Сладость мести - Шугар Раутборд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он ощутил знакомое посасывание под ложечкой ("я же не здешний. Они никогда не пустят меня в парадную дверь"), когда черный, одетый в причудливую ливрею швейцар и белый мальчишка в комбинезоне направились к нему со стороны входа в роскошный Джефферсон-отель, чтобы встретить гостя. А вдруг они посмотрят сквозь него? Вдруг поймут, что он всего лишь бедный белый оборванец-мальчишка, который мог по неделям отсутствовать дома и никто этого не замечал?
— Осторожнее, сынок. А теперь припаркуй эту штуку в местечко получше! — Собрав всю свою смелость, крикнул Карни мальчишке, помахав перед ним десятидолларовой бумажкой.
— Спасибо, сэр, — вылупил глаза юный парковщик автомобилей. — А вещи я занесу в один из свободных номеров, сэр!
И он в один миг обежал автомобиль, чтобы сесть на место водителя.
Сын Карни Эббла-большого нервно ухмыльнулся. Теперь в его кредитной карточке никакого "Карни Эббла" не значилось.
Красивый, элегантный мужчина, шагающий по мраморному вестибюлю с высокими колоннами, вспотел так, что пот выступал даже не спине его отлично сшитого костюма из магазина готового платья. Этот широкоплечий, мускулистый, но все еще тонкий в талии мужчина со смуглым ирландским лицом, яркими зелено-серыми глазами и неестественно белозубой улыбкой не имел ни малейшего сходства с губастым, кривозубым, прыщавым пацаном с набриолиненными волосами и вечно хмурым видом. Хмурым и злым настолько, что мог убить и не поморщиться.
"Карни Эббл" — это только имя из далекого прошлого. У себя дома Кингмен Беддл был в безопасности.
Ева не поленилась лично отнести в столовую серебряный антикварный кувшин с пуншем для того, чтобы хорошенько рассмотреть САМОГО мистера Кингмена Беддла, наконец-то приглашенного пообедать у Рендольфов "дома".
6 кварт ямайского рома
8 кварт воды "Аполинарис"
1 кружка вишневого ликера "Маракин"
Сок из 1 1/2 лимона
1 банка консервированного ананаса в ломтиках (ананас — знак гостеприимства)
1 чашка малины
Старый добрый рецепт пунша "Роберт Е. Ли" был выдержан тютелька-в-тютельку. Итак, Ева появилась в столовой, чтобы своими собственными глазами видеть причину переполоха. Кингмен Беддл, Кингмен Беддл! Две недели в комнатах, на лестницах, на кухне ни о ком другом больше не говорили, и ныне эта загадочная персона с именем, но без лица была препровождена в столовую боксвудского усадебного дома, что явно без энтузиазма было встречено его аристократической хозяйкой.
На выходе Ева чуть не столкнулась с сыном Родни, студентом виргинской школы права, приезжавшим в конце недели домой, чтобы прислуживать за столом, пока мать хлопочет на кухне.
— Ну, что там происходит? — набросилась она на сына с расспросами, когда тот вернулся на кухню после очередной смены блюд: сейчас хозяева ели западноевропейскую сельдь в масле с ломтиками лука.
— Что происходит или что, на мой взгляд, происходит? — ядовито спросил сын.
— Родни! — закричала Ева на сына, нимало не смущаясь тем, что перед ней третий по успеваемости студент школы права.
— Ну, — произнес он, взяв мейсоновскую миску с соусом и разливную серебряную ложку, — если меня заставляют давать свидетельские показания, то я хотел бы сперва избрать суд присяжных.
Медленно протянув все это, он добавил:
— Я бы, пожалуй, избрал в присяжные всех, сидящих за столом, за исключением нашего почетного гостя. Боже, как он плетет свои небылицы! Быстрее, чем остальные успевают их толком понять.
— О, Родни! А ну-ка, Хук, отнеси соус наверх, — и она вытолкала мужа за дверь.
— Он бахвалится, как какой-нибудь уличный торговец, ма, он всех закормил рассказами о своих приключениях тех времен, когда работал в Канаде лесорубом. К тому моменту, когда я выходил, он как раз спасся от падающего дерева, вырвавшейся из рук мотопилы и от рогатого медведя.
— Родни! — Ева вытащила из духовки ростбиф и швырнула рукавицей в сына.
— А эти зубы, ма! — Родни покачал головой. — Таких безупречных зубов не бывает в природе. Может, этот малый из Голливуда или что-то в этом роде?
Он знал, как заинтриговать свою мать.
— А что делает мистер Рендольф? — задохнувшись от волнения, спросила Ева.
— Ловит каждое его слово.
— А Джеймс?
— Смотрит на него, словно это Элвис Пресли.
— А мисс Энн?
— Не отрывает глаз от тарелки с рыбой.
— А миссис Рендольф? — Ева умирала от нетерпения. Это было в миллион раз интереснее, чем очередная серия "ВВЕРХ ДНОМ"
— Смотрит на него рыбьими глазами.
— А мистер Беддл? Что он-то делает? — Ева не могла остановиться.
— Не сводит глаз с мисс Энн, словно она товар, выставленный на распродажу!
— О, давай снова туда, захвати тарелки и прислушайся, о чем они там говорят, — приказала Ева.
— Хорошо, ма, — ухмыльнулся Родни.
Как только он вернулся с тарелками из-под рыбы, Ева снова набросилась на него:
— Ну, что там теперь?
— Мистер Беддл предлагает мистеру Рендольфу целую кучу денег за два ярда его леса.
— Бизнес за обеденным столом? Боже, да это же неслыханная вещь для Боксвуда! — Ева разинула рот.
— И предлагает явно больше, чем этот лес стоит, — авторитетно заметил Родни.
— О, Господи! И что же говорит мистер Рендольф?
— Говорит, что это дело! Собирается взять его утром на лисью охоту. Все улыбаются. Думаю, тебе больше не придется приглашать меня домой, чтобы я прислуживал за обедом. На головы хозяев свалится такая куча денег, что и тебе наверняка перепадет. Теперь сама наймешь прислугу, чтобы она прислуживала тебе за столом, — студента-юриста явно веселила данная ситуация.
— Эй, а куда ты с серебряной тарелкой? — спохватилась Ева.
— Хочу поставить на стол перед мистером Рендольфом, чтобы гость видел: хозяин и дочь тоже не лыком шиты.
Из створчатого окна библиотеки Вирджиния смотрела, как над обрывом сбиваются вместе грозовые тучи и собирается дождь, и машинально почесывала верного, старого Скайлара за его вислым ухом. Сидя под фамильной реликвией — конным портретом Джона Вутона, — она вспоминала, как этот наглец Кингмен Беддл втерся в душу ее семейству. Только с ней у него ничего не вышло. Не так-то просто было молодому лесорубу из Канады, превратившемуся в лесного магната, до смерти своего отца бывшему одним из двух Беддлов, проживавших во всем Калгари, одурачить еще и ее, Вирджинию Рендольф.
Ей пришлось своими глазами увидеть, как ее хрупкая душевно и телесно дочь вслед за отцом и братом все более подпадает под лживые чары этого человека. Вирджиния Рендольф всегда стремилась к тому, чтобы ее изящно сложенная, белокожая, темноволосая дочь имела дело только со всем лучшим, что есть в высшем свете Юга, и оберегала ее от грубых реалий большого мира. Может быть, она чересчур опекала ее?