Секреты Российского флота. Из архивов ФСБ - Василий Христофоров

Масштабы Балтийской трагедии 1941 г. некоторые участники «Таллинского перехода» сравнивали с Цусимской катастрофой 1905 г.{134} Вину за гибель многих тысяч людей и десятков кораблей едва ли не единогласно они возлагали на командование КБФ, считая, что «такой ужасной и позорной катастрофы русский флот не знал за всю свою историю», «такой кошмар можно пережить только раз в жизни»{135}. Не укладывалось в голове, как противник, имевший в Финском заливе силы, гораздо меньшие наших, мог учинить такой разгром. Эти силы он использовал грамотно, а мы — безобразно. Вспоминали масштабные репрессии и «чистки» 1920–1930-х гг., результате которых выдвигались бездарные и беспринципные люди. «Мы увлекались трескучей фразой, лозунгами, воспитывали излишнюю самоуверенность, а воевать не учились, не умеем и не в состоянии», — таковы были характерные настроения сотрудников штаба КБФ, царившие в первые и после «Таллинского перехода»{136}.

ТАЛЛИНСКИЙ ПЕРЕХОД И ЭВАКУАЦИЯ БАЗЫ КРАСНОЗНАМЕННОГО БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА С ПОЛУОСТРОВА ХАНКО

Далее представлены четыре документа, находящиеся на хранении в Центральном архиве ФСБ России. Общая их особенность заключается в том, что они написаны непосредственными участниками событий сразу после их завершения и отложились в фонде контрразведки КБФ. Специфика использования этих документов органами безопасности позволила сохранить сведения, содержащиеся в них, от дальнейшего редактирования и искажения.

Три из этих четырех документов посвящены обороне Таллина и Таллинскому переходу. Составленные разными людьми — моряком, сотрудником военной контрразведки и командиром-зенитчиком, они, как представляется, дают достаточно целостную картину того, что происходило в августе 1941 г. в ходе боев за столицу Эстонии, во время спешной эвакуации и перехода по маршруту Таллин — Кронштадт.

В представленных вниманию читателя документах довольно подробно отражены недостатки и анализируются причины, из-за которых флот и части РККА понесли тяжелые потери.

Первый документ посвящен собственно Таллинскому переходу и анализу причин августовской катастрофы Краснознаменного Балтийского флота. Второй документ, составленный в форме рапорта, дополняет первый в части, касающейся безобразной организации перехода, а также рассказывает о том, как проходила эвакуация личного состава из Таллина. Ценность третьего документа состоит в описании борьбы за Главную базу КБФ.

Подобного рода документы направлялись в 3-й отдел КБФ, где анализировались и обобщались, после чего докладывались руководству наркомата ВМФ или Военному совету КБФ.

Примером такого документа служит докладная записка начальника 3-го отдела КБФ дивизионного комиссара Лебедева А.П. народному комиссару Военно-морского флота СССР адмиралу Кузнецову Н.Г., в которой речь идет о боевых действиях эскадры КБФ в ноябре 1941 г., и прежде всего об условиях, в которых проходила эвакуация личного состава с военно-морской базы на полуострове Ханко. Автор этой докладной записки — начальник 3-го отдела КБФ дивизионный комиссар Лебедев А.П.[114]

Вопреки мнению некоторых исследователей{137}, что после Таллинского перехода (август 1941 г.) «он, как положено бойцу невидимого фронта, исчез, не оставив следов», Лебедев находился на своей должности до 31 мая 1943 г., когда был назначен заместителем начальника Управления контрразведки «Смерш» Народного комиссариата Военно-морского флота. «Следы» он оставил, одним из свидетельств чего является упомянутая докладная записка. Документов подобного рода в бытность свою начальником 3-го отдела КБФ он подписал множество, в том числе и после Таллинского перехода. Орденом Нахимова, как утверждается в той же книге, Лебедев тоже не был награжден. В его послужном списке числятся орден Ленина, три ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени, три ордена Красной Звезды, памятные и юбилейные медали, знак «Заслуженный работник НКВД».

Как представляется, введение в научный оборот новых архивных документов позволит лучше представить обстоятельства того, что происходило на Балтике в августе и ноябре 1941 г., а также даст в руки исследователей конкретные факты.

В 3-й отдел КБФ 30 августа 1941 г.

Разговоров относительно перехода очень много. Но большинство из них сводятся к тому, вернее, к такому вопросу: почему не было для обеспечения перехода такой массы судов с десятками тысяч людей ни одного самолета (имея в виду истребителей), и притом выход приурочили на ночь? Подобные вопросы уместны и по-моему, но недостатков в организации этого перехода было больше. Во-первых, почему весь флот держали почти до вечера? Хотя он и был разбит для перехода, кажется на 3 каравана. Когда было можно большую часть его отправить с самого раннего утра, т.к. большинство из судов были загружены и готовы к отправке. Тогда бы эта часть за дневное время дошла бы до Гогланда и даже дальше. К тому же, до обеда была такая погода, в которую вряд ли они могли встретить авиацию противника, а также и торпедных катеров. Я не могу сказать, как шел первый караван, но мы шли так, что особого порядка в движении не было. Боевые корабли шли в основном в кильватер друг другу, а транспорта и все катера шли и справа, и слева, без всякого порядка (я имею в виду, не придерживались строя кильватера, что грозило всем одинаково подорваться на минах).

Впереди нас шли пять быстроходных тральщиков строем пеленга, но настолько они узкую полосу протраливали, а временами и совсем перестраивались в строй кильватера (где попадались плавающие мины), что всем транспортам приходилось идти по непротраленному месту. После тральщиков попадалось много плавающих мин, которые не уничтожались, а оставаясь, они угрожали вслед идущим судам, а к тому некоторые тральщики и катера в это время ставили дымовые завесы, зачем? отчего? не знаю. Наверно, для того, чтобы облегчить атаковывать[116] торпедным катерам противника или же чтобы скрыть эти плавающие мины и чтобы на них подрывались вслед идущие суда?

Когда подорвался «Минск» и взорвался «Скорый», было уже темно. Конечно, спасение утопающих было затруднено, но спасти можно было больше. Я не знаю, участвовало ли больше в спасении? Мне известно, что участвовали в спасении наши обе шлюпки (катера неисправны), один катер МО[117] и один торпедный катер, причем последний был послан под угрозой применения оружия со стороны начальника штаба флота, таким же путем он заставил спустить шлюпку для спасения с «Пиккера», который не хотел спускать шлюпки из-за того, что, дескать, много плавающих кругом. А когда наша шлюпка подошла со спасенными людьми к «Пиккеру» с расчетом поскорее высадить их, то никто из многостоящих[118] у борта краснофлотцев (если можно их назвать после этого краснофлотