Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С лица Резняка мигом исчезла улыбка, и он испуганно пробормотал:
— Виноват, товарищ сержант.
— Пока прощаю, Резняк, но имей в виду на будущее. Бытько!
— Я.
— Скажешь ты нам сегодня песню или нет?!
Окончательно напуганный резкой отповедью Резняку, Бытько забормотал что-то нечленораздельное.
— Что? — поморщился Гришневич.
— Што ты член жуёш? Вытащы его иза рта и скажы, — посоветовал Шорох.
Бытько собрался с силами и на одном дыхании выпалил:
— Юный барабанщик.
Наступила пауза.
Гришневич и Шорох переглянулись и весь взвод, словно по команде, взорвался от смеха.
— Ты бы ещё «Взвейтесь кострами синие ночи» предложил, — со смехом сказал Гришневич.
Сержант минуты три не мог успокоиться, затем перестал смеяться и уже вполне серьёзно сказал:
— Всё — базар в сторону. Нужно песню выбирать. Сейчас буду у каждого по очереди спрашивать. Не дай Бог, кто-нибудь промолчит — хоть «Взвейтесь кострами…», но что-нибудь предлагайте. Тищенко!
— Песня про комсомольцев.
— Что за песня про комсомольцев?
— Я точно не помню, но там такие слова есть: «Уходили комсомольцы на гражданскую войну…»
— Понял, знаю такую песню. Но опять про войну. Надо ещё подумать.
Но сколько не думали, никто ничего путного так и не сказал. Пришлось вернуться к идее Игоря.
— Кто полностью знает слова? — спросил сержант.
Туй несколько помедлил и спросил:
— Это той, что Тищенко предложил?
— Да. Знаешь?
— Вроде бы знаю.
— Бери бумагу, садись и пиши.
Общими усилиями текст песни вскоре был восстановлен. Курсанты переписали его себе под диктовку Туя и принялись учить. «Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону, уходили комсомольцы на гражданскую войну», — едва успел запомнить Игорь, как из санчасти вернулся первый взвод, и нужно было идти на комиссию.
Гришневич остановил взвод за несколько метров до крыльца санчасти. Сверху на подошедших лениво смотрели скучающие больные-«деды». Из санчасти вышел толсторожий младший сержант с чашами и змеями в петлицах и недовольно заметил:
— Давайте быстрее, надо было сразу за первым взводом идти.
— Надо было сказать, — пробурчал Гришневич.
— Пошли бойца в казарму, пусть третий взвод идет, чтобы потом его не ждать, — попросил фельдшер.
— А что, телефон у вас не работает? — спросил Гришневич.
— Работает…
— Так возьми и позвони в роту.
— Можно и так, — несколько разочарованно ответил младший сержант и скрылся в санчасти.
— Давно бы так. А нам что — как баранам, здесь стоять?! Давайте справа по одному в санчасть шагом марш! Да не бегом, лошади, а спокойно и нежно!
Внутри был узкий коридор, к тому же курсанты еще не знали внутреннего расположения, и передние в нерешительности остановились недалеко от входной двери. Но на них напирали задние, и вскоре взвод картечью ворвался в коридор, смяв при этом двух «черпаков» на костылях, один из которых грохнулся прямо на пол. Поднявшись на ноги, он выругался и изо всей силы огрел костылем Кохановского. Тот растерянно захлопал глазами и испуганно шарахнулся в сторону. «Черпак» с поломанной ногой хотел добавить еще, но Кохановский увернулся.
«Комиссия» была представлена одним единственным старшим лейтенантом (если не считать двух помогавших ему фельдшеров). Один из фельдшеров давал всем по очереди дуть в «свисток». В зависимости от объема воздуха, продуваемого через него, стрелка «свистка» показывала емкость легких. Игорь вспомнил, что точно такую же процедуру он проделывал на занятиях по физиологии в институте. Правда, было одно несущественное отличие — если в институте «свисток» после каждого человека протирали спиртом, то делать это же для «духов» в учебке фельдшер считал совершенно излишним и прекрасно обходился баночкой с водой и рукавом хэбэ. Тищенко дунул неудачно — стрелка немного не дотянула до трех тысяч. В институте Игорь выдувал больше трех с половиной, поэтому и попросил попробовать еще раз. Фельдшер смерил Тищенко взглядом с ног до головы и презрительно процедил:
— Я удивляюсь, как такой дистрофан еще две и девять выдул. Хватит дуть — еще помрешь над этим «свистком».
Сзади засмеялись. Игорь обиженно воскликнул:
— Можно, я еще раз? Я в институте три с половиной выдувал.
— Сказано, нет — значит, нет! Следующий.
После легких измеряли рост. Игорь специально выполнил эту процедуру перед Резняком и стал дожидаться, когда того начнут измерять. Рост Резняка оказался всего метр шестьдесят шесть. Четыре сантиметра разницы позволили Игорю с гордым видом пройти мимо своего недруга. Но вскоре Тищенко вновь постигло разочарование. Его вес оказался самым маленьким во взводе — всего сорок семь килограммов против пятидесяти шести Резняка, и последний не преминул спросить с нескрываемым сарказмом в голосе:
— Слушай, Тищенко, тебя ветром при ходьбе не сносит?
