БЕРЕГ ЧЕРНОГО ДЕРЕВА - ЛУИ ЖАКОЛИО
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В некоторых местностях вдовы воображают, что души их мужей возвращаются к ним на отдых, особенно же, когда они жили дружно.
Такое верование повергает их в беспрерывные страхи, от чего они освобождаются только с помощью ганга, который несколько раз окунает их в воду, заверяя, что это омовение изгоняет пугающий их предмет.
После этого обряда они могут опять выходить замуж, не боясь уже ни укоров, ни обид от покойных мужей.
Тот же путешественник говорит, что негры Нижнего Конго веруют, будто человек, умирая, покидает жизнь, преисполненную горя и забот, для того, чтоб ожить для другой жизни, полной радостей и счастья.
Основываясь на этом мнении, они обращаются очень жестоко с больными, желая ускорить их смерть. Родственники умирающего негра обыкновенно теребят его за нос и за уши что есть силы; бьют его кулаком в лицо, тянут за руки и за ноги, зажимают рот, чтобы скорее задушить; иногда схватят его за ноги и за голову, поднимут как можно выше и потом брякнут наземь как можно больнее, а иные становятся коленями на его грудь и придавливают так, что кости трещат.
Эти несчастные воображают, что исполняют долг сочувствия к умирающим, чтобы избавить от продолжительных предсмертных страданий и как можно скорее освободить от мучений земной жизни.
На третий только день на тело королевского племянника следовало навертывать макуты, а до тех пор ни по какой причине нельзя было нарушать церемонию.
Даже во время войны, самой ожесточенной, достаточно одной вести о тугуму или погребальной церемонии члена королевской фамилии, чтобы прекратились неприязненные действия. Отсюда ясно, что случай благоприятствовал Лаеннеку выше ожиданий.
Лишь только скрылись последние лучи заходящего солнца за горами Кассанцы, как мигом прекратились пляски и вой точно по волшебному мановению, и все мужчины бросились по домам на пищу, которую приготовили им женщины, не участвующие в церемонии.
Вскоре рисовая водка и крепкие напитки из сорго полились в изобилии в хижинах простолюдинов, тоща как знать упивалась померанцевой водкой, а Гобби с принцами и принцессами искали царственного опьянения в излюбленной ими тафии.
Когда могущественный властелин стал терять рассудок, Кунье подал знак молодым людям, поджидавшим его на галерее, и тогда все втроем тихо проскользнули по темным улицам города и минут через десять очутились на берегу Конго. Из чащи корнепусков, осенявших реку, послышалось глухое рычание Уале.
– Кто идет? - спросил Лаеннек.
– Это мы, - отвечали Гиллуа и Барте, дрожа от сильного волнения.
– Тише!… Садитесь, - отвечал Лаеннек поспешно.
Кунье, раздвигая руками корнепуски, привел молодых друзей к небольшой пироге, где ожидали их бретонец и Буана, молодая негритянка, которая во что бы то ни стало хотела следовать за своим господином.
– Полно тебе, Уале, успокойся, разве ты не видишь, что это друзья, - говорил Лаеннек своей собаке, которая готова была броситься на новых друзей.
Умное животное тотчас улеглось на дно пироги, Барте и Гиллуа с проводником могли, наконец, занять своя места. Не говоря ни слова, Лаеннек дал каждому ружье, порох и пули и, опять усевшись на свое место, щелкнул языком.
Сигнал был тотчас понят, потому что пирога тихо двинулась по реке, когда Кунье и Буана налегли на весла; она шла около берега, чтобы укрыться под высокой травой и кустарником, которые зеленым сводом склонялись над рекой. Пока слышались издалека плачевные песни и дикий вой, опять начавшийся с опьянением, путешественники соблюдали мертвое молчание из страха, чтобы какой-нибудь запоздавший негр не заметил их присутствия; ночь была так темна, что в двух шагах ни зги не видать, и каждую минуту нос пироги запутывался в корнях, извивавшихся на водной поверхности. Вскоре со стороны Матта-Замбы доносился до них только глухой, неясный гул, как обыкновенно бывает ночью в местах, где кишат человеческие толпы. Зато по обоим берегам реки послышался рев и вой диких зверей, пользовавшихся ночной темнотой, чтобы спешить на водопой.
– Господа, - сказал Лаеннек, решившись, наконец, прервать молчание, - первое затруднение побеждено, потому что прежде всего надо было вам уйти, но опасность еще не миновала; я не говорю о диких зверях, которых мы можем встретить на дороге; у нас есть оружие и мы можем защищаться; притом мы покинем реку только в нижнем ее течении, во избежание злокачественных лихорадок, которые не пощадили ни одного европейца, а как вам известно, конгская лихорадка - это смерть. Но в настоящую минуту нет ничего для нас опаснее, как погоня Гобби во главе отряда в пятьсот или шестьсот воинов, которых он подпоит тафией и рисовой водкой, для того чтобы избавить их от суеверного уважения, которое я на них произвожу.
– Вы думаете, что он, едва узнав о нашем побеге, так и бросится по нашим следам?
– Думаю, потому что он на все способен, только бы захватить нас опять в свои лапы. Ведь он воображает себя непобедимым до тех пор, пока у него в армии есть белые воины… Впрочем, у меня еще есть надежда.
– Какая?
– Может быть он не посмеет прерывать погребальных церемоний своего родственника. Подобное нарушение противно всем религиозным понятиям страны… но с Гобби ни на что нельзя рассчитывать. В сущности, он и Марамбе так же мало верит как и своим гангам, да и фетиши небольшое влияние имеют на него. Этот железный человек верит только грубой силе, и я не совсем уверен, чтобы он когда-нибудь верил моей неуязвимости, но это помогало его предприятиям, потому что властелины, которых мы вместе с ним побеждали, еще более боялись Момту-Самбу, чем его самого… Итак, если завтра утром, когда винные пары несколько рассеются, он заметит наше отсутствие, то, по всей вероятности, он созовет отряд преданных ему воинов и бросится за нами в погоню; в таком случае он нагонит нас еще до заката солнца, потому что с этой жалкой пирогой мы не можем далеко уйти. Его негры без особенного труда проплывают на веслах двадцать пять и тридцать миль в день. Я видал их в работе.
– Так почему бы нам не выйти на берег и не продолжать нашей дороги пешком, как можно дальше от реки.
– Это невозможно. Нам нельзя скрыть свой путь в этой чаще лесов, окружающих Конго с обеих сторон на протяжении более двухсот миль.
– В таком случае у нас не остается никакой надежды спастись от его преследования.
– Я не говорю этого. Мы должны тогда принять решительные меры, но до того времени всего лучше не делать бесполезной опрометчивости. Очень может быть, что он не посмеет прервать торжественного погребения своего родственника; да и его воины, преисполненные предрассудков, не захотят следовать за ним. В таком случае, у нас тогда будет два дня и одна ночь впереди и более двухсот миль сделанного из числа семисот, которые предстоит нам сделать для достижения населенных мест, а это дает нам уверенность в успехе предприятия. Через двадцать дней мы дойдем до реки Банкоры, около которой живут гостеприимные и миролюбивые племена. Я побывал там лет пять тому назад и, не могу, конечно, похвалиться их радушным приемом… А теперь, господа, предлагаю вам отдохнуть и заснуть хорошенько, потому что боюсь, как бы следующая ночь не была гораздо тревожнее нынешней… Пока и я поработаю веслом, чтобы не истощать сил этой бедной Буаны, а через несколько часов я улягусь спать. Закутайтесь хорошенько этими одеялами, потому что сырость на Конго очень вредна.