Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали - Борис Кагарлицкий

Результат не заставил себя долго ждать. Крах игры, начатой Сергеем Мавроди, поставил под сомнение и будущее его конкурентов. После ареста Мавроди эфир был по-прежнему заполнен его рекламой, но бум сменился кризисом.

Прекращая скупку своих акций, Мавроди, естественно, обвинил во всем государство и обратился к своим сторонникам с открытым письмом. «В настоящее время, — провозглашал создатель МММ, — мы планируем выход на фондовые рынки практически всех стран мира. С крупнейшими юридическими фирмами мира уже проработаны юридические аспекты проблемы отдельно для каждой страны. В США и Германии в тех же типографиях, где печатаются доллары и марки, напечатаны десятки миллионов билетов МММ. По сути нас приостановили накануне грандиозного прорыва, после которого Россия, по нашим прогнозам, должна была в самом ближайшем будущем стать богатейшей страной мира, практически все россияне, акционеры МММ, — обеспеченными людьми, а акции МММ росли бы теми же темпами в валюте»[117].

Человек, немного знакомый с русской литературой, читая эти строки, немедленно вспомнит речи Хлестакова в гоголевском «Ревизоре». Однако Хлестаков врал спьяну и относительно бескорыстно, а Мавроди тщательно рассчитывал свои шаги. Чем более откровенным и нелепым было вранье, тем более восторженно ему верили.

Вслед за МММ прекратил выдачу денег «Русский Дом Селенга», затем приостановил выплату дивидендов концерн «Тибет». За ними последовали «Теле-маркет», «Чара», «Властелина» и многие другие. Как и в случае с МММ, крах фирмы не мог остановить рекламную кампанию, бушевавшую на волнах эфира. Время было скуплено на месяцы вперед, и лопнувшие фирмы подобно телевизионным привидениям продолжали преследовать обезумевшего обывателя.

Эмблемой фирмы Мавроди были три заглавные буквы М, которые иногда заменяли изображением трех бабочек. Никто не обращал на это внимания — за несколько лет людей приучили к самым разным символам. Но когда грянул скандал, когда фамилия Мавроди была у всех на устах, выяснились кое-какие подробности: оказывается, «финансовый лидер» патологически любит бабочек. Акция властей по аресту предпринимателя приобрела гротескно-зловещий оттенок. Бойцы спецназа в масках, по веревкам проникшие в его квартиру с верхнего балкона, думали увидеть там невероятную роскошь. Но их ожидал сюрприз: посреди неприбранного, обшарпанного холостяцкого жилища братьев Мавроди единственной настоящей ценностью была огромная коллекция бабочек. Как говорят специалисты, коллекция Мавроди — богатейшая в стране, и многих всерьез заботило: что станет с экспонатами, пока их хозяин будет находиться в тюрьме Матросская Тишина. Газеты сообщали, что Мавроди — некрасивый, полный человечек с плохой дикцией, застенчивый, с массой комплексов. Бабочки были чуть ли не единственной его привязанностью; даже рубашки он всегда выбирал с изображением этих насекомых. Во всем этом было что-то зловещее, некоторым на ум даже пришли параллели с фильмом «Молчание ягнят». Как известно, страшный маньяк-убийца считал бабочек символом обновления.

Биржевой кризис поставил на грань катастрофы и немногих еще действующих в стране мелких и средних бизнесменов, пытавшихся с помощью биржевой игры пополнить оборотные средства. Система как будто задалась целью в максимально короткий срок ознакомить нашего человека со всеми прелестями капиталистического кризиса: инфляция, безработица, неконтролируемая преступность, спад производства, политическая нестабильность, парламентский идиотизм, избирательные фарсы, военные перевороты. Недоставало только финансового краха.

Теперь на сцену выходит новая и не знакомая нам фигура, которую некогда Маркс окрестил «закусившим удила мелким буржуа». Эта фигура существенно отличается от наивного и добродушного «совка», с которым при должной пропагандистской обработке можно было делать что угодно. Мелкий буржуа в подобных ситуациях предельно агрессивен, возбудим, переменчив и склонен к левому или правому радикализму. Не простояв на Варшавском шоссе и двух дней, акционеры МММ начали переворачивать машины. Теперь движения фашистского типа могли найти в России свою массовую базу.

Расстреливая парламент в 1993 г., кремлевские правители были уверены, что уж теперь-то они надолго обеспечили политическую стабильность. Уже декабрьские выборы того же года показали, что население упорно продолжает использовать голосование как повод высказать власти свое отвращение к ней. На фоне скандалов с финансовыми пирамидами очередной цикл выборов выглядел уже серьезной проблемой для Кремля.

