Я буду рядом - Энн Вулф

Только Гермии сейчас было совсем не до веселья. Воспоминания тут же хлынули на нее потоком яркого, ослепительного света. Только если от яркого света можно защититься темными очками, то от света воспоминаний спасения не было. Гермия присела за одинокий столик и заказала себе бокал легкого фирменного коктейля «Кантри».

И какого черта добивался Поит, пригласив ее сюда? Наверное, возомнил себя знатоком человеческих душ и решил, что вышибет клин тем же самым клином… Вытащил из дома да еще и опаздывает. Гермия прищурилась, взглянув на часы. Как есть, опаздывает. И даже не звонит, чтобы предупредить и извиниться…

Кстати, насчет «Хилтли»… Что-то она не помнит, чтобы рассказывала Пойту о том, с какими воспоминаниями связан у нее этот кабачок. Тогда почему он сравнил его с «Мирикал Мэйд»? Откуда узнал? Наверное, Гермия возражала против этого местечка слишком категорично. И он догадался… Поит всегда прекрасно чувствовал ее настроение. А уж теперь, когда отношения между ними приобрели дружескую окраску, он стал понимать ее еще лучше…

Гермия огляделась по сторонам. Пойта по-прежнему не было. Ей стало не по себе. А вдруг он так торопился на эту встречу, что по дороге с ним что-нибудь случилось? Нет уж, лучше об этом не думать…

Официантка, хорошенькая девушка, одетая как дочка фермера девятнадцатого века, принесла Гермии коктейль. Правда, пить его ей уже не хотелось. Сделав над собой усилие, Гермия нашла губами соломинку и глотнула. В общем-то, совсем не плохо. Даже вкусно. Через несколько минут внутри стало теплее. Тронулась невидимая льдина и поплыла в непонятном направлении…

Гермия махнула официантке и заказала еще один бокал. Так легче, честное слово, легче, уговаривала она себя. Тупая боль, досаждающая ей все это время, потихоньку уходила. Горечь таяла. Главное, не переборщить с напитком. Надо вовремя сказать себе стоп. Иначе к приходу Пойта — если он, конечно же, когда-нибудь придет, — Гермия будет похожа на нетрезвого вампира…

Заиграла знакомая песня. Эту песню Гермия смогла бы угадать даже с одной ноты. Эта песня, простая, но душистая, как утренний луг, пробуждала в ней те самые чувства, от которых она так хотела избавиться. Эта песня мучила ее и одновременно доставляла ей радость, сковывала ее и одновременно дарила несказанное наслаждение, забиралась в самые отдаленные лабиринты души, а потом вспархивала из них, как бабочка, и сладко щекотала душу…

Она вслушивалась в безыскусные слова и чувствовала, как к горлу подступают рыдания.

Пляшет милая девчонкаВозле дома на лугу,Сердце бьется звонко-звонко,Я к любимой побегу.Мы закружимся с ней в танце,Полном страстного огня,На щеках ее румянцемБуду любоваться я.Наконец я осмелею,Загляну в ее глаза,Дорогая, будь моею! —Все, что я смогу сказать.А она ответит нежно,Опустив зеленый взгляд:Я была б твоей, конечно,Если б не было преградЧто за вздор! — я ей отвечу. —Все преграды я сломлю!Очень рада нашей встрече,Но другого я люблю…

Она уже не могла сдерживать слезы, которые стучались в глаза так же, как в окно бьются дождевые капли. Ей было больно, физически больно. Душа рвалась наружу, требовала свободы, хотела птицей взметнуться ввысь, чтобы потом рухнуть вниз сгоревшим метеоритом. И Гермия не выдержала. Она закрыла лицо чужими, обессилевшими руками и разрыдалась. Теперь ей было все равно, что подумают о ней окружающие, все равно, как посмотрит на это Поит, если найдет ее, плачущую за столиком. Наплевать… Она больше не может копить в себе боль и ждать, когда та разорвет ее на части. Слезы очищают. Так пусть они очистят ее полностью от этой жестокой любви, которая сжигает ее изнутри…

Вдруг чьи-то руки легли ей на плечи. Чье-то дыхание, обожгло ей виски. Чьи-то губы, знакомые, нежные и страстные губы прильнули к ее волосам, затем к мокрому от слез лицу, затем к глазам, полуслепым от рыданий. Она боялась открыть глаза, боялась поверить своему счастью, боялась ошибиться. Но в душе она точно знала, была уверена: это он. Только его руки могли касаться ее так нежно, так терпеливо. Только его поцелуи могли ранить и согревать ее одновременно. Только он мог сделать ей так больно и так хорошо…

— Герми, девочка моя, — раздался глухой шепот у самого виска. — Я думал, что сойду с ума от страха тебя потерять. Ну скажи мне, что это неправда. Скажи, что мы будем вместе и больше никогда не расстанемся… Я буду сидеть рядом с тобой, как цепной пес. Буду караулить каждый твой вздох, каждый твой сон. Я каждую минуту, нет, каждую секунду буду наслаждаться твоими прикосновениями, умирать в твоих объятиях. Скажи…

Гермия открыла глаза. Перед ней было мокрое от слез — не то ее, не то его собственных — лицо Констанса. Она хотела оттолкнуть его, но не могла. Потому что чувствовала: с каждой секундой, которую она проводит в его объятиях, ее сердце распускается как цветок…

— Ты любишь Мэгги? — всхлипывая, спросила она.

— Мэгги мой друг. Она всегда знала, что я люблю только одну единственную женщину. И эта женщина — ты… К тому же Мэгги теперь встречается с Пойтом.

— С Пойтом? — ошеломленно переспросила Гермия.

— Ага, — улыбнулся Констанс. — А что, твой дружок теперь гораздо интереснее, чем был раньше. Отдых на Комодо пошел ему на пользу…

— С Пойтом… — все еще не веря своему счастью, повторила Гермия. Ведь если Мэгги встречается с Пойтом, она никак не может быть любимой Констанса.

— Наконец-то я вижу свет…

— Какой свет?

— Зеленый свет в твоих глазах. Еще минуту назад они были похожи на две хмурые тучи, льющие дождь. А теперь появился свет. Значит ли это, что ты мне веришь? Значит ли это, что ты будешь верить мне всегда?

— Да… — прошептала Гермия, уткнувшись в большое и такое уютное плечо Констанса. — Конечно, да… Только никогда и ничего от меня не скрывай. Слышишь, никогда…

— Слышу. И, клянусь тебе, не буду. Я слишком дорого заплатил за свою глупость. Теперь я буду умнее…

Он прижался к ее щеке своей щекой. Она слегка отпрянула.

— Колется, — улыбаясь, объяснила Гермия. — Сколько же ты не брился?

— Три дня. Не ел, не пил, не брился и думал только о тебе…

Интересно, сколько же продлится это неожиданное счастье? Но Гермия старалась не задумываться об этом. Всю жизнь не возможно распланировать, а сейчас ей хорошо. Очень хорошо. И, пожалуй, это самое главное…