Игрок - Макс Брэнд

— Я бы хотел задать этому человеку несколько вопросов, — обратился он к шерифу. — Можно?

— Давайте, — разрешил Нолан. — Клянусь небом, мне бы очень хотелось, чтобы вы могли опровергнуть его слова.

— Подождите, шериф. Это ведь не я должен доказывать невиновность, это он обязан предъявить доказательства своего обвинения. Разве не так гласит закон?

Шериф почесал в затылке.

— Закон интересная штука, — сказал он. — Я имею с ним дело чуть ли не всю свою жизнь, но мы так по-настоящему и не подружились. Мне от него не было никакого проку. Я старался обходить его насколько возможно, только и всего. Не знаю, что он говорит в данном случае. Пока мне известно только то, что сейчас сказал Дорн!

Все остальные закивали.

— Встаньте, Дорн, — сказал наконец Коркоран.

Дорн посмотрел на шерифа, и тот прямо задрожал от отвращения, так противно ему было смотреть на этого жалкого труса.

— Поднимись и встань на ноги. Поднимись, Дорн! Он тебя не съест, по крайней мере пока мы здесь, рядом.

Дорн поднялся и стоял, шатаясь на дрожащих ногах..

— Итак, Дорн, — сказал Коркоран, — попробуйте связно рассказать свою историю, потому что я постараюсь поймать вас на лжи, если мне это удастся, и добиться наконец правды. Итак, я говорил с вами насчет Роланда, верно?

— Верно, — с трудом вытолкнул из себя Дорн.

— Отлично. Повторите все, что я сказал. Повторите!

Глаза Дорна дико блуждали, однако напрасно времени он не терял, ибо на него сошло вдохновение.

— Вы сказали: «Дорн, я хочу поговорить с вами о личном деле, в котором… «

— Погодите, — перебил его Коркоран. — Вы, я вижу, более искусный лжец, чем я предполагал. Начнем иначе. — Он помолчал, хмуро глядя прямо в глаза Дорна. — Каким образом вы оказались в этой комнате?

— Каким образом? Вошел через дверь, разумеется. Как еще джентльмен может войти в комнату своего… друга?

— Джентльмен? — тихим голосом спросил Коркоран. — Своего друга? Ну и ну!

Это произвело впечатление даже на серьезных шахтеров, которые сидели в комнате. Уверенность Коркорана могла бы сдвинуть горы! Кроме того, трусость, с их точки зрения, была одним из самых страшных грехов. И это отвращение к трусости восстановило их против Дорна.

— Разве вы не влезли в окно, Дорн? — безжалостно продолжал Коркоран.

— Нет! — выдохнул тот.

Однако то, что он привлек всеобщее внимание, заставило его отпрянуть назад. Бегающие глазки слишком красноречиво говорили о лживости его натуры.

— И когда вы осторожно проникли в комнату через окно, вы не крались вдоль стены к моей кровати?

— Нет, — прошептал Дорн, расстегивая на груди рубашку, чтобы легче было дышать.

Коркоран встал со стола и спросил, указывая пальцем на оружие:

— И у вас не было в руках этого револьвера?

Все взоры устремились в угол комнаты. Там у стены лежал длинный шестизарядник. По комнате прокатился сердитый нетерпеливый шепот, и взоры присутствующих обратились на Дорна.

— Что же ты молчишь, Дорн? — спросил шериф. — Желательно было бы узнать, что ты на это скажешь. Чует мое сердце, здесь не все чисто.

— Ради Господа Бога, джентльмены! — взмолился Дорн. — Поверьте мне! Я не делал того, в чем он меня обвиняет!

— Итак, вы не подходили к кровати, не наклонялись над ней? — продолжал говорить Коркоран. — И не стояли в темноте, не искали меня в кровати, держа в руке револьвер?

Дорн не мог произнести ни слова. Он только яростно тряс головой, давая понять, что не согласен со сказанным.

— И я не набросился на вас сзади, — продолжал Коркоран, — и не ударил вас рукояткой своего револьвера?

— Нет! — выдохнул Дорн.

— Отлично! В таком случае откуда у вас на голове эта шишка? Откуда она взялась?

Несчастный Дорн только дико водил глазами.

— Говори! — рявкнул шериф. По мере того как вырисовывалась эта картина ночного нападения, блюститель закона приходил во все большее бешенство.

— Джентльмены, — проговорил дрожащий преступник. — Вы поверите мне, если я скажу вам чистую правду?

— Говори! — проворчал шериф. — Там посмотрим, верить или не верить. Сначала выкладывай, что ты имеешь нам сказать.

— Дело было так, — сказал Дорн; страх до такой степени сжимал ему горло, что он едва дышал. — Вечером у нас с мистером Коркораном произошла небольшая ссора. После этого он встретил меня на улице и сказал, что сожалеет о случившемся.

— Где это вы встретили меня на улице? — поинтересовался Коркоран.

— Ярдах в пятидесяти от отеля, — сказал Дорн, нервно моргая, однако вполне связно. — На углу…

— Продолжайте, — велел ему Коркоран. — Вы лжете намного лучше, чем я мог предполагать.

— Мистер Коркоран сказал, что у него крупные неприятности, и попросил зайти к нему попозже вечером, когда в отеле все стихнет. Он не хотел, чтобы видели, как я к нему вхожу, и сказал, что сигналом для меня будет погашенный в комнате свет.

Он замолчал, переводя дыхание. На лице шерифа по-прежнему сохранялось суровое выражение, однако рассказ шел так гладко, что он слушал с заметным интересом. И причина интереса была весьма веской: на волоске висела человеческая жизнь. Если Коркоран окажется правым, ничто не сможет защитить Дорна — его повесят на ближайшем суку. Было ясно как день, что парень сражается за свою жизнь. Поэтому все собравшиеся слушали очень внимательно, не произнося ни слова, и только обменивались многозначительными взглядами, когда говорилось что-то особенно важное.

— Поэтому я дождался, когда свет в окне погаснет, — говорил Дорн; голос его становился все увереннее, по мере того как рассказ приобретал все более правдоподобные черты. — И только после этого осторожно вошел в отель. В вестибюле никого не было, кроме Жуана Мармозы, который крепко спал в уголке, и я…

— Вот это верно, — перебил его шериф, — я видел его, когда пришел, а больше там никого не было.

Это подтверждение его правоты сильно качнуло весы в сторону рассказчика. «Возможно, — подумал Коркоран, — он заглянул в вестибюль, прежде чем лезть в окно».

— Я подошел к комнате мистера Коркорана, — продолжал Дорн. — Когда постучал в дверь, она открылась. Внутри было темно. Я вошел. Вы понимаете, джентльмены, я немного нервничал…

На лицах окружающих появились широкие улыбки, головы закивали.

— Находиться наедине с таким человеком, как Коркоран, да еще в темноте… Я ведь человек мирный, джентльмены.

Ответом ему снова были понимающие улыбки.

— Я попросил его зажечь лампу, и он это сделал. А потом прямо и открыто объяснил мне, чего он от меня хочет. Он сказал: «Вы человек небогатый, Дорн». Я согласился, подтвердив, что это именно так, однако добавил при этом, что быть бедным совсем не стыдно.