Метод отстрела - Кирилл Казанцев

Двое раненых, поддерживая друг друга, шли к вертолету.

– Где лейтенант Дэвис? – обратился к одному из них – сержанту – капитан.

– Лейтенант погиб, сэр, – сообщил сержант, правая рука которого была упакована в лубок и висела на повязке. – После удара вертолетов он пошел туда… – Сержант качнул подбородком в сторону скальной гряды. – Проверить, остался ли там кто-то в живых.

– И что?

– Какой-то сумасшедший ублюдок подорвал гранату, сэр. Убил себя, лейтенанта и ранил двух ребят. – В голосе сержанта проявились истерические нотки, а на глазах проступили слезы. – Сэр, как можно воевать в этой дикой стране, с этими сумасшедшими людьми?!

– Идите, сержант, – взмахнул рукой Уолт, отворачиваясь. – Все будет нормально.

Сержант и поддерживающий его солдат с перевязанной головой заковыляли дальше, к вертолету, в который шла посадка раненых. В другой грузили тела убитых.

У капитана просто не было ответа на заданный сержантом вопрос. То, что он сейчас видел, было разгромом. Чудовищным, диким разгромом. Погибли люди, повреждена, а местами и уничтожена техника. И при этом цель операции не достигнута. Пленный церэушник по-прежнему остается в руках этих сумасшедших фанатиков.

– Мы не будем атаковать. – Капитан подошел к специально направленному с десантом «переговорщику». – Это невозможно. Мы просто потеряем людей, а эти ненормальные напоследок еще и убьют нашего человека. Нужно договариваться.

– Попробуем, – согласился «переговорщик». В глазах его также плескался страх. Он не был профессиональным военным, и тем страшнее для него было видеть то, что здесь произошло. – Я сделаю все, что от меня зависит.

3

Командир рейнджеров несколько переоценил свои силы. Точнее, силы своей группы. Он рассчитывал «на плечах» деморализованного и бегущего противника ворваться в кишлак и выполнить задание. Однако уже возле первых домов его группа столкнулась с организованным сопротивлением. И не только с ним.

Оправившиеся боевики, к которым подошло подкрепление, усилили нажим. Учитывая то, что численное превосходство было на стороне моджахедов, группа понесла потери и была вынуждена отходить. Опять же, рейнджеры не были готовы к вязкому затяжному бою. Для сохранения мобильности они были вынуждены использовать облегченную экипировку и взять с собой минимум боеприпасов. Теперь все это работало против них. Группа оказалась уязвимой на открытой местности предгорья.

Рейнджеры, огрызаясь короткими, злыми очередями, отходили к горам под плотным ружейно-пулеметным огнем противника. Вдобавок ко всему эти бешеные вовсю использовали одноразовые гранатометы, которых у них, судя по всему, было более чем достаточно.

О какой-то поддержке с воздуха не могло идти и речи. «Ястребы» были дозаправлены и барражировали неподалеку, в полной готовности снять десант, но вот с боеприпасами у них были некоторые, если можно так сказать, сложности. Тем более здесь, на окраине кишлака, они находились в сфере огня зенитных установок.

Операция, непродуманная, подготовленная второпях, в большей степени под влиянием эмоций, провалилась с громким треском. Это уже было ясно всем – не только командиру рейнджеров. Нужно было уходить. Но для проведения эвакуации группа должна была выйти из боя, оторваться от противника. А моджахеды не позволяли этого сделать – висели буквально на пятках.

Отряд продолжал терять людей. Двоим раненым нужна была срочная медицинская помощь, иначе за их жизнь никто не смог бы поручиться. Командир уже готов был оставить заслон из нескольких добровольцев-смертников, чтобы с остальными людьми выйти в ранее оговоренное место, где их смогли бы принять на борт вертолеты, когда с ним связался капитан Уолт, осуществлявший общее командование десантом:

– Атака отменяется. Будем вести переговоры. Постарайтесь договориться о прекращении огня.

Легко сказать… Однако командиру ничего другого и не оставалось. Уловив небольшую паузу в перестрелке, он громко, срывая голос, закричал на плохоньком дари:

– Эй! Не стреляйте! Мы тоже не будем стрелять! Давайте договариваться! С вами хочет говорить наш главный!

4

– Что он там орет?! – удивленно поинтересовался Абдул Карим у ближайшего к нему боевика.

– Он хочет вести переговоры, саиб, – «перевел» тот.

– Переговоры… – Полевой командир задумался.

