Пароль больше не нужен. Записки нелегала - Олег Северюхин

Раненый сидел у того дерева, у которого я его поразил. На его коленях лежал автомат, рядом лежала планшетка, указывающая на то, что он являлся командиром. Я поднял автомат, но раненый не делал попыток защититься оружием, прижимая левую руку к окровавленному боку. Я осторожно подошел к нему. Молодой паренек лет двадцати пяти подал мне мою фотографию и спросил по-немецки, действительно ли являюсь майором абвера, добровольно перешедшим на службу Советской власти.

– Нет, сынок, – ответил я, – жизнь заставила меня сделать этот выбор, так же, как и тебя оказаться здесь в белорусских лесах.

Я попытался помочь раненому, еще не зная, что я буду с ним делать дальше, но он отстранил мою руку, сказав, что ему уже не помочь.

– Господин майор, – сказал он, – если у вас представится возможность, сделайте так, чтобы наши родные узнали, где мы похоронены. Я лейтенант Пауль Визель из Баварии, мой земляк старший ефрейтор Конрад Гиссе, вот он лежит недалеко, снайпер солдат Ханс Эггерт из Саксонии. Я это написал на обороте схемы местности, которая лежит в планшете.

Больше он уже не мог говорить и через несколько минут умер. За что, за интересы Германии?

У меня не было сил хоронить моих соотечественников, которых убил я, так как они не смогли убить меня. Я похоронил только своего напарника. Увешанный оружием, я кое-как добрался до отряда, доложил полученные разведданные и передал планшет со своей фотографией и схемой местности. Все это было занесено в журнал боевых действий и донесено по радио в штаб партизанского движения Белоруссии.

Создание штабов партизанского движения было началом искоренения партизанщины. Для этого в тыл забрасывались спецгруппы органов безопасности, которые собирали под свое начало боеспособное население, окруженцев, формировали отряды по военному принципу, партизанским командирам присваивались воинские звания, обеспечивалось снабжение отрядов по воздуху техникой, вооружением, продовольствием, обмундированием, организовывалось производство оперативно-следственных действий по воинским и военным преступлениям.

Когда партизанщина начала преобразовываться в партизанское движение, я уже был на Большой земле и докладывал о выполнении задания по ремонту одного из первых образцов танка Т-34. Почти два года я отсутствовал у своих, не видел ни жены, ни сына.

Наш отряд вырос в партизанскую бригаду, майор Кобуров получил звание генерал-майора и дал мне очень хорошую характеристику, а также справку для награждения медалью «Партизану Отечественной войны» 1 степени. Ни во время войны, ни после нее я не воспользовался этой справкой для получения медали. Слишком тяжелые воспоминания об этом периоде.

Мои документы нашлись. Капитан и его спутники посчитали меня мертвым, взяли мои документы и еще до рассвета ушли. Зря я на них обижался. Ночь выдалась холодная. Я очень сильно устал и сразу заснул, несмотря на холод. Ночью я так закоченел, что утром мне пришлось кататься по земле, чтобы как-то размять затекшее холодное тело. Немудрено, что меня не могли разбудить, а руки и ноги не двигались, как у мертвого. Мой рассказ о танковом рейде Т-34 сохранился в записи капитана, который, к сожалению, погиб в последующих боях. За эту атаку нас посмертно наградили орденами Отечественной войны первой степени.

Орден этот я получил только в 1945 году, пока ходили бумаги о том, что я живой, потом представление в Президиум Верховного Совета и так до конца войны. Легче живого признать мертвым, чем из мертвых вернуть в состав живых.

Глава 40

В начале 1943 года я был отправлен в отпуск на два месяца для розыска семьи. Перед этим из Центрального штаба партизанского движения мне дали направление в действующую армию, в автобронетанковое управление Красной Армии.

Наш завод эвакуировался на Урал и на базе крупного предприятия «Уралмашзавод» продолжил выпуск Т-тридцатьчетверок. Семьи специалистов жили во временных бараках или на квартирах в заводском поселке. Жена работала в школе, в которую ходил и твой отец. Радости не было конца. Сын все сидел у меня коленях, каждые пять минут брал меня за щеки и спрашивал: «Ты мой отец?», «Тебя зовут Иван?». И так без конца, пока мы его не уложили спать.

О многом мы переговорили с твоей бабушкой в эти дни. Она внимательно меня слушала и постоянно напоминала:

– Иван, никому больше об этом не говори, – и иногда плакала над судьбой тех или иных людей.

