Отец моей малышки (СИ) - фон Беренготт Лючия

– Ничего подобного, – возражает она. – Я в полном рассудке и хорошо продумываю каждый свой следующий шаг – еще с того, времени, как я послала твою благоверную развлекаться после аборта.

– Продумываешь? Чего стоит это поддельное заявление, если пострадавшие расскажут правду? Да и доказать, что сообщение послала ты, взломав мой аккаунт – проще простого!

– Конечно все расскажут и докажут. Дня через три, когда пострадавшие придут в себя и доктора дадут добро на допрос. А то и через неделю, если затянутся бюрократические проволочки. А теперь представь, что я сделаю с твоей Лилечкой за то время, пока она прохлаждается в больничке, а ты – в СИЗО. В полиции ведь не будут спешить разбираться, когда есть готовый, сознавшийся преступник, да еще и с отпечатками пальцев на бутылке с ядом. Им плевать на какую-то пропавшую ассистентку, которую еще найти надо. И доказать то, что она и есть отравитель. А пресса так вообще взорвется – это ж какой хайп! Именитый профессор, ректор университета, чуть не убил студентку, которая была его любовницей и прижила от него ребенка… Вкуснее истории и не придумаешь! Возможно, я разыграю собственное исчезновение, и тебя обвинят еще и в моей пропаже… Кстати, ты зря не вызвал ментовку – теперь будет выглядеть, как будто ты собирался скрыться, испугавшись, что сознался в письме… А если тебе припишут склонность к побегу, то ты, дорогой мой, застрянешь за решеткой ооочень надолго. Я же в это время наряжусь в форму медсестры, сделаю себе поддельный бейджик и буду экспериментировать – самой интересно, какая из моих бутылочек, подлитая в капельницу, вызовет наилучший эффект… Что тебе больше нравится – галлюцинации, провоцирующие шизофрению, или выпавшие за неделю волосы и зубы? А может…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Не дослушав, я нажимаю отбой, аккуратно поднимаю вновь ослабевшую Лилю с пола, выхожу из комнаты и укладываю ее на одну из лавок, стоящих вдоль стены. После чего на удивление спокойно оглядываюсь, прислоняю к проему мной же выбитую дверь, придвигаю к той еще одну тяжелую лавку – в надежде, что это хоть как-то сдержит Лилиного бывшего, если он придет в себя раньше времени.

Убедившись, что все это хоть как-то под контролем до приезда медработников, широким шагом иду в тот кабинет, где оставил Аллу. В моих мыслях – покой и порядок, в моих движениях фаталистическая размеренность, какая бывает у людей уверенных в правильности своих поступков.

Я не собираюсь больше с ней разговаривать. Я собираюсь ее убить. Убить и со спокойной душой сесть в тюрьму, переписав все свое имущество на Лилю и нашего с ней ребенка.

Это перспектива настолько лучше представленной мне Аллой, что я даже слегка улыбаюсь по дороге. И греха не боюсь – разве это грех, убить, защищая слабых?

Однако, дойти мне не дают – знакомым уже движением, неизвестно откуда взявшийся Владислав раскручивает меня за локоть и вталкивает в стену. И вот тут все взрывается во мне, всё мое спокойствие – коту под хвост. Потому что если он не позволит мне довершить то, что я задумал… Если Алла останется на свободе, пока я – за решеткой…

– Пусти! – ору, отпихивая и его, и двоих его гопниковатых спутников. – Пусти, бл*ть! Пусти, иначе я придушу тебя вместе с ней!

Сирены воют громче, и к скорой помощи явно подмешивается полиция – хоть я их и не вызывал.

Но меня держат крепко, а вместо ответа на мои угрозы, адвокат забирает у меня мой телефон и что-то нажимает на нем. И улыбается.

А из динамика начинает литься ненавистный мне голос, чуть приглушенный из-за помех, но вполне себе различимый и внятный.

«А теперь представь, что я сделаю с твоей Лилечкой за то время, пока она прохлаждается в больничке, а ты – в СИЗО. В полиции ведь не будут спешить разбираться, когда есть готовый, сознавшийся преступник, да еще и с отпечатками пальцев на бутылке с ядом. Им плевать на какую-то пропавшую ассистентку, которую еще найти надо… И доказать то, что она и есть отравитель».

