Отвергнутая - Лаура Паркер

— Вы ошибаетесь, мадам, — с мягкой настойчивостью повторила Филадельфия. — Я уверена, что Акбар относится ко мне как к ребенку.

— Ах вот как! — голос Гедды стал ледяным. — А разве не было поцелуя в щеку, который я видела в моем зимнем саду несколько недель назад? Ага, вы покраснели! Целоваться среди бела дня, как какая-нибудь глупенькая горничная с кучером. Я должна была бы уже тогда выставить вас обоих!

Филадельфия в смущении опустила голову, думая, что тот невинный поцелуй был не самой большой нескромностью, которую она позволила себе под этой крышей.

— Мне очень жаль, мадам, что я оскорбила вас.

— Не разговаривайте со мной так дерзко. Я ведь не сказала, что не одобряю вас, но я действительно не одобряю. Он слишком стар для вас, и вообще он язычник. Если вы выйдете за него замуж, вы будете изгнаны из хорошего общества и станете предметом любопытства для тех, кто согласится принимать вас. Подумайте, девочка! Что такое любовь по сравнению с комфортом и обеспеченностью?

Филадельфия посмотрела на нее и улыбнулась.

— Поскольку я никого не люблю и не имею ни комфорта, ни обеспеченности, мадам, я не могу сравнивать.

— Вы дерзкая девочка! — вздохнула Гедда. — Я должна была бы выставить вас, но я не стану этого делать. Я должна была бы выставить его, но не выставлю.

Филадельфия смотрела на эту пожилую женщину с обожанием и озадаченно. Их разговор можно было бы назвать самым невероятным разговором в ее жизни. Но за грубоватым осуждением со стороны миссис Ормстед она чувствовала подлинную привязанность к себе. Она оттягивала тот момент, когда надо будет рассказать ей, кто она и почему оказалась в Нью-Йорке. Прав ли Эдуардо, который считает, что миссис Ормстед поймет, если Филадельфия объяснит ей, что он и она деловые партнеры и что Акбар на самом деле сеньор Таварес, красивый и богатый бразилец, ненамного старше ее. Это желание было острым, но она не сказала ни единого слова, потому что сама не была убеждена, полная ли это правда.

Филадельфия сунула руку в карман, хотя и сомневалась в правильности того, что делает, но она обещала Эдуардо выполнять их план.

— Мадам Ормстед, вы были так добры ко мне, и я очень ценю ваши советы. Поэтому, если мне будет позволено, я хотела бы попросить вас об одной вещи.

— Просите, — холодно отозвалась Гедда.

Филадельфия вынула из кармана бриллиантовое ожерелье и серьги и положила их на стол.

— Мне нужно найти покупателя на эти вещи.

Гедда задохнулась при виде таких драгоценностей.

— Бриллианты де Ронсаров? Продать их? Ни за что!

— Я вынуждена их продать, у меня долги.

— Какие долги? Что за долги? Кому вы должны?

Вопросы следовали один за другим, и они несколько ошеломили Филадельфию, но она тут же пришла к заключению, что бы она ни сказала или сделала, ничто не застанет миссис Ормстед врасплох. Чувствуя, как пропасть вины разверзается у нее под ногами, она отвернулась.

— Это личные долги, мадам.

Ее удивила сила этих старческих рук, схвативших ее. Они сжимались все крепче, пока она не почувствовала, как ногти Гедды вонзаются в нее сквозь ткань платья.

— Что за долги? — требовательно шептала Гедда, вглядываясь в несчастное лицо молодой женщины. — Что бы там ни было, я могу помочь вам. Я обладаю влиянием.

Филадельфия с удивлением смотрела на это утонченное старческое лицо.

— Почему вы готовы делать что-то ради меня? Вы ведь ничего не знаете обо мне.

— А мне и не нужно знать, — выпалила Гедда. — Я так думаю, что расстроилась бы, если бы узнала о вас всю правду. Так что позвольте мне оставаться в неведении. Это Акбар? Он шантажирует вас?

— Акбар мне не враг, мадам. Поверьте мне.

Гедда вздохнула и откинулась на спинку кресла. Она взяла свою чашку с чаем и заглянула в нее, сделала маленький глоток, и на лице у нее появилось выражение отвращения.

— Значит, вы действительно влюблены в него. Этого я и боялась.

Филадельфия посмотрела на свои бриллианты.

— Вы порекомендуете мне ростовщика, мадам?

Рука Гедды, наливавшая свежую чашку чая, замерла.

— Вы твердо решили расстаться с этими драгоценностями?

— Я вынуждена.

— Несмотря на фамильную гордость?

Филадельфия смущенно улыбнулась ей.

— Какая может быть гордость, когда человек беден, мадам?

Гедда с трудом удержалась от саркастического замечания, что Филадельфии нечего бояться бедности, пока она находится в ее доме.

— Отлично. Я куплю ваши бриллианты.

— Нет! — Филадельфия не осознала, сколько эмоций она вложила в это восклицание, пока не заметила изумленный взгляд миссис Орстед. — Я не могу, чтобы вы после всего, что вы для меня сделали, покупали эти вещи.

Гедда взяла одной рукой ожерелье и подняла его к свету, а другой раскрыла лорнет, висевший на резиновой ленте у нее на шее, и тщательно осмотрела каждый бриллиант.

— Они настоящие, — объявила она наконец. — Пять тысяч долларов.

— Но, мадам…

— Восемь тысяч!

— Мадам, пожалуйста, вы…

— Десять тысяч. Это окончательная цена. Соглашайтесь, — раздраженно сказала она. — Лучшей цены вам не предложит никто, тем более ростовщик. В обмен я хочу только одного.

Филадельфия осторожно проглотила комок, застрявший у нее в горле.

— Все, что вы захотите, мадам.

Гедда решительно повернулась к ней.

— Я разрешу вам уехать при одном условии: когда вы разберетесь с вашими делами, — а я советую вам поторопиться — вы вновь позвоните в мою дверь и расскажете мне все, что происходило за последние недели. На этот ваш французский акцент можно полагаться не больше, чем на мою новую систему канализации!

Филадельфия улыбнулась ее раздражению.

— Я ничего иного и не представляю себе. Поверьте мне.

— И еще одно. Я говорю вам это с полной уверенностью, что никто больше из ваших знакомых никогда не даст вам такой совет: если вы влюблены в этого мужчину, скажите ему об этом.

К удивлению Гедды, лицо Филадельфии потускнело и на ее золотистых глазах вновь выступили слезы.

— Вы ошибаетесь, мадам. Я не влюблена в него.

Гедда не сказала ни слова, когда Филадельфия повернулась и вышла из комнаты. Если эта молодая женщина до сих пор не разобралась в своих чувствах, давить на нее нельзя. И все-таки миссис Ормстед сожалела, что эта девушка исчезнет раньше, чем завершится эта маленькая драма.

Гедда взяла в руки бриллианты и прижала их к груди. Да, ей было грустно думать о том, что она остается одна в этом огромном доме.

Эдуардо уселся поудобнее на кожаном сиденье частного экипажа, выехавшего с постоялого двора на север от города. Вместо того чтобы повернуть к главной дороге, кучер направил лошадей на дорогу, вьющуюся между деревьев вдоль берега.