Честь самурая. Путь меча - Дэвид Чейни

Глава 40

Тайра Кийомори, дайджо-дайджин, был коренастым человеком с широкими плечами и солидным брюшком. Несмотря на свои шестьдесят два года и объем, он был полон сил и физических, и умственных. Правда, существовали признаки того, что он не совсем здоров, но, за исключением тех минут, когда он, оставаясь наедине с самим собой, держался за живот, кривясь от боли, он никогда не обнаруживал при других людях болезни, распространявшейся в его организме. Первый приступ случился лет за двенадцать до описываемых событий. И тогда он стал монахом, чтобы обеспечить себе защиту после смерти. Он одевался в хлопчатобумажное монашеское платье с вышитой эмблемой Тайра, что создавало внешнюю простоту облика. В присутствии посторонних он скрывал свои переживания под наружным спокойствием. Но близкие были свидетелями того, как у него сменялись приступы гнева и угнетенности. Они приписывали изменчивость его настроений болезни, которую он скрывал от окружающего мира. Он был беспощадным противником и с врагами расправлялся без малейших угрызений совести; в то же время он был абсолютно верен правителям Фудживара.

Зимним утром в конце 1179 года он стоял, преклонив колени перед императором-отшельником Го-Ширакава, и помалкивал, выслушивая пожелания, в результате которых, как он предвидел, могли возникнуть сложные проблемы. Го-Ширакава, в сущности, управлял, не находясь на троне; более двадцати лет он правил, при том что официально на троне находились один за другим молодые родственники; сейчас императором был двухлетний Антоку. В течение большей части этих двадцати лет канцлер Кийомори был рядом с ним.

– Монахи ведут себя все более безобразно с каждым днем, – сказал Го-Ширакава. – Слышно, как они устраивают шествия перед дворцом на улицах.

– Мы их сдерживаем, ваше величество. Нам незачем бояться кучки этих людей, плохо обученных и плохо вооруженных. – Кийомори опустил глаза, чтобы скрыть злость. Несмотря на свою монашескую одежду, он бы без всякой жалости раздавил этих монахов Тендай, если бы император дал ему свободу действий.

– Все же мне было бы спокойнее спать, если бы договорились с Минамото насчет совместных действий с нашими войсками против этих негодяев.

– Ваше величество, вы помните, что недавно я предпринял твердые меры против группы монахов-заговорщиков. Они не могли противостоять нашим обученным войскам. «Но они смогут, – подумал он, – если мы дадим им время обучиться. Надо действовать быстро».

– Хмм… Да, я помню. Я и тогда считал, что ты допустил страшную ошибку, когда подверг пыткам и казнил их лидера. В результате чуть не вспыхнуло общее восстание.

Это произошло за год до того. Через шпиона в лагере Минамото Кийомори узнал о заговоре, готовящем его убийство. Заговор возглавлял монах по имени Сайко. Монах был схвачен, и заговор пресечен. Во всей этой истории больше всего Кийомори приводило в ярость то, что император-отшельник знал о заговоре с самого начала и не предупредил его.

Когда по приказу Кийомори голова монаха была пронесена по улицам столицы, возникли признаки нарастающего возмущения. Под предлогом необходимости бороться с заговором и со смутой, Кийомори удалил из совета тех его членов, которые склонялись на сторону Минамото, и ввел вместо них своих родственников.

– Бояться нечего, ваше величество. Мы контролируем положение в отношении монахов, – повторил Кийомори.

– Но они обучаются военному делу. Мне было бы спокойнее, если бы мы могли избавиться хотя бы от одной части наших врагов. Из-за твоих поспешных действий в прошлом году мы не можем рассчитывать на союз с монастырями.

– Так что же вы, ваше величество, предлагаете? – Кийомори с трудом сдерживал голос.

– Протянуть руку Минамото. Предложить в знак примирения членство в Совете самым беспокойным из них. Таким образом мы можем следить за ними.

Теперь император старался заставить его уступить часть политического влияния, которого он добился.

– Ваше величество, это чрезвычайно мудро. Для того, чтобы выработать соответствующий план, понадобится время.

В душе Кийомори улыбался. На это уйдет много, очень много времени. Но, как будто разгадав мысли Кийомори, Го-Ширакава закричал:

– Нет времени! Завтра явись ко мне лично… с приемлемым планом!

– Как вы желаете, ваше величество, – Кийомори прижался лбом к полу. Он встал, внешне спокойный, и, пятясь, вышел из зала аудиенций.

Придя в себя, он проломил кулаком резную деревянную панель с ценным китайским рисунком. Потом он опустился на колени на подушку, держась за живот и бормоча проклятия богам.

