Заклятый друг (СИ) - Нэн Джойс

Мощная гнедая с чёрным густым хвостом на панно у кровати. Сияет на фоне серых скал и ядовитых лютиков. Жаккардовое покрывало в малахитовом цвете. До самого пола из тёмного дуба. Массивный железный ворон на тонких лапах. Смотрит ясными голубыми глазами, большими и человеческими, на свилеватый участок сосновой панели. И толстые книги в олове прикроватной тумбы.

Напротив кровати гардеробная и массивное зеркало в простой раме. Я бы тоже хотела видеть своё отражение, когда просыпаюсь утром. И как раньше улыбаться ему. Радоваться, что живу, и впереди новый замечательный день.

Из панорамного окна бьёт свет. Проникает сквозь тонкую бахрому жалюзи повсюду.

И запах одеколона с ореховыми нотками. Прежний. Тот, которым пахло от Арского в день нашего знакомства.

Я завинчиваю колпачок, ставлю бутылочку с зелёнкой на перламутровую стойку под монитором огромной плазмы. И делаю несколько шагов по его комнате.

Вру себе, что это суррогат мести. Раз я не нашла их, не помешала им, я испорчу что-то другое. Например, нарушу правило не вторгаться в его пространство.

Вру я плохо. Но что ещё мне остаётся делать?

Честно признаться себе в том, что мир Макса по-прежнему приятен мне?

Но я столько месяцев пыталась убедить себя в обратном.

Признаться, что естественная ненависть к нему за то, что он сделал, никак не повлияла на прошлое.

Я не могу считать наше прошлое ошибкой.

Потому что, когда он появился в моей жизни, я стала ощущать себя на своём месте. Как никогда уверилась в том, что я всё делаю правильно. И чувствую то, что в действительности чувствую.

У меня не было человека ближе. И это я перечеркнуть не могу.

В углу стол-бюро из очень светлой древесины, с десятками маленьких ящичков и узких отделений.

Так старомодно. Макс-Макс…

Бумаги разложены аккуратно, словно порядок наводили крайне тщательно, перед приездом ревизора.

Ноут с самой большой диагональю. И чёрно-красная мышь, со всеми этими кнопочками и колёсиками, похожая на маленький космический корабль.

Интересно, он ещё играет иногда?

Мальчишки всегда остаются мальчишками.

Толкаю колёсико средним пальцем. Экран оживает. На картинке безоблачное небо, среди зелёных холмов пасутся розовые овечки.

И всё ещё считает розовых овец перед сном?

Окошко с требованием ввести пароль загораживает задницу самой толстой овцы.

По инерции оборачиваюсь на дверь. Наклоняюсь к столу.

И пароль всё тот же?

Ввожу.

Тот же.

На открывшемся рабочем столе возникает фотка, где я держу Ваню на руках.

Среди скудного количества ярлыков и папок моё внимание ничего не привлекает.

А вот свёрнутое окно на панели задач — да.

Кликнула.

И не сразу поверила, что в открывшейся таблице изображения комнат этого дома.

От пустоты всё кажется таким статичным. Особенно когда дом огромный.

Но вот в правом верхнем углу мелькнула грустная морда Крона в вольере.

Одно окошко тёмное, то ли неполадки с камерой там, то ли это где-то с цокольного этажа.

А вот я — камера слева от меня. Снимает прямо сейчас.

Он…он и в моей комнате поставил камеры, скотина?

И может смотреть на меня когда захочет?

Убью эту тварь, голыми руками!

Я рыскаю по экрану в поисках своей комнаты.

И натыкаюсь на одного из двух людей, которых искала.

Только теперь я не рада, что нашла.

Закрываю окно с записями.

И рефлекторно шныряю к двери.

Даже идиоту понятно, что я не успею выйти незамеченной.

И вместо того, чтобы поступить так, как было свойственно Соболевой раньше — невозмутимо встретить опасность лицом к лицу — я поступаю как жертва.

Я прячусь.

Прямо там. В его комнате. За неприлично дырявой дверью гардеробной.

И отсюда прекрасно видно, как Макс входит.

45. Даша

Эти жёрдочки в дверях такие же возмутительно тонкие, как мои бретельки на платье, в котором я пришла к Максу в офис. А прорези между ними — мечта вуайериста с плохим зрением.

Арский что, специально спланировал комнату таким образом, чтобы лёжа на кровати любоваться своими шмотками сквозь закрытые створки дверей?

Макс останавливается напротив зеркала.

А потом он делаетэто.

Этот грёбаный жест, который всегда вгонял меня в краску и вызывал чувство стыда.

Арский заносит руку над своей головой, ухватывается за воротник сзади, и одним ловким движением стягивает с себя поло.

Он раздевался так при мне.

У бассейна на участке его родителей. В комнате, перед сном, если я оставалась ночевать у него дома, когда мы заболтались допоздна. В лофте, если мы встречались после его тренировок.

А в последний раз он раздевался так тем вечером, когда изнасиловал меня.

И вот сейчас он стоит напротив. Я вижу заострённый локоть над его головой. От грубого зажима белая ткань испещряется складками. И соскальзывает с его кожи.

Он, как всегда, поправляет пятернёй взъерошенные волосы. Вздрагивает его кадык. Такой бесстыже выпуклый, что хочется покаяться только за грех брошенного на него взгляда.

Тугая грудная клетка. Под ней два косых гребня сухожильных перемычек. Хребтами вдоль кубиков. А ниже спутанная сеть из золотых волос. Над полумесяцем пупка берёт начало, и под ним раскидывается нечёткой дорожкой, уплотняется книзу. Как морская рябь на глади белого живота. Узкого, обрамлённого косыми впадинами. Чёткими, чёрными от треклято-правильного освещения.

Тень слетает с его тазобедренных косточек. Он делает шаг в сторону.

Его пальцы на шее ворона. Он поднимает его.

Перекатывается мышца на голой руке. Взбухают жилки.

Макс разворачивается. Делает полный круг, чтобы хорошенько размахнуться.

Прежде, чем бросить.

И отпускает.

Железная птица врезается прямо в зеркало.

Мурашки рассыпаются по коже.

Так же, как осколки зеркала по полу. Мелкие, зёрнами мартовского снега, и крупные, изуродованными треугольниками, все вперемешку.

Вижу его спину. Сгорбленную.

Он поднимает голову робко. Словно лошадь толкается в ладонь хозяина. И идёт к ноутбуку.

Монитор прячется за его напряжённым телом.

Щёлканье мыши.

И мой голос. Из колонок.

46. Даша

Тихий, но такой заливистый.

Это аудиозаписи. Которые я отправляла ему в первую весну после нашей встречи.

Рассказывала об очередной идее, для экологического приложения, которое мы вместе делали.

Я помню, что проснулась ночью. Придумала во сне. Нельзя же было звонить, мы ведь ещё были плохо знакомы. А очень хотелось позвонить.

Тогда наговорила идеи в аудиосообщениях.

С тех пор, как мы познакомились, любая мысль, которая вызывала у меня много эмоций, должна была сразу изложиться Максу.

Он застыл и слушает.

Готова поспорить, что он сейчас зажмурился.

И правда.

Он отвернулся от монитора, стоит ко мне вполоборота, и я вижу, что его глаза прикрыты. Вижу, как подрагивают его длинные тёмные ресницы.

И такое