В конструкторском бюро мне сообщили, что по запросу автобронетанкового управления меня командируют в действующую армию в качестве инженера-конструктора для изучения боевых качеств и особенностей конструкции танков, как наших, так и немецких.

Отпуск пролетел незаметно. В автобронетанковом управлении мне сообщили, что все компетентные органы, читай – разведка и контрразведка, дали положительное заключение о моей личности и пригодности к службе в армии. На основании моего боевого опыта, предыдущей службы в армии и образования я был аттестован на воинское звание капитана технической службы с причислением в кадры инженерного состава управления. Я должен заниматься курированием ремонта автобронетанковой техники, изучения иностранных образцов и подготовки предложений о необходимости внесения изменений в конструкцию танков и вооружение.

По роду работы мне пришлось ездить в районы массового применения танков на Курской дуге и в Белоруссии во время операции «Багратион». Матерился при отправке танков на Запад, когда восстанавливали бесцельно подорванные партизанами железнодорожные пути во время «рельсовой войны». Был и в Карпатских горах, когда пришлось затаскивать танки на перевалы и горные склоны, а к концу войны я оказался в Восточной Пруссии, нынешней Калининградской области, недалеко от тех мест, где я родился и вырос.

С группой офицеров я приехал в наше старое имение, прошелся по пустым комнатам. Брат с семьей скрывался на Западе Германии, куда подходили англо-американские войска. Из знакомых встретился только старый дворецкий моего отца, который естественно не узнал в майоре Красной Армии старшего сына его покойного хозяина.

С моей стороны это была наглость, но я был полностью уверен в своей неузнаваемости и решил раз и навсегда разрубить узел, терзавший меня в отношениях с Германией и с Россией. Я не хотел быть неблагодарным Германии, но и не хотел быть неблагодарным к России. В советской военной форме я был честен по отношению к России. Но настанет время, когда я смогу быть честен и перед Германией.

Для абвера я был потерян с того момента, когда ушел в лес на окраине города Гродно. В партизанском отряде меня нашли, и я не мог быть уверенным в том, что документы спецслужб Германии не попадут в руки советских органов безопасности. Тогда меня не спасут никакие заслуги перед Советской властью. За это пострадают и члены моей семьи, хотя они ни сном, ни духом не ведали, кто на самом деле их отец и муж.

Сотрудники абвера под разными прикрытиями появлялись в поле зрения моей жены, пытаясь выяснить мое местонахождение. Это я разузнал в разговорах с твоей бабушкой уже после войны. Но абвер еще раз нашел меня в период осады гарнизона и крепости Кенигсберг в начале апреля 1945 года.

Тогда было очень много работы по ремонту и восстановлению танков, отправке в тыл эшелонов с техникой, не подлежавшей восстановлению, на переплавку. В дивизионной ремонтной мастерской, где я был приписан на столовое и вещевое и денежное обеспечение, появился пожилой усатый полковник, который разыскивал меня. Увидев меня, он с распахнутыми объятиями пошел ко мне, приговаривая:

– Иван Петрович, спаситель ты наш, здравствуй! Дай я тебя расцелую.

Ничему не удивляющимся сослуживцам он объяснил, что я выводил их часть из окружения в Белоруссии. Я ничего сказать не мог, потому что этим полковником был мой давний знакомый по работе в абвере господин Мюллер.

Взяв меня под руку, Мюллер предложил немного пройтись с ним, так как его часть сделала небольшую остановку в этом районе и скоро должна двигаться дальше. Встреча старых боевых друзей является основательным поводом, чтобы на какое-то время отлучиться от места службы.

Значит, абвер и здесь меня нашел. С Мюллером я держался настороженно. Он это понял и сказал, что вопрос о моей ликвидации снят им раз и навсегда:

– Мы сейчас работаем под контролем и руководством имперского управления безопасности, которому доложим, что ты ликвидирован лично мной. С этим заданием я и послан сюда. Нужно думать о другом, а гестапо думает только о мести. Война окончена. Густав потерял своего голубя. Очень хорошо, что ты не запятнал себя военными преступлениями и будешь полезным для возрождения былого величия Германии. Германии больше нельзя воевать, пришло время, когда она должна стать гарантом мира на европейском континенте. Прощайте барон, надеемся, что вы сохраните себя.