Алмазный остров - Евгений Сухов

– Мне следует поговорить с генеральным консулом, – призадумавшись, ответил Ливенталь. Просьба была необычной. – Надо полагать, это вполне возможно сделать, так как ваше удостоверение есть вполне официальная бумага, скрепленная печатью венской префектуры и подписью префекта.

– А нельзя ли это как-то убыстрить?

– Я сегодня же переговорю с консулом и не позднее завтрашнего полудня дам вам ответ.

– Хорошо, – улыбнулся Артур. – Вы, Леопольд, настоящий друг. Впрочем, я в этом никогда не сомневался.

Ответ генерального консула был следующий: никаких препятствий к получению паспорта у графа де Ламбера не имеется, если он предоставит свидетельства двух французских граждан, что он именно то лицо, за которое себя выдает.

– Одним из этих французских граждан явился я, – улыбнулся Ливенталь. – Так что вам остается найти какого-нибудь француза, который бы удостоверил в генеральном консульстве, что вы – граф де Ламбер. У вас имеется здесь такой знакомый?

– Нет, – подумав, ответил «граф». – Здесь, в Монако, такового нет. А в консульство этому человеку надо будет явиться лично или достаточно будет дать письменное заверение, что я есть не кто иной, как граф де Ламбер?

– Думаю, мы сможем обойтись письменным заверением, – ответил секретарь консульства.

– Хорошо. Я напишу письмо в Ниццу. Там у меня масса знакомых, – сказал Артур.

Тем же днем Артур отправился на поезде в Ниццу, а по приезде прямиком направился к небезызвестному виконту де Лавуазу, который совсем недавно – не безвозмездно, конечно – удостоверял Артура как маркиза де Сорсо. Теперь ему надлежало удостоверить Артура как графа де Ламбера, что и было проделано за четверть часа и обошлось «графу» в дополнительные пять тысяч франков.

– Что так много? – поинтересовался у виконта Артур. – То, что я маркиз де Сорсо, ты удостоверил всего за две тысячи.

– Надбавка за срочность, – на полном серьезе пояснил виконт и посмотрел на Артура ясными глазами. – Кроме того, в прошлый раз ты получал всего лишь деньги, а теперь тебе надлежит получить национальный паспорт великой Франции. Согласись, это разные вещи!

Артур вынужден был согласиться и отбыл в Монте-Карло, имея на руках письменное свидетельство виконта де Лавуаза, что он, Артур, есть действительно граф Артур де Ламбер. И через день его друг Леопольд Ливенталь вручил ему французский паспорт на имя графа де Ламбера с вписанными в него, как полагается во Франции, личными приметами.

Простился Артур с Леопольдом, как прощаются с лучшим другом.

Пора было браться за большое дело.

Глава 17

ПОБЕГ

Похоже, приземлилась Ольга удачно, если не считать того, что она стукнулась головой о насыпь. Но крови не было, даже не расцарапала лицо. Когда Ольга полностью пришла в себя, то поезд уже мигал ей задними фонарями.

Она поднялась и отряхнулась. Ступила шаг, другой – и почувствовала, что болит нога. Кроме того, блузка и туфли пришли в негодность: блузка мало того, что была грязной, оказалась в нескольких местах порванной, а туфли были настолько разбиты, что даже не подлежали починке.

Однако надо было идти. Только вот куда?

Она пошла перелеском прочь от железной дороги. Ведь если начнут искать, то именно поблизости от «железки». Стало быть, надлежит отойти от нее как можно дальше. И не в сторону русской границы, а назад, в глубь Австро-Венгрии.

Перелесок кончился где-то через четверть часа. Нога заболела нестерпимо, но надо было во что бы то ни стало идти. Ольга остро ощущала чувство опасности. Оно подхлестывало и давало силы побороть боль.

А где она, собственно, находится? Скорее всего, где-то между Жилиной и Тыхами. То есть довольно далеко от Кракова. Что само по себе хорошо. Плохо было то, что нога распухла и, кажется, была вывихнута. А это значило, что без врачебной помощи ей уже не обойтись. Только где ее взять, врачебную помощь?

Местность, по которой довольно бодро, несмотря на боль, ковыляла Ольга, была совершенно пустынна: поля, перелески, холмы. Ни хуторов, ни починков, не говоря уже о деревне или селе…

Уже надвигалась беспросветная темень, когда она увидела впереди на одном из холмов какое-то длинное белесое строение. Сколько она прошла верст, Ольга определить не могла, но, надо полагать, не одну и не две.

Это был не хутор, как она предполагала вначале. И не село, иначе ее приближение было бы отмечено собачьим лаем.

Когда Ольга подошла ближе, то буквально уперлась в стену. Стена была высокой и уходила далеко ввысь, оканчиваясь вверху зубчатыми стрельницами.

Неужели крепость?

Возможно.