Я буквально теряю дар речи, пялясь на этого гения человеческих душ с открытым ртом и отвисшей челюстью.

– Как? – наконец, вырывается у меня, когда он выключает запись.

Владислав ухмыляется.

– Телефон охраняйте лучше, господин ректор. Как от врагов, так и от друзей. Впрочем, от друзей не надо. Иначе как бы я подумал вперед вас и установил то, что вы так и не додумались?

И нажав что-то сбоку телефона, он раскрывает его и выуживает из электронных недр маленький, похожий на крошечную флешку «жучок» с мигающей на нем красной лампочкой аудиозаписи.

***

– Ты уверен, что она не выберется оттуда? – моя девочка с беспокойством смотрит новости, по которым в который передают нашу с ней историю – разумеется, переложенную на тот манер, который мы всем представили.

В этом, упрощенном варианте, Лиля вообще никогда не была моей студенткой – ее документы и запись в регистре университета весьма филигранно подчистили, и во всех репортажах она была рекламным агентом фирмы Баламовых.

– Учитывая, что нашла коса на камень, уверен.

Я тоже наблюдаю за репортажем, хоть знаю его чуть ли не наизусть. Вот неоткрытый факультет, выглядящий заброшенным, вот, под зловещую музыку, на камеру наблюдения засняли нечеткую женскую фигуру с лицом, прикрытым шарфом… За спиной у нее рюкзак с приспособлениями, которые Алла, по всей видимости, считала планом «Б», «В» и «Г».

К счастью, сработал только «Б», и то частично – осознав, что проиграла, моя бывшая попыталась устроить в здании пожар, который отравил бы нас всех углекислым газом, а за компанию подоспевших полицейских и врачей скорой помощи.

Нет, ну кто бы мог подумать, что под милым женским обличьем скрывается чуть ли не профессор Мориарти! От одной мысли, что я не раз засыпал и спал часами в ее присутствии, заставляет меня передергиваться от ужаса и омерзения.

– Что ты имеешь в виду? – словно чувствуя мой дискомфорт, Лиля прижимается и кладет голову на плечо.

– Ты о чем? – не понимаю я, прижимая ее руку своей.

– Ну, ты сказал – нашла коса на камень. Что ты имел в виду?

– Ааа… Владислав явно почувствовал в Алле достойного соперника и теперь будет пытаться ее во всем переиграть – даже если она когда-нибудь выйдет из психушки. Охотничий азарт, знаешь ли.

Впрочем, я спокоен не только поэтому. Выйти из той психиатрической лечебницы, куда Аллу принудительно поместили, невозможно будет не только благодаря пристальному вниманию моего адвоката. Разведслужбы крайне заинтересовались ее родственными связями в некоей лаборатории на Ближнем Востоке, откуда она так оперативно добывала свои наркотические коктейли. Уж не знаю, каким образом господа из секретных служб собираются выуживать сведенья из потерявшей разум женщины, но вряд ли она когда-нибудь окажется на свободе.

– Давай не будем больше это смотреть, – я решительно беру в руки пульт и выключаю телевизор, на экране которого дикторша в очередной раз собирается с придыханием рассказывать любовную историю, чуть не стоившую жизни «ах, стольким людям!»…

– Хорошо, – Лиля покладисто соглашается и сладко вздыхает, прижимаясь ко мне крепче, сильнее... Я же подмечаю, что в последнее время она какая-то подозрительно покладистая и благодушная. Даже немного беспокоюсь – как бы чего не удумала в очередной раз.

Отгоняю от себя эту мысль, как не заслуживающую даже секунды моего внимания.

– Поехали за Машей? – предлагаю ей. Встаю, подаю руку и в очередной раз замираю, поймав блеск бриллианта на ее пальце. Ох как хорошо смотрится на ней этот камешек. И не просто камешек – знак принадлежности мне! Моя… Она теперь моя. Навсегда.

– Поехали или… – заметив мечтательность в моих глазах, Лиля кокетливо смотрит на меня из-под ресниц.

Я выгибаю бровь – вот же ненасытная! Ведь только-только из кровати вылезли.

Что ж… Пришлось залезть обратно.

***

Спустя полчаса, безбожно опаздывая и мысленно пообещав подарок Машиной воспитательнице за переработку, мы несемся в универ.