Сталин. Разгадка Сфинкса - Марат Ахметов

Неясно досконально, почему он всего лишь полгода пробыл вместе со Сталиным в Курейке, а затем возвратился значительно южнее, в станок Селиваниху. Где ранее Свердлов весьма «недурно устроился», как выражался бедствующий Сталин в письме Зиновьеву.

Очевидно, Свердлову посодействовал тогдашний владыка Туруханки жандармский пристав Кибиров. Ибо по показаниям прислуги пристава, в послереволюционный период времени Свердлов оказал Кибирову существенную помощь. Факт достаточно примечательный.

Далее, представляется весьма удивительным, что после февральских событий он окопался в Екатеринбурге в качестве одного «из руководителей уральской партийной организации». Довольно быстро покинув Петроград (как будто, чего-либо опасаясь), хотя причислялся к верхушке большевистской партии.

К примеру, большевистское трио из числа Каменева, Сталина и Муранова практически немедленно ринулось в Питер и там и осталось. Причем обставило свое отбытие помпезно, отбив соответствующую телеграмму из-за Урала Ленину в Швейцарию.

Исходя из показаний Малькова, Свердлов по собственной инициативе возложил на себя множество функций и обладал огромной властью. А его супруга, Клавдия Тимофеевна, заведовала к тому же секретариатом ЦК. Свердлов не гнушался, помимо прочих дел, постоянно заниматься напрямую, минуя секретаря ВЦИК, делами комендатуры. От чего его преемник Калинин немедленно отказался.

О том, что Свердлов был способен на многое, свидетельствует расправа с царской семьей. Исключительно благодаря недоброй воле Свердлова самодержец оказался задержан в Екатеринбурге, где и был столь изуверски и скрытно умерщвлен. Главным образом, поэтому Ленин выступил с довольно многословным панегириком на экстренном заседании ВЦИК по поводу смерти Свердлова. В «этом смысле Яков Михайлович незаменим», — обронил мимоходом Ильич, имея в виду организаторские способности Свердлова, выразившиеся «в решительной, беспощадно твердой расправе с эксплуататорами и врагами трудового народа».

Настораживает, что буквально сразу же после покушения на Ленина, «через день или два» Мальков по распоряжению секретаря ВЦИК В.А. Аванесова забрал с Лубянки Каплан и посадил в кремлевский каземат. Еще спустя день-два он по постановлению коллегии ВЧК (одним из членов которой являлся Аванесов) расстрелял вместе со своими латышами несчастную полуслепую Каплан в 4 часа пополудни 3 сентября 18 года.

Как заявлял Мальков, «вернувшись в первых числах марта 1919 года из поездки на Украину, Яков Михайлович тяжело заболел». И уже спустя две недели скоропостижно помер.

По свидетельству Е.Д. Стасовой, накануне кончины Свердлова она была у Ленина и посоветовала пойти к нему, навестить и ободрить больного лично. А не справляться без конца изустно и по телефону. Ильич безропотно согласился и незамедлительно отправился, невзирая на уговоры некоторых, ввиду заразности заболевания.

Ленин пришел удивительно своевременно: Свердлов угас практически на его глазах, одновременно пытаясь что-то возбужденно говорить. Любопытно знать, посещал ли раньше Ленин, так сказать, «до того», Свердлова. Но как бы то ни было, вопрос об их истинных взаимоотношениях остается тайной, покрытой мраком.

Весьма интересные письменные свидетельские показания оставил вдумчивым исследователям Нагловский, близко соприкасавшийся с некоторыми большевистскими вождями, особенно с Троцким и Зиновьевым.

Сын царского генерала, человек неординарный и образованнейший, Александр Дмитриевич Нагловский задолго до октября 1917 года вступил в большевистскую партию. После Октябрьского переворота он назначается комиссаром путей сообщения в Петрограде и работает под началом Зиновьева, а затем в Народном комиссариате путей сообщения у Троцкого.

Первый раз Нагловский увидел Зиновьева в 1917 году в Совете народных депутатов, когда он произносил речь. Среднего роста, плотный, ожирелый, с откинутой назад вьющейся восточной шевелюрой, Зиновьев не говорил, а кричал необычайно пронзительным фальцетом. Легкость речи его была удивительна, казалось, Зиновьев может так говорить часами, днями, неделями. Охваченный ораторским жаром, иногда он казался на трибуне даже эффектным. Во всяком случае производил впечатление и темпераментного, и убежденного человека.