А может быть, это замок, стоящий здесь со времен короля Стефана Батория или даже Александра Ягеллона, и живет в нем теперь какой-нибудь новоиспеченный магнат, у которого, как говорят в России, и снега зимой не выпросишь? Слуги такого владельца замка побродяжку и на порог не пустят, не то чтобы врачебную помощь предоставить.

Хотя попробовать все же стоит…

Ольга пошла вдоль стены в надежде отыскать ворота или калитку, сильно хромая и с ужасом замечая, что нога перестает ее слушаться, стала большой и тяжелой; кроме того, на ощупь сильно распухла. Но Ольга продолжала идти, а стена никак не кончалась и была совершенно глухой. Даже угловые башни, имевшие в прежние времена проезд, были заложены массивным песчаником.

Наконец ее руки, ощупывающие в темноте стену, наткнулись на что-то деревянное.

«Дверь или калитка», – мелькнула в голове мысль. Ольга остановилась и вгляделась: точно, дверь. Вернее, калитка, потому что ниже человеческого роста. Ольга толкнула ее. Та не поддалась. Заперто наглухо.

Несколько ударов костяшками пальцев ни к чему не привели. Тогда она постучала громче. Через какое-то время ей показалось, что за калиткой произошло какое-то неясное движение. Но ее по-прежнему не открывали. И, как зачастую это случается, когда вы достигли цели и надо сделать последний шаг или немного потерпеть, для того чтобы обрести желаемое, силы оставляют вас. Собрав воедино по каплям ослабевшую волю, она что есть мочи застучала кулачками по ладно пригнанным дубовым доскам калитки, покачнулась, оступилась, и неистовая боль в ноге лишила ее сознания. Закатив глаза, барышня рухнула на землю, как падают срубленные деревья, и уже не услышала вопроса, заданного по-польски:

– Кто там?

Когда Ольга открыла глаза, то поначалу не поняла, где она. Лежала она в постели, совершенно раздетая, у изголовья кровати горела свечечка в оловянном подсвечнике, которые вышли из обихода, надо полагать, не менее двух столетий назад.

Простыни были накрахмалены до невероятной белизны и пахли так, как пахнут травы, если их только что скосить. Подушка была явно набита пухом, а вот одеяло… Одеяло было похоже на казенно-солдатское и кололо шею.

Ольга огляделась. В комнате с одним окном, занавешенным таким же шинельным материалом, как и одеяло, были сводчатые потолки, а из мебели кроме кровати имелся лишь крохотный столик, два табурета, сколоченные весьма неумело и грубовато, да вот еще тумбочка, где стоял подсвечник со свечкой. Возле двери с оконцем, как в тюремной камере, была ниша; в ней торчали несколько крюков, на которых была развешана вычищенная одежда Ольги. Пол был деревянным, с половицами, выскобленными до девственной чистоты, а у кровати лежал квадратный коврик из того же материала, что одеяло и занавесь. Был он такого размера, чтобы на него поместились две человеческие ступни, и не более. Вообще, помещение, в котором пришла в себя Ольга, походило на палату тюремной больницы или… келью.

Ольга вспомнила про ногу и шевельнулась, но боли не почувствовала. Заглянув под одеяло, она увидела, что вывихнутая нога плотно и ловко перебинтована и лежит на небольшой подушке. Видно, в замке или монастыре все же нашлись лекари, которые и перебинтовали ногу.

Она присела на кровати, все еще гадая, куда она попала, как дверь комнаты вдруг открылась и в нее вошла девушка в темно-коричневом монашеском одеянии до пят, плотно стянутом на талии кожаным поясом. Черный наглавник, откинутый на плечи, и белая косынка подчеркивали бледность лица молодой затворницы. На ногах ее были сандалии, одетые на босу ногу.

– Здравствуйте, – первой поздоровалась Ольга. – Не могли бы вы мне сказать, где я?

В ответ на приветствие монахиня лишь кивнула, а на вопрос тихо ответила:

– В монастыре Святой Терезы Авильской.

Где-то невдалеке часы пробили четверть. Инокиня застыла, сложила ладони и, опустив голову, зашептала:

– О, Мария, многообразно исполняющая посланничество Всепосредницы благодатей! Тебе было угодно в знаке святого Скапулярия выразить Твою безграничную любовь ко мне через сей видимый знак Твоего заступничества, Ты призываешь меня к умерщвлению плоти, к скромности и молитве. Помоги мне жить этими добродетелями, дабы сподобилась я любви Непорочного Сердца Твоего и могла стать примером для ближних моих… Носящим Скапулярий Ты дала обетование помощи в опасностях, спасения их от ада и скорого избавления от мук чистилища. Помоги мне жить так, чтобы я сподобилась обрести все эти благодати, которые Ты обещала послать носящим святое облачение Твое. О, Дева Мария, духовная Звезда Горы Кармил, освети меня и веди меня стезею совершенной любви, дабы я могла поклониться Богу и возблагодарить Тебя в небесных обителях…