— Не сносит, — буркнул Игорь.
— Потому что сапоги к земле притягивают! — захохотал Резняк.
— Дурак ты, Резняк, — обиделся Игорь и поспешил отойти в сторону.
За его спиной вновь раздался взрыв хохота. Тищенко решил, что это опять в его сторону и нервно оглянулся. Но он ошибся — взвешивали Фуганова. Игорь тоже не смог удержаться от улыбки и вернулся к весам. Фуганов потянул на сто семь килограммов.
— Ну, ты, Фуганов и бегемот! Наверное, жрешь много?! — отвесил комплимент Резняк.
Про себя Тищенко быстро прикинул, что даже его двойной вес уступает весу Фуганова. Лупьяненко весил шестьдесят один килограмм. Фуганов и Тищенко оказались рекордсменами взвода — более толстых и более худых не оказалось. Тищенко еще питал некоторые надежды на Валика, но тот весил пятьдесят два. После всех этих измерений курсантов по три человека начали заводить в кабинет старшего лейтенанта. Здесь же лейтенант выписывал каждому небольшую медицинскую книжку (аналог гражданских медицинских карточек). Игорь попал в первую же тройку вместе с Албановым и Бытько.
Албанов приоткрыл дверь и осторожно спросил:
— Разрешите войти?
— Входите, — кивнул головой старший лейтенант.
Курсанты вошли и поздоровались. Старший лейтенант сразу же роздал медкнижки и попросил их заполнить. В одной из колонок был напечатан вопрос: «Ваша основная гражданская специальность?» «Студент» Игорь уже написал в графе «род занятий» и повторяться не хотел. Немного подумав, Тищенко решил, что учителем записываться рано и вывел «пионервожатый». Здесь курсант явно врал — в институте он только прослушал лекции, а на практике пионервожатым еще не был. Но профессию, пусть даже самую завалящую, иметь все же хотелось.
Врач быстро отпустил Бытько и Албанова, а Игорь задержался и спросил:
— Товарищ старший лейтенант, разрешите еще пару слов?
— Давай, но только быстро. Остальных нельзя задерживать.
— У меня есть жалобы. Я просто не хотел при всех говорить.
Старший лейтенант медицинской службы Вакулич наперед знал все, что ему сейчас скажет этот солдат. Солдат, скорее всего, перечислит кучу своих болезней и будет просить помочь. А как ему помочь, если сейчас треть личного состава имеет то или иное заболевание, если сейчас из самых высоких сфер пришло указание уделять поменьше внимания «маменькиным сынкам» и «симулянтам», если, в конце концов, сам срок увольнения призванного на два года после мединститута Вакулича зависел от того, насколько правильно и точно он поймет все эти указания.
— Товарищ старший лейтенант, у меня кровь из носа идет и гайморит сильный.
Вакулич посмотрел Игоря и сказал:
— Да, вроде кровяная корка есть. Я тебе таблетки выпишу, возьмешь у фельдшера.
— Но ведь кровь все равно будет идти…
— Может и будет. Это ведь не смертельно. Что ты от меня хочешь? В твоей карточке из военкомата ничего не указано, и призывную комиссию ты прошел. Так ведь?
— Так.
— А почему там ничего не сказал?
— Так ведь там не до того было. Да никто бы и не слушал…
Подумав, Вакулич сказал:
— Потом отдельно придешь ко мне. А сейчас иди и не задерживай взвод. Позови Петренчика, Резняка и Вурлако.
Игорь открыл дверь и крикнул:
— Петренчик, Резняк и Вурлако — в кабинет!
— Чего ты так долго? — спросил Лупьяненко.
— Так… Насчет моего носа немного поговорили. Таблетки выписали.
— А-а…
Подошел Гришневич:
— Что такое, Тищенко?
— Да вот, товарищ сержант, таблетки выписали. Разрешите получить?
— Иди, получай.
— Есть.
В конце коридора выдавали таблетки и делали перевязки. Подождав, пока фельдшер закончит очередную перевязку, Игорь получил свои четыре синие таблетки и вышел в коридор дожидаться окончания комиссии.
После отбоя Тищенко долго не мог уснуть. Внезапно его внимание привлёк какой-то шум. Сегодня сержанты были не прочь поразвлечься. Объектом для шуток был избран Алексеев из пятого взвода. У каждого, кто видел Алексеева, на лице мгновенно возникала улыбка. Только в СССР можно увидеть такого солдата. При росте в метр восемьдесят пять Алексеев весил всего сорок пять килограммов и отличался невероятной худобой, если не дистрофией. Запавшие щёки и вдавленные глазницы делали его похожим на узника фашистского концлагеря. На узника он был похож ещё и потому, что постоянно грустил. Впрочем, радоваться ему было нечему — днём постоянно дразнили товарищи, вечером — сержанты.