Тайна Запада: Атлантида - Европа - Дмитрий Мережковский

Первый чудный дар критских поселенцев Ханаану — Крест; второй — святые воды Иордана.

Критское племя кидонов, как мы узнаем из Гомера, «обитало у светлых потоков Ярдана» (Odys., III, v. 292). Имя его перенесено в Палестину: здешний Иордан — Ярдан критский. Память о том сохранилась в имени одного из притоков Иордана, — Krith, нынешний Kilt, у Иерихона (L. Schneller, 1. c. p. 353, 367, 366).

И, наконец, третий дар — Голубь.

…Там, в городах многолюдных, Сирийских,Белые голуби, птицы священные, вольно летают.…Volitet crebras intecteAlba palestino sancta columba Syro, —

вспоминает, в поздний римский век, Тибулл (Fr. Cumonti. Les religions orientales dans le paganisme romain, 1909, p. 173). Но голубь — в Ханаане священная птица уже с незапамятной древности.

Многими веками отделены Микены от Миносского Крита, но внутренне, в религии, связаны с ним. Найденная в третьей гробничной шахте Микенского Акрополя золотая, тисненная бляха-брактея изображает голую девочку, лет девяти, с тремя летящими к ней голубками. Судя по множеству таких же троичных критских символов, и эти три голубка — символ троичный, а девочка — великая богиня Мать, чьи бесчисленные глиняные и каменные изваяньица находятся уже в неолитных слоях, по всей Европе, Северной Африке и Западной Азии, от Персидского залива до Атлантики. Та же богиня — критоминосская Бритомартис, Britomartis (имя это позднейшее; древнее — нам неизвестно) — «Благая», «Кроткая», «Голубиная», или сама Голубка-Жертва, будущая спутница Афродиты Небесной, Урании, — страдающая Мать, Mater dolorosa; женский двойник бога Сына, — «всех людей и богов Матерь», по гимну орфиков (Evans, 1. c., 224. — Lagrange, La Crete ancienne, 1908, p. 99. — Orph. Hymn., 27; 7).

«Сниди, Дух Святой, сниди, Голубица Святая, Матерь Сокровенная!» — такова молитва крещения в «Деяниях Фомы», Acta Thomas (Henneke, Neutestamentalishce Apokryphen, I, 270). Гностики-офиты совершали таинства крещения и причащения, во имя Духа Матери (W. Bousset. Hauptprobleme der Gnosis, 1907, p. 66). — «Матерь Моя, Дух Святой», — говорит Иисус в Евангелии от Евреев (Origin., in Ioan., t. II, 6. Opp. IV, 63 sq. — A. Resch, Agrapha, 1906, p. 216).

«…Когда же Иисус, крестившись, молился, отверзлось небо, и Дух Святый нисшел на Него в телесном виде, как голубь, и был глас с неба, глаголющий: Ты Сын Мой возлюбленный; в Тебе Мое благоволение» (Лук. 3, 21–22). В лучших и древнейших списках св. Луки, засвидетельствованных бл. Августином, св. Климентом Александрийским, бл. Иеронимом и Епифанием (August., de consens, evang., II, 14. — Clement A., Praed. I, 6. — Epiph., Haeres., XXX, 13), последние слова читаются так: «Ты Сын Мой возлюбленный; Я днесь родил Тебя, egô sêmeron gegenêka se». Kто родил, Он или Она, не слышно в окончании греческого слова gegenêka; но по-еврейски «Дух», Ruach, по-арамейски Rucha, женского рода; значит, следует читать: «Я днесь родила Тебя». Главный смысл Богоявления — сошествие Духа, от Него же исходит и «глас», — есть явление Духа-Матери.

Вспомним, что ни у Марка, ни у Иоанна нет вовсе бессеменного зачатия от Девы Марии: Сын для них (так поняли не только еретики-докеты, но и многие православные иудеохристиане первых веков) рождается на небе вечно, а на земле, в миг сошествия Духа.

В начале творения «тьма была над бездною; и Дух Божий носился над водою» (Быт. 1, 2). Смысл подлинника еврейского: Дух, «слетая, распростирал крылья» над хаосом, как птица-наседка над яйцами. Дух-Голубь высиживает мир-яйцо (Delitzsch, Génesis, 79–80). Он был над водною бездною, хаосом; Он же и над водою крещения.

Вот какой Голубь залетел с Ярдана Критского на Иордан Палестинский.

Голубь, Иордан, крест — все критское; как же не сказать: критианство уже христианство? Как не вспомнить Шеллинга: «Всемирная история есть эон, чье содержание вечное, начало и конец, причина и цель, — Христос»? (Д. С. Мережковский. Тайна Трех, 28.) Это значит: всемирная история — надо бы прибавить: и преистория — есть геометрическое пространство, в котором строится тело Христа.

О, конечно, все эти пророческие тени ровно ничего не значат, если, как еще недавно думал кое-кто из ученых невежд, все христианство и сам Христос — «миф», и если Иисуса, как исторической личности, не было. Но если Он был, то по этой четко черной на белом песке Ханаана и Критского берега тени мы могли бы узнать Того, Кто и за нами стоит, все еще неузнанный.