Конечно, с неверными не может быть каких-то переговоров. Их нужно истреблять. Однако бой затягивался. Обе стороны несли потери. И, что самое обидное, потери зряшные. Ни за что. Потому что и тот, кто был нужен американцам, и тот, из-за чьих денег вообще все это затеялось, вместе с какими-то неизвестными наглецами удалялись в неизвестном направлении.

То есть если изначально Абдул Карим ввязался в эту бойню из-за денег Бобошерова, то сейчас шла война ради самой войны.

У полевого командира теперь, когда он убедился в том, что не американцы похитили его пленников, возникла новая версия происшедшего.

Его подвели информаторы на той стороне. Люди Бобошерова погибли не все. Или вообще никто не погиб – просто хитрый наркобарон сыграл свою, непонятную Абдулу Кариму игру. Вступил в контакт с американским шпионом, спровоцировал полевого командира на активные действия. А под шумок внезапно начавшегося боя его люди вытащили из плена и самого шефа, и его нового друга, оставив Абдулу возможность самому разгребать чужие, искусственно созданные проблемы.

Понятно, что после всего происшедшего полевому командиру оставаться на родине нельзя. Такого американцы ему никогда не простят. Как только американский шпион вернется к своим, кишлак вместе со всеми его обитателями будет стерт с лица земли американской авиацией. Значит, придется уходить в Пакистан. И вот там деньги Бобошерова, которые Карим уже считал своими, были бы очень кстати.

Да и не мог полевой командир так уронить свой авторитет, позволить себе оказаться обманутым не воином, а хитропопым торгашом. Не мог. Поэтому нужно идти на переговоры. Выторговывать отсрочку по времени. Эта отсрочка позволит его людям догнать отряд Бобошерова и все расставить по своим местам.

– Не стрелять! – принял решение Абдул Карим.

– Саиб! – К командиру подбежал связист. – Американцы вышли на нашей волне! Хотят говорить с вами!

– Хорошо, – важно кивнул полевой командир. – Я буду с ними разговаривать.

5

С командиром группы рейнджеров связался Уолт:

– Организуйте доставку раненых в район эвакуации – вертолеты сейчас подойдут. С остальными людьми займите оборону – еще ничего не закончилось…

– Что решили? – спросил старший рейнджер.

– Они готовы отдать нам нашего человека, – ответил Уолт. – Но только через три часа, не раньше.

– Зачем им столько времени? – удивился командир группы.

– Этого они не говорят. – Даже в телефоне радиостанции был слышен тяжелый вздох капитана. – Дикая страна и дикие люди…

Да уж… Ссылка на дикарей оправдывает все.

Командир рейнджеров дал своим людям соответствующие указания. Легкораненые потащили в район эвакуации тяжелых. С командиром осталось примерно две трети от того состава, с которым он вступил в бой.

Расставляя людей по позициям, старший рейнджер заметил, что в горы направилась группа моджахедов, человек двадцать – двадцать пять. Он немедленно доложил об этом Уолту.

– Они заходят вам в тыл? – озадачился капитан.

– Нет, – признал рейнджер. – Уходят в горы, в сторону от нас.

– Пусть уходят, – устало уронил Уолт. – Все равно мы не можем им помешать…

6

Максим шагнул за поворот тропы и увидел – прямо перед собой, метрах в десяти, не больше – двоих афганцев. Один – пожилой, гладко выбритое лицо, одет в гражданский темный костюм не самого плохого качества. Второй – молодой, плохо бритый, в черном комплекте обмундирования, с автоматом в руках, сидел на камне. Дульный срез автомата смотрел прямо в живот Оболенскому, а палец бойца лежал на спусковом крючке.

«Спешка… – обреченно подумал Максим. – Никогда не доводит до добра…»

Складывалось такое впечатление, что эти двое только что вышли из боя – грязные, запыленные. У молодого, прямо поверх одежды, окровавленные повязки на руке и на ноге. Лицо бледное, измученное. Однако в глазах Оболенский не увидел страха или боли – только усталость…

– Здравствуйте, уважаемые! – доброжелательно улыбаясь, произнес Оболенский на дари. – Как ваши дела?

Вопрос, надо сказать, дурацкий. Тем более в подобной обстановке. Видимо, те, к кому Максим обращался, думали точно так же, потому что переглянулись.

– Что этот «дух» лопочет? – спросил молодой у старшего.

– Я не понимаю их языка, – пожал плечами пожилой.

И только через пару секунд Максим сообразил: а ведь эта парочка говорит пусть и не на совсем чистом, но все же русском языке!

– Мужики, – осторожно обратился он к ним, тоже по-русски, – вы тут какими судьбами?..