Перед началом избирательной кампании в окружении президента была изобретена изящная схема, согласно которой в стране надлежало сформировать две партии — обе вполне лояльные к действующей власти. На правом фланге сколотили организацию под незатейливым названием «Наш дом — Россия». Возглавлять ее поручили премьер-министру Виктору Черномырдину. Для левого фланга был придуман другой блок, во главе которого поставили спикера Государственной думы Ивана Рыбкина.

Первой жертвой этого решения оказались Егор Гайдар и его коллеги по «Выбору России». Лишившись статуса «партии власти» в Думе, они утратили и благоволение начальства, неограниченную возможность использовать государственные телеканалы и доступ к финансовым потокам. Наиболее сообразительные деятели либерального направления перешли к Черномырдину, а созданная Егором Гайдаром партия «Демократический выбор России» с треском провалилась на выборах.

У Ивана Рыбкина тоже дела не заладились. Если в черномырдинскую «партию власти» региональные чиновники и предприниматели шли с энтузиазмом, то уговорить их вступать в проправительственный оппозиционный блок, да к тому же еще и левый, не было никакой возможности. Не удавалось даже придумать название — образовавшаяся в итоге коалиция так и осталась в избирательных бюллетенях под именем «Блок Ивана Рыбкина». В ходе избирательной камлании этот блок отличился телевизионными клипами про бычка Ваню, который, видимо, должен был ассоциироваться со спикером Государственной думы. На бюллетене граждане увидели и эмблему новой коалиции — маленькую рыбку.

Легко понять, что избиратель, даже не искушенный в тонкостях парламентской политики, предпочитал подобной игрушечной оппозиции что-то более реальное. Поскольку Владимир Жириновский, выигравший выборы 1993 г., никогда на роль серьезного противника режима не претендовал, от роста оппозиционных настроений больше всего выигрывали коммунисты. Программные документы, принятые партией в январе 1995 г., отражали ее политические и идеологические противоречия. С одной стороны, программа КПРФ повторяла многое из документов неортодоксальных левых 1989—1992 гг. Социалистическая перспектива общества связывалась не только с исторической миссией рабочего класса, но и с экологическими задачами человечества и появлением новых производительных сил (и новых трудовых слоев). С другой стороны, здесь повторялись привычные для Зюганова положения об особом пути России, «державности» и «духовности». Критикуя режим Ельцина, лидеры КПРФ напоминали, что, по существу, речь идет о реставрации старого самодержавного государства с «законосовещательным» парламентом[118]. Но они же сами призывали к возрождению традиции старой (дооктябрьской) государственности и предрекали, что “демократия” в своем нынешнем проявлении «неизбежно будет заменена на социально-экономическую и политическую систему, соответствующую национальному духу народа. Суть ее: державность, народность, патриотизм и интернационализм»[119]. Такие понятия, как свобода, самоуправление или представительная власть, в лексикон Зюганова не вошли.

Столь же противоречивой оказалась и практическая политика КПРФ, колебавшейся от голосования за бюджет в 1994 г. до требования отставки правительства в 1995 г., от призывов к союзу левых сил до альянса с «патриотической буржуазией». Лозунг модернизации и социального партнерства механически соединился у них с призывами бороться за «русскую идею», сохранять верность православию и защищать ленинские традиции.

Рост влияния КПРФ в 1993—1996 гг. сопровождался попытками возрождения центризма. Одна за другой проходили дискуссии и конференции о необходимости создания сильной социал-демократии в России. Среди выступающих неожиданно появились не только представители социал-демократических групп, но и люди, ранее никакого отношения к ним не имевшие: идеолог перестройки А. Н. Яковлев, «серый кардинал» ельцинского режима Геннадий Бурбулис, бывший мэр Москвы Гавриил Попов, а затем и сам Михаил Горбачев.

Социал-демократические идеи уже были использованы в России в начале «эпохи реформ» как прикрытие для партийно-государственной номенклатуры, стремившейся спокойно и безболезненно освободиться от собственного прошлого и идеологических обязательств. Вопрос о том, можно ли вообще применить в России методы «рыночного регулирования», практиковавшиеся в Швеции или Австрии, мало кого волновал, поскольку никто и не собирался их применять. Это был лишь переходный этап на пути к открыто капиталистической идеологии и политике.