прежде чем к телефону подошел сам премьер-министр, после чего леди Монтдор говорила целую вечность, и предупреждающие гудки – пип-пип-пип – повторялись по меньшей мере раз пять. Мне они были слышны, и каждый становился для меня тяжким ударом. Прежде всего она назначила дату своего праздника в саду – это заняло долгое время, со многими паузами, в продолжение которых министр консультировался со своим секретарем и в трубке пропищало два предупреждения. Потом она спросила, нет ли новостей из Мадрида.

– Да, – говорила она, – боюсь (пип-пип-пип), бедняга получил дурной совет. Я вчера вечером видела Фредди Барбароссу (они ведут себя так храбро в этой ситуации, совершенно стоически. Да, в «Кларидже»), и он сказал мне… – Тут пошел поток новостей и суждений из «Дейли экспресс». – Но мы с Монтдором очень беспокоимся о нашей собственной особой инфанте… да, близкой нашей подруге… О, премьер-министр, если бы вы могли что-то услышать, я была бы вам более чем благодарна. В самом деле сможете? Вы знаете, в книге великой герцогини есть целая глава, посвященная Мадриду, она делает книгу такой актуальной, просто замечательной. Да, близкая родственница. Она описывает вид (пип-пип-пип) из королевского дворца… да, очень унылый, я там была, хотя чудесные закаты… да, я знаю, бедная женщина… О, поначалу она их ненавидела, у нее был специальный театральный бинокль с черными заслонками…

Вы слышали, куда они собираются? Да, Барбара Барбаросса тоже мне так сказала, но я удивляюсь, что они не приезжают сюда. Вы должны постараться их уговорить. Да, понимаю. Что ж, мы тем временем поговорим обо всем этом, дорогой премьер-министр, не буду вас больше задерживать (пип-пип-пип), но мы увидим вас десятого… И я также. Я, конечно, пришлю напоминание вашему секретарю. До свидания.

Она повернулась ко мне, широко улыбаясь, и сказала:

– Ты знаешь, я оказываю самое замечательное воздействие на этого человека, довольно трогательно, как слепо он меня обожает. Убеждена, что могла бы сделать с ним все, что угодно, все, что угодно…

О Полли леди Монтдор никогда не упоминала. Сначала мне казалось, что причина ее частых визитов заключалась в том, что я ассоциировалась для нее с Полли и что рано или поздно она выговорится или даже попытается использовать меня как посредницу в их примирении. Вскоре, однако, я поняла, что Полли и Малыш для нее умерли. Ей не удалось бы их больше эксплуатировать, поскольку Малыш уже никогда не смог бы стать ее любовником, а Полли теперь, похоже, не могла делать ей честь в глазах света. Она попросту изгнала их из своих мыслей. Ее визиты ко мне были отчасти продиктованы одиночеством, а отчасти тем фактом, что я была удобным перевалочным пунктом между Лондоном и Хэмптоном и она, находясь в Оксфорде, могла использовать мой дом как ресторан, гардеробную и телефонную будку.

Леди Монтдор была страшно одинока, и это сразу бросалось в глаза. Каждую неделю она наполняла Хэмптон важными людьми, шикарными людьми, даже просто людьми, но, хотя английское пристрастие к сельской жизни очень велико и ей обычно удавалось растянуть визиты гостей от пятницы до вторника, у нее все равно еще оставалось два пустых дня посреди недели. Она все реже и реже ездила в Лондон, где сталкивалась с определенной конкуренцией, предпочитая Хэмптон, где царила единолично. Но жизнь там без Полли, которую можно было бы развлекать, и Малыша, который помогал бы ей организовывать ее социальную игру, явно стала бессмысленной и тусклой.

3

Бесспорно, именно потускневшая жизнь увела ее мысли в сторону Седрика Хэмптона, наследника лорда Монтдора. До сих пор они не знали о нем ничего, кроме самого факта его существования, который дотоле рассматривался как крайне излишний, поскольку если бы не он, «все это» целиком, включая Хэмптон, досталось бы Полли. И, хотя все остальное, что ей предстояло унаследовать, стоило бóльших денег, именно Хэмптон все они так любили. Мне, увы, не удалось разобраться, в какой степени родства состоял Седрик с лордом Монтдором, но я знаю, что, когда мы с Линдой частенько разыскивали его в справочниках, чтобы выяснить, годится ли он по возрасту нам в мужья, поиски занимали массу времени, и мы пыхтели над книгой пэров, тыча в нее пальцами и вновь и вновь к ней возвращаясь.

«…Генри, р. 1875, который жен. на Доре, доч. Стенли Хонкса, эсквайра из Аннаполиса, Новая Шотландия, и ум. 1913, оставив потомство, Седрика, вероятного наследника, р. 1907».

Возраст вполне подходящий, но как быть с Новой Шотландией? Атлас, к которому мы спешно обратились за информацией, показал, что это нечто ужасно морское. «Заокеанский остров Уайт, – так сформулировала это Линда. – Нет, спасибо». Морские бризы в той мере, в какой они хороши для цвета лица, рассматривались нами как средство, а не как цель, ибо в то время нашей задумкой было жить в столицах и ходить в оперу, сверкая бриллиантами («Кто эта прелестная женщина?»), и Новая Шотландия явно не годилась для таких грандиозных планов. Нам никогда не приходило в голову, что Седрик может быть пересажен с его родной пустоши в Париж, Лондон или Рим. Житель колонии, пренебрежительно думали мы по незнанию. Это сбрасывало его со счетов. Уверена, что леди Монтдор знала о нем немногим больше нас. Она никогда не испытывала интереса или любопытства к никчемным людям из Канады, они были одной из жизненных неприятностей, и она предпочитала их игнорировать. Сейчас, однако, оставленная наедине со «всем этим», которое в один прекрасный день – причем день, который, судя по виду лорда Монтдора, наступит весьма скоро, – будет принадлежать Седрику, она вновь и вновь думала и говорила о нем и вскоре прониклась мыслью, что было бы интересно его увидеть.

Разумеется, не успела она об этом задуматься, как уже в следующую минуту захотела, чтобы он немедленно оказался тут, и была взбешена последовавшими проволочками. Ибо Седрика никак не удавалось найти.