В начале XIX века, вышел из гроба Египет, в середине века — Вавилон, в конце — Хеттея, а в самом начале XX — Крит.

Трое уже говорят, четвертый нем: критских письмен мы читать еще не умеем. Но и немой, только что выйдя из гроба, Крит уже осенил себя крестным знаменьем.

Так восстают перед нами мертвый за мертвым, Лазарь за Лазарем. Что это значит? «Отче, пошли его в дом отца моего; ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтоб и они не пришли в это место мучения». «Если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят» (Лук. 16, 27–28, 31).

Есть на небе звезды, потухшие до начала нашей истории, и только теперь мы узнаем о них по ярко вспыхивающим блескам — заревам пожаров, истребивших эти миры: так узнаем мы о Крито-Эгейской древности.

Город Кносс, Knôsos, одна из двух столиц Крита, северная, обращенная к Европе (другая, южная, Фест, Phaistos, обращена к Африке), основан около 8000 лет до Р. X., следовательно, почти современен концу Атлантиды, по мифу Платона (Evans, 1. c., 35). Мы, в самом деле, увидим, что Крит есть мост из Атлантиды в Европу.

Самый глубокий в Кноссе, геологический слой черной земли из угля, пепла, человеческих костей и кухонных отбросов достигает, по исчислениям итальянского археолога Анжело Моссо, двенадцатитысячной древности (Ang. Mosso, Escursioni nel Mediterraneo e pgli savi di Creta, 1907, p. 3). Кносский дворец разрушался, по-видимому, несколько раз землетрясениями, пожарами и нашествиями варваров, но непрерывная и цветущая жизнь его продолжалась 3000 лет. Что это значит, мы поймем, если представим себе, что какое-либо здание существовало непрерывно от дней Троянской войны до нашего времени.

Все еще юны древние камни; в мутно-опаловой, с розово-лазурными жилками, млечности алебастровых глыб, все еще как будто льется теплая кровь (A. Mosso, 1, с., 42).

Надпись на одной из них, в развалинах Фетского дворца, — четыре знака, такие знакомые, похожие на греко-латинское письмо, что кажется, вот-вот прочтешь:

Судя по месту, на стене дворцовой часовни, это, может быть, имя одного из великих критских божеств, — не самой ли Пречистой Девы Матери, ихней и нашей? (A. Mosso, 1, с., 42)

Antiquam exquirite matrem.Матери древней ищите.(Virg., Aeneid., III, v. 96)

В чудно-нетронутом виде уцелело многое в Кноссе и Фесте; но не в большом, а в малом, это всего удивительней. Глина одной из печатей сохранила как будто оттиск тех, друг в друга входящих кружков, какие бывают на нежных кончиках девичьих пальцев: точно прикоснулась к свежей глине и запечатлела на ней свой божественный след сама Океанида, дочь Атласа (A. Mosso, 1, с., 51).

Крито-Эгея — мать Европы. Кажется, наша европейская цивилизация получила начало свое не от арийцев (индо-германцев), как думали прежде, а от предварившего их на тысячи лет так называемого «средиземноморского племени» (Mediterranean race), пришедшего откуда-то с Запада, двумя путями, через Северную Африку и по Средиземному морю. Крито-эгейцы — гомеровские этеокритяне, пелазги, лелеги, ликийцы, израильские kaphtorim, египетские keftiu, — принадлежат к этому племени (А. Mosso, Le origine della civilta Mediterranea, 1910, p. 332), безбородому, смугло-красному, так же как египтяне и племена древней Америки — ацтеки, тольтеки, майя. Это «красные», «краснокожие», phoinikes, «Финикийцы», не в новом историческом, а в древнем, баснословном или доисторическом, смысле. Как бы рдяный отблеск вечного Заката, Запада, — на лицах, и в телах — та «красная глина», afar, из которой вылеплен Адам, первый человек первого человечества (Dussaud, 1. c. 447).

От арийского племени брахицефалов, короткоголовых, отличаются крито-эгейцы, долицефалы, длинноголовые не только строением черепа, но и языком: судя по родственным кароликийским корням имен собственных и географических, этот язык — не арийский и не семитский (H. R. Hail. The two Labyrinths-Joun. of Hellen. Stud., v. XXV, 1905, p. 323). Корень слова «железо», общий всем арийским племенам, еще до их разделения, в крито-эгейских языках отсутствует: люди Бронзового века не знают железа (A. Mosso. Escursioni, 265). Только с боевым конем, тоже неизвестным на Крите, и с железным оружьем, начинается война, в новом европейском смысле, — война, как «всемирная история». Индо-германцы, европейцы, — война; критяне — мир.

…Нам, феакийцам, не нужно ни луков, ни стрел, —(Odys., VI, v. 270)

могли бы сказать и они. Стрелы и луки индо-германцам нужны, в высшей степени.

Только с нашествием северных варваров, ахеян и дорян, занесен в Южную Европу «геометрический стиль», сухой, отвлеченный и мертвенный, механический, столь противоположный органическому, живому, растительно-животному, крито-эгейскому (Формаковский. Культуры эгейская, критская и микенская). Геометрия, механика, железо, война — вот первые шаги просто «культуры» или «культуры демонов»; вот с чем пришло в Европу наше Арийское племя.