Девушки для утехи - Ги Де Кар

– Ты не любила этим заниматься, когда была еще ребенком, – заметила Аньес.

– Я считаю, чтобы достичь чего-нибудь в этой области, нужно быть хоть немного лакомкой, как ты. Да, мой дорогой Джеймс, когда ваша невеста была моложе, это был ее маленький грешок. С тех пор, как она решила стать манекенщицей, она очень изменилась, чтобы сохранить фигуру. Но я сожалею об этом: она мне больше нравилась, когда была лакомкой. Возможно, это одно из необходимых качеств хорошей хозяйки.

– Вот потому я и женюсь на француженке, – сказал Джеймс, рассмеявшись. – Я тоже люблю все вкусное.

Посещение закончилось визитом к «несносным», и именно там его ждал самый большой успех. Присутствовали все: Ювелир, Кавалерист, Финансист, Певец и другие обитатели… И каждый хотел поговорить о своей бывшей профессии, задавая Джеймсу самые несуразные вопросы: «Какое существует в США мнение о французской ювелирной промышленности?»

Офицер понял, что он должен отвечать, даже если этот вопрос его никогда не интересовал. Он смог ответить таким образом, что полностью удовлетворил своего собеседника и рассмешил Элизабет:

– Франция всегда славилась великими художниками и такими замечательными мастерами, как вы, чему и завидуют Соединенные Штаты. Вы творцы, а мы ремесленники и созданы для того, чтобы дополнять друг друга.

И Кавалерист, в свою очередь, решился на атаку. А так как он жил только воспоминаниями о кавалерийской школе в Сомюре, то сделал выпад, «по-французски»:

– Ваши ковбои не знают даже элементарных правил верховой езды. Они держатся в седле только благодаря акробатическим уловкам.

– У наших ковбоев ваши предшественники – погонщики скота из Комарга. Не забывайте, что мы молодая нация. Нам очень нравятся те, кого вы называете «человек в седле», у них развито чувство самообладания и элегантность, достойная восхищения. Признаю, что это необычно звучит в устах моряка, но думаю, что морякам всего мира нравятся лошади. В этом парадокс их жизни. Кто занимается в вашей стране в школе верховой езды? Женщины, мой дорогой. У всех женщин сердце амазонок, и они понимают, что мужчина в их жизни – как упряжная лошадь.

– Тягловая лошадь?

– А почему бы и кет? Гордитесь же вы своими лошадьми першеронской породы. Я был на ваших конных заводах в Пине. Это интересно.

– Вы были на этих заводах? Для моряка, к тому же американца, это замечательно. Капитан, мне бы очень хотелось отдать вам честь. И меня впечатляют не ваши погоны, а ваша личность. Кто этот глупец который говорил здесь вчера вечером за ужином, что сестра нашей Элизабет выходит замуж за американца, а они все похожи друг на друга? Где этот кретин?

– Это я! – объявил не без гордости Серебряный Голос из Сен-Помье. – Не буду этого скрывать и надеюсь, что ваша очаровательная невеста, которую мы все очень любим и считаем своей, потому что она как две капли воды похожа на нашу сестрицу Элизабет, не будет сердиться на меня за мою откровенность. Я сознаюсь, что совсем не люблю американцев!

– Дорогая, вот мнение, которое я уважаю, – сказал Джеймс, улыбнувшись Аньес. – Они просто замечательны, подопечные вашей сестры.

– А могу я спросить, почему вы нас не любите?

– Сначала, капитан, я хочу уточнить, – ответил с излишней самоуверенностью псевдознаменитый артист, – что я не имею в виду ни Бенжамина Франклина, ни генерала Лафайета, ни Буффало Билла. Я имею в виду американское искусство. Факт налицо: знаменитых артистов Соединенные Штаты не дали миру!

– У нас их больше, чем нужно – все они приезжают к нам, потому что предпочитают доллар любой другой монете.

– Это не артисты! Настоящий артист работает из любви к искусству. Когда он с успехом выступает на подмостках, то он царствует, как вы на капитанском мостике.

– Вы драматический актер?

– Разве по мне этого не видно? – свысока спросил Серебряный Голос из Сен-Помье, откинув назад свою пышную шевелюру привычным жестом. – Да, капитан, я артист, имевший честь принадлежать к той категории, которая сейчас на пути к исчезновению. Нас с уважением называли «звезды кафе-шантана». Конечно, вам это ни о чем не говорит: в такой стране, как ваша, не было ни концертного зала Пакра, ни «Маленького казино», ни Фоли-Бельвиль…

В то время, как голос Певца звучал все громче и громче, перечисляя все места, где он когда-то работал, Джеймс, улыбаясь, начал тихонько насвистывать старый мотив.

– Капитан, вам знакома эта песня? – воскликнул Певец.

– Я даже могу вам сказать, что ее сочинил американец.

– По правде говоря, это так. Я ее исполнял в 1918 году.

– Розы Пикарди…

– Это была одна из моих любимых песен, она пользовалась большим успехом.

– В одном из этих кафе-шантанов, по которым вы так скучаете? Во всех наших городах есть точно такие же, где впервые звучат песни, которые затем подхватывают здесь.

– У вас также были кафе-шантаны? – переспросил Певец, восхищенный и удивленный одновременно. – Мне остается только извиниться за то, что я вам только что сказал. Простите меня, капитан. У вас тоже были настоящие артисты.

Джеймсу удалось одержать эту скромную победу, но за ней последовал штурм месье Раймона, Финансиста, который спросил:

– Капитан, вот вы только что говорили о долларах, не кажется ли вам, что придет день и наступит повышение курса франка. Франция тогда будет давать займы Соединенным Штатам?

– Мы будем этому только рады, потому что нам бы очень хотелось, чтобы в вашей стране, самой красивой в мире, была и достойная ее валюта. Если этот день наступит, то уже вы будете приезжать к нам как туристы – у нас тоже есть что показать.

– Мы с большим удовольствием приедем к вам.

Победа следовала за победой, капитан завоевывал симпатию обитателей монастыря, которую «несносные» редко к кому проявляли.

Уже давно они признали Аньес, единственную сестру той, которой удалось не только приучить их к дисциплине монастыря, но и заставить полюбить себя так, как они еще не любили ни одну монашку. Для них всех Элизабет была безупречна. Так же было со всеми, кто имел к ней хоть какое-то отношение. Но когда сестра Элизабет сказала им о предстоящем визите Аньес и ее жениха, офицера американской армии, наступила тишина. Ни один из этих упрямцев ничего не спросил. Элизабет же хорошо понимала причины этой сдержанности. Поэтому она с большой радостью для себя отметила тот факт, что ее будущий зять сумел показать себя более изворотливым и остроумным, чем все старики, вместе взятые.

Аньес не переставала наблюдать за Джеймсом во время этого визита. Он нравился ей все больше и больше, так как, будучи мужчиной в самом лучшем смысле этого слова, он показал себя еще и человечным. К тому же она понимала, что он решил пройти через все это только для того, чтобы косвенно и ненавязчиво выразить Элизабет свое глубокое восхищение ею и Орденом Святого Жана, к которому она принадлежала.