Повседневный мир русской крестьянки периода поздней империи - Владимир Безгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Половые преступления, как правило, носили скрытый характер, что затрудняло их выявление, а следовательно, и регистрацию. В конце XIX века до судов доходила лишь малая толика дел об изнасиловании. Следовательно, данные уголовной статистики вряд ли точно отражают положение дел в этой сфере, но о тенденции они свидетельствуют со всей очевидностью.
Данные о доле таких преступлений и сословной принадлежности преступников и их жертв можно извлечь из материалов губернской статистики. За десятилетие с 1857 по 1866 год в Тамбовской губернии всего было зарегистрировано 8596 преступлений, из них растлений и изнасилований — 90, что составило 1,04 процента от общего числа совершенных преступлений{586}. Преступность в крестьянской среде была ниже уровня преступности в других сословиях. По нашим подсчетам в Тамбовской губернии с 1881 по 1906 год за преступления против чести и целомудрия женщин было осуждено 162 человека, в том числе крестьян — 120. то есть 74 процента{587} но при этом крестьяне составляли более 90 процентов населения губернии. Следовательно, можно говорить о том, что такого рода преступления были в большей мере присущи городскому населению, чем сельскому.
При всей «прозрачности» деревенских отношений факты изнасилования, прежде всего незамужних женщин, часто оставались неизвестными. Потерпевшие об этом не заявляли, так как опасались стать объектом деревенских сплетен и тем самым подорвать добропорядочную репутацию своей семьи. Был еще один момент, который их удерживал от огласки совершенного преступления: заявление об изнасиловании требовало последующего медицинского освидетельствования. Такой врачебный осмотр, обыденный для следственной практики, вызывал у крестьянок панический страх. В деревне считали, что «бабе свое нутро пред людьми выворачивать зазорно»{588}.
Впрочем, изнасилования не относились к числу частых преступлений, совершаемых в российской деревне. Такой вывод можно сделать на основе свидетельств самих крестьян. По утверждению сельского информатора из Волховского уезда Орловской губернии (1899 год), «изнасилования случаются очень редко»{589}. В обыденном восприятии крестьян поругание чести женщины считалось грехом и тяжким преступлением.
По сообщению корреспондента Этнографического бюро из Тамбовской губернии (1900 год), «изнасилование женщин, безразлично возрастов и положения, по народным воззрениям, считается самым бесчестнейшим преступлением. Изнасилованная девушка ничего не теряет, выходя замуж, зато насильник делается общим посмешищем: его народ сторонится, не каждая девушка решится выйти за него замуж, будь он даже богат»{590}.
Таким образом, общественное мнение села выступало действенным фактором, сдерживающим проявление мужской сексуальной агрессии.
Правда, следует заметить, что отрицательное, осуждающее отношение крестьянского населения к насилию в половой сфере было характерно для большинства, но не для всех российских сел. Так, в отдельных селениях Орловской губернии изнасилования не встречали сурового осуждения — к ним относились равнодушно. В случае изнасилования женщины здесь говорили: «Не околица — затворица». Про девушек — иначе: «Сука не захочет, кобель не вскочит»{591}.
По уголовному праву Российской империи изнасилование квалифицировалось как тяжкое преступление. В 1845 году было введено в действие Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. В статье 1525 Уложения в редакции 1885 года за преступления против чести и целомудрия женщины или девицы, достигшей четырнадцати лет, предусматривалось наказание в виде лишения всех прав состояния и ссылки на каторжные работы сроком от четырех до восьми лет{592}. Статья 1526 устанавливала ряд обстоятельств, отягчающих деяние и повышающих на одну степень наказание, предусмотренное статьей 1525. Среди них такие: «когда изнасилованная была для сего против воли или обманом уведена или увезена», «когда изнасилование было сопровождаемо побоями или иными истязаниями», «когда жизнь изнасилованной была угрожаема или подвергалась опасности»{593}.
Что же до снисхождения, то в судебной практике в качестве основания для него чаще всего указывали грубость нравов и невежество сельских жителей, что, однако, не мешало осужденным по таким делам писать апелляции на приговор и подавать прошения о помиловании. Так, например, поступил один из осужденных — Федор Литвинов, приговоренный судом, как и его подельники, к четырем годам исправительных арестантских рот. В прошении о помиловании как на смягчающее вину обстоятельство он указал, что потерпевшая среди местной молодежи имела репутацию доступной девушки{594}. Вообще попытка оправдать содеянное провокационным характером поведения жертвы была характерна как для заявлений подсудимых в ходе судебных разбирательств, так и в качестве аргумента в прошении о помиловании.
Дела об изнасиловании или растлении рассматривались в окружных судах при участии присяжных заседателей, которые и выносили вердикт. Большинство членов жюри по своей сословной принадлежности были крестьянами, и это порой отражалось на характере выносимого решения. Примером может служить следующее дело о групповом изнасиловании, приведшее к смерти потерпевшей.
Приговором Тобольского окружного суда от 23 августа 1907 года крестьяне д. Максимовой Тобольского уезда Степан Сергеев Шихарев, девятнадцати лет, и с. Алымского Константин Иванов Веденеев, шестнадцати лет, и Сергей Марков Веденеев, девятнадцати лет, были признаны виновными в том, что «в ночь на 3 декабря 1906 г. без намерения на смертоубийство, но с умыслом на насилие, увезли пьяную крестьянку Евдокию Веденееву за деревню, где обессилив ее предшествующей борьбой при изнасиловании, полураздетую оставили в беспомощном состоянии, результатом чего стала смерть от замерзания»{595}. Приговор за преступление, повлекшее, пусть и по неосторожности, смерть женщины, был на удивление мягок. Шехирев и Веденеев были приговорены судом к каторжным работам на срок 2 года и 8 месяцев, а Веденеев, как лицо, не достигшее семнадцатилетнего возраста, осужден на 3 года тюрьмы{596}. По всей видимости, на снисходительный приговор присяжных заседателей оказали влияние как раскаяние подсудимых, так и характеристика погибшей как женщины «легкого поведения».
Тенденция увеличения преступлений на сексуальной почве сохранилась и в начале XX века: по данным уголовной статистики МВД, число преступлений против женской чести в Российской империи выросло с 12662 в 1909 голу до 16195 в 1913 году, то есть за четыре года почти на четверть{597}. Приведем — в общем, типичные — сведения из полицейских отчетов за второе полугодие 1912 года по Воронежской губернии: «Близ хутора Гришевки Острогожского уезда 7 июля крестьянин Данильев, 15 лет, пальцем лишил девственности крестьянскую девицу Пичугину 13 лет»