Кийомори сидел в занавешенной комнате, держа чернильный камень и кисточку. Уже несколько часов он записывал в дневнике свои мысли. Он написал в заключение: «Силам зла предстоит победить меня. Некоторые считают, что это злобный дух монаха Сайко. Может быть. Все же, несмотря на предзнаменования, которые я вижу всюду, я буду управлять в лице моего внука. Даже если я умру, Антоку добьется для имени Тайра высшей славы.

Передо мной трудная задача. Как я могу угодить Го-Ширакаве и в то же время стараться нанести возможно меньше вреда моей стране и моему народу? Темные крылья реют в воздухе; наступают все более тяжелые времена. Боги отвернулись от человека, который старался им верно служить».

Наконец он положил кисточку и позвал слугу.

– Пусть придет Минамото Йоримаса, – приказал он.

Йоримаса был единственным членом клана Минамото, которому Кийомори полностью доверял. Высокий, изможденного вида, Йоримаса недавно отметил и семьдесят пятый день рождения, и вступление в третий класс – для члена клана Минамото положение очень высокое. Он получил его слишком поздно, чтобы пользоваться привилегиями, которые это обеспечивало при дворе. Больше года тому назад Йоримаса ушел в отставку и стал монахом. Он занимался сочинением стихов, которые приносили ему известность, и приготовлялся к уходу в иной мир.

Двадцать лет тому назад Йоримаса сыграл решающую роль в победе Кийомори во время войны с Хейджи. Встав на сторону Кийомори, он тем самым обеспечил победу клану Тайра. С тех пор Кийомори полагался на его молчаливость и осторожность, доверяя этому члену вражеской семьи.

Йоримаса был одет в аскетическое монашеское платье; в длинных тонких пальцах он держал филигранный веер – единственное украшение его одежды. На бледной коже его рук с плоскими пальцами выступали толстые голубые вены. В глубоко посаженных глазах горел скрытый огонь. Если Го-Ширакава был властью, управлявшей именем ребенка-императора, то Кийомори был силой, направляющей Го-Ширакава, а Йоримаса – скрытой силой, влиявшей на Кийомори. Осторожно. Он никогда не оказывал давления, но его спокойные убедительные советы имели большое значение для главы Тайра…

Йоримаса вошел в центральную комнату и молча ждал, пока Кийомори не кивнул в знак того, что заметил его. Он поклонился и сложил веер. В комнате было темно, тени заполняли все углы. В медной жаровне трещал огонь и бросал мерцающий свет на осунувшееся лицо Кийомори.

– Входи, старый друг, – сказал Кийомори.

– Чем я могу вам служить? – спросил старик.

– Мне нужен совет, и ты – единственный человек, кому я могу доверять. Пожалуйста, сядь рядом, – Кийомори хлопнул в ладоши. Появились слуги и принесли чай и рисовые пирожки.

Наливая чай, Кийомори рассказал о своей встрече с Го-Ширакавой. Закончив, он спросил:

– Есть ли у меня выбор? Могу я ввести в Совет моих врагов и не потерять влияния? Существует ли возможность выполнить распоряжение императора и не подорвать мое положение?

Йоримаса несколько минут обдумывал вопрос. Потом он поставил чашку и поднял руку, сжатую в кулак. Он выставил костлявый палец:

– У вас нет выбора; иначе это будет открытым неповиновением императору, – он поднял еще один палец. – Если вы введете в Совет князей Минамото, вы сможете постоянно держать их под наблюдением, – третий палец, – и отделить их от Йоритомо и его северной армии, – четвертый палец. – Если его лидеры будут здесь, в столице, можно устроить так, чтобы за самыми опасными была постоянная слежка, – он сжал кулак. – Вы можете все это повернуть в свою пользу. В случае войны вы сможете уничтожить главных Минамото, даже не отправляя из столицы ваших войск.

Кийомори улыбнулся. Его лицо сразу помолодело.

– Ты мудрый советник, – сказал он. – Я придумаю, как тебя отблагодарить.

– Сама возможность помочь вам – уже награда. Мне больше ничего не надо. Я всегда к вашим услугам.

– Спасибо, верный друг.

Поздним вечером Йоримаса работал при свете масляной лампы. Запах масла сильно ощущался в маленькой холодной комнате. Йоримаса выводил кисточкой знаки на листе пергамента. Время от времени он тер в воде свою чернильную палочку, чтобы чернила были гуще. Закончив свое послание, он аккуратно сложил тяжелый лист, приложил свою печать и позвал слугу.