В широких слоях партии и среди революционно настроенных рабочих Зиновьев пользовался тогда большим влиянием, и все его выступления проходили неизменно с шумным успехом. Он был демагогом черни, и отношение к нему головки питерских большевиков было неоднозначным. Говорили, что Ленин, задолго до революции приблизил к себе Зиновьева, как потенциального первоклассного оратора. После Октября Ленин оставил его первым руководителем Северной Коммуны, так претенциозно именовали тогда Петроград.

Как организатор Зиновьев был очень слаб, заседания Петросовета вел безалаберно и хаотично. Только в отношении охраны был образцовый порядок. Лишь в демагогических выступлениях и в закулисных интригах он был на высоте. От природы необычайно хитрый и ловкий, Зиновьев тут возвышался до большого мастерства.

В периоды опасности (Октябрьская революция, наступление Юденича, восстание в Кронштадта) он превращался в растерянного, панического, но необыкновенно кровожадного труса. В периоды же спокойного властвования Зиновьев был неврастеничен, рассеян и в противоположность многим старым большевикам с большим удовольствием предавался всем земным радостям. Особенно любил он разыгрывать из себя вельможу и мецената.

В отношении к людям вообще в характере Зиновьева была преувеличенная подозрительность и недоверчивость. К противникам же выказывал исключительную жестокость. В отличие от Троцкого, проявлявшего жестокость для позы и жеста, в Зиновьеве преобладали элементы садизма. При всей хитрости, ловкости и мастерстве интриг что-то все-таки помешало Зиновьеву вовремя разглядеть сложный клубок внутрипартийных козней, ведшихся в Москве вокруг заболевшего, сдававшего Ленина, полагал Нагловский. Зиновьев промахнулся, недооценив силы Сталина.

Нагловскому хорошо запомнилась одна встреча этих людей, когда Сталин только приехал из Москвы в Смольный к Зиновьеву для обсуждения, в том числе вопросов, связанных с эвакуацией ввиду угрозы Петрограду. На это совещание Зиновьев вызвал Натовского, ибо вопросы эвакуации непосредственно касались его ведомства.

Барственно и небрежно развалясь, Зиновьев сидел в массивном кресле, громко и резко говорил, страшно нервничал, то и дело откидывая со лба космы длинных волос.

Сталин ходил по кабинету своей легкой кавказской походкой, не говоря ни слова. Его желтоватое, чуть тронутое оспой лицо выражало какую-то необычайную скуку, словно этому человеку все на свете давно опротивело. Только изредка он задавал односложные вопросы, и эта односложность и неясность позиции самого Сталина в вопросе об эвакуации Петрограда, на которой настаивал Зиновьев, последнего еще больше нервировала и горячила. Но Сталин так и промолчал все заседание, закончив его односложной репликой:

— Обдумаю и скажу, — и вышел от Зиновьева.

После ухода Сталина Зиновьев пришел в совершенно необузданное бешенство. Человек неврастеничный, он ругал ЦК, который не мог прислать к нему никого другого кроме «этого ишака».

Зиновьев не предполагал, что именно этот «ишак» после смерти Ленина окажется самым сильным человеком в партии и спустя много лет покарает его как «белогвардейца» и «контрреволюционера».

Относительно Троцкого Нагловский убежден в том, что в 1917 году в массах он был известнее Ленина. С 1917 года по 1920-й Нагловскому часто приходилось встречаться и с Троцким и с его противниками из числа правоверных ленинцев.

Очень многие из них всегда относились неприязненно к бывшему меньшевику Троцкому. Его лишь едва терпели по причине безусловной ленинской поддержки. У Троцкого было болезненное честолюбие. Он сознавал себя равным Ленину, вероятнее всего, в глубине души он даже ценил себя куда выше Ленина. В противоположность Ленину, у которого «партиец все мог понимать и все делать», Троцкий опирался на специалистов, а не на большевистских импровизаторов.

Назначению Троцкого наркомвоеном предшествовало интересное событие. В марте 1918 года, когда правительство переезжало в Москву, вождь первоначально намеревался оставить Троцкого главой Петрокоммуны, а Зиновьева взять с собой. Однако на собрании актива петербургских большевиков Троцкому было начисто отказано в кредите доверия и отдано предпочтение кандидатуре Зиновьева. Пришлось Ленину с этим согласиться. Возможно, именно с этих пор Троцкий и Зиновьев люто возненавидели друг друга.

Троцкий был очень властолюбив и тщеславен, подчас даже мелочно. В его психологии было что-то от нувориша.