Хлеб с порохом - Борис Цеханович

– Боря, – радостно орал мне в ухо однополчанин, – теперь мы часто будем встречаться! Я со своей ротой переезжаю к вам. Давай выпьем за встречу.

Славка дернулся к своей машине, но я схватил его за руку и потащил к столу. Мигом достал бутылку и несколько кусков копченого мяса.

– Боря, погоди. Со мной же Гоблин, сейчас я его позову.

Упоров ринулся на дорогу, где нерешительно стоял зам по вооружению полка подполковник Арсентьев и смотрел в нашу сторону. Славка его позвал, но Арсентьев отрицательно покачал головой и отдал команду на начало движения. Колонна ушла, а Славка спустился ко мне:

– Гоблин чего-то отказался. Я ему говорю: пойдемте на пять минут, с однополчанином выпьем, но он не захотел, а мне разрешил попозже подъехать.

Упоров посидел у меня минут двадцать и уехал размещать роту, а через двадцать минут на блокпост заехал мой БРДМ и остановился. Саня и Костя молча сидели на броне и отрешенно смотрели на меня. Степанов вылез из люка, сел рядом с ними и дрожащими руками закурил сигарету. Были они, несмотря на загар, бледными и потрясенными.

– Ребята, что случилось? – обеспокоенно спросил я, подойдя к машине.

Костя медленно слез с машины и пальцем показал на водителя:

– Боря, вот этого солдата к медали «За отвагу» представь, что хочешь делай, но представь. Он нас тридцать минут назад из такого говна вывез, что мне до сих пор не понятно, как он это сделал.

– Ну-ка, ребята, давайте слезайте. Пошли к столу. Степанов, давай за стол тоже.

Только выпив залпом по сто пятьдесят граммов, они смогли членораздельно рассказать, что произошло:

– Боря, вышли на нас чеченцы из одного горного селения и попросили встречи, чтобы решить вопрос об обмене пяти пленных солдат на пленных боевиков. Как бы такие вопросы и раньше решали, поэтому мы поехали на встречу без всякой опаски. Приехали на горную дорогу в то место, какое нам указали. Узкая дорога: слева почти отвесная каменная стена, справа пропасть. Главное, развернуться негде. Смотрим, два духа стоят, видно, что без оружия. Костя остался на броне, а я пошел разговаривать с ними. Самое интересное, что о возможности засады даже не подумали. Только обратил внимание, что они ведут себя нервно. А когда осталось до них метров двадцать, они упали за камни и оттуда по нам открыли шквальный огонь. Это была сплошная стена металла, – у Сани даже глаза сделались большими, когда он дошел до этого места в своем рассказе, – как меня не смело с дороги, не понимаю до сих пор, и как в меня с двадцати метров не попали, тоже не понимаю. Практически одним движением я перекинул автомат из-за спины вперед и длинными очередями стал полосовать по засаде. Слышу, сзади Костин автомат заговорил, и я начал отходить к БРДМ, чтобы хотя бы броней прикрыться. Тогда был шанс дождаться подмоги, но когда я обернулся к машине, то оказалось, что твой Степанов каким-то образом сумел развернуться, и мне оставалось только запрыгнуть на броню, пока Костя огнем прикрывал меня. Я запрыгнул наверх и прикладом стукнул по броне, давая понять, что можно трогаться, Степанов так рванул с места, что я слетел с брони и, зацепившись за поручень, повис над пропастью. Так я и провисел, пока БРДМ не вынес нас из-под огня. Потом уж я забрался на машину, и мы спокойно двинулись в полк. Я Степанова и Костю всю дорогу расспрашивал, как они сумели развернуть «бардак» на дороге? Но оба ничего не помнят. Вот такие дела.

Я только руками развел, налил еще водки Степанову:

– Ну, молодец, Степанов, не опозорил батарею. Но если бы особисты не просили, хрен бы ты медаль у меня получил: очень уж ты говнистый.

Время подошло к семнадцати часам, когда я начал собираться к командиру полка «на ковер». Особисты поехали со мной и всю дорогу инструктировали меня, как вести себя:

– Боря, ты, самое главное, молчи, не вякай. Стисни зубы и стой молча, иначе они тебя сожрут.

Ровно в семнадцать часов я пересек завешенный масксетью вход на территорию командирского салона, где в пятикубовом резиновом резервуаре плескались командир полка с замполитом.

Я остановился перед резервуаром и, не глядя на начальство, прокричал:

– Товарищ полковник, майор Копытов по вашему приказанию прибыл. – И застыл в строевой стойке.

Первым вылез подполковник Сорокин, он взял полотенце и медленно обошел вокруг меня, потом встал напротив и начал со значительным видом вытираться, как бы показывая: я сейчас вытрусь и такой разнос тебе устрою… Я же еле сдерживался, чтобы не сорваться и не нагрубить этому дебилу. Но насладиться своей властью замполиту не дал Матвеев: он тоже вылез из воды и, вытираясь полотенцем, спокойным голосом стал рассказывать, что со мной можно сделать, причем в пять минут:

– Копытов, я еще когда в ППД был, знал, что ты нормальный и порядочный офицер, что здесь воевал грамотно. У тебя, у единственного в полку, за полгода нет убитых в батарее. Это ведь не только удача, но и определенный организаторский, командирский талант. Здесь тебя тоже все хвалят, и сегодня ты мне грамотно все доложил и растолковал по своему району. Порядок нормальный у тебя в подразделении, не то что у многих. Да, в какой-то степени и я, и подполковник Сорокин признаем, что ты имеешь боевого опыта больше всех в полку. Но это не дает тебе права по-хамски разговаривать с заместителем командира полка. С офицером, который старше тебя по воинскому званию, должности и еще является для тебя начальником.

А теперь давай эту ситуацию рассмотрим с другой стороны. Может ведь быть и по-другому: вот ты сейчас к командиру полка приехал в нетрезвом состоянии, так я сейчас могу пойти и отдать приказ – откомандировать тебя в пункт постоянной дислокации с формулировкой «За систематическое употребление спиртных напитков в боевой обстановке и нетактичное поведение по отношению к заместителю командира полка». Вот так: и твой авторитет, и заработанное уважение не помогут тебе отмыться. Будешь потом рассказывать, что командир полка плохой, принял решение, сгоряча не разобравшись, но поверят-то мне, а не тебе. Но я так поступать не буду и дам тебе возможность спокойно замениться. Ты понял меня?

– Так точно, товарищ полковник, – хрипло произнес я, понимая правоту командира. Он мог так сделать, и никто бы его не осудил. А внутри я клокотал, видя, как злорадно ухмыляется Сорокин, но приходилось молчать и мириться с этим положением.

На вечернем совещании командир полка поставил мне задачу: укомплектовать две противотанковые установки и передать их на три дня в первый батальон. Поэтому с утра и до одиннадцати часов следующего дня я занимался этим вопросом, а потом поехал в батальон передавать экипажи.

Подъезжая к своему блокпосту после первого батальона, я еще издалека увидел стоящую ПРП начальника артиллерии полка майора Чайкина, который заменил подполковника Богатова. Мой начальник сидел на скамейке и с большим удовольствием поглощал из рядом стоящего ящика фисташки. Я слез с БРДМ и доложил о состоянии дел в подразделении. Майор благодушно выслушал и хлопнул ладонью по скамейке рядом с собой:

– Садись, Борис Геннадьевич, пообщаемся.

Но общаться он не спешил, а продолжал молча лущить фисташки и оглядывать окрестности. Я присоединился к Чайкину. Начальник артиллерии отряхнул с брюк мусор:

– Ну что, Копытов, рассказывай. Говорят, ты вчера замполита полка послал подальше? Да и с другими начальниками скандалишь. Что за проблемы?

– Товарищ майор, вот есть командир полка, полковник Матвеев – я его не уважаю, но он командир полка, и я вынужден выполнять его приказы и хотя бы как минимум уважать его за должность. Есть замы командира. Из них достойны уважения лишь двое: Есаулов и начальник штаба полка подполковник Мельников. Это достойные офицеры, нормальные мужики и как профессионалы находятся на своих местах. А вот замполит и зам по тылу, оба – говно. И вы это прекрасно знаете. Я вам больше скажу, я сейчас и в первом батальоне с командиром батальона поругался. Наверно, командиру полетит докладывать. Завтра батальон идет в бой, а я знаю, как старый командир батальона готовился к бою, и мне есть с чем сравнивать. Так командир батальона сидит и книжку читает, и его больше волнует, как бы старого сослуживца подмять под себя и показать, что он командир батальона, а не командир роты. Поверьте мне, я-то, наверно, не увижу, но вы-то увидите: через месяц, ну, максимум два, товарищ Тищенко под любым предлогом смотается отсюда. Вы останетесь, а он смотается. Да ну все это на фиг… – я замолчал. Хотелось многое рассказать, но я его еще мало знал и не мог просчитать его реакцию на мои откровения.

– Копытов, имея такие убеждения, ты и меня скоро пошлешь подальше. Я ведь тоже всего пять дней как командую артиллерией полка.

– Ну, товарищ майор, вам бояться меня нечего.

– Почему? – искренне удивился Чайкин.

– Во-первых, товарищ майор, – я загнул палец, – вы мой прямой и непосредственный начальник: вы имеете право ругать меня, делать мне замечания, принимать решения по мне, моей батарее. Во-вторых: когда вы приехали в полк, конечно, я порасспрашивал людей, которые вас знают, и вам дали нормальную характеристику. И в-третьих: вот даже сейчас вы не стали сразу мне замечания делать, а предложили – давай, мол, Копытов, рассказывай. То есть вы способны выслушать подчиненного и принять справедливое решение. Да и приехали вы сейчас, наверно, не для того, чтобы нотации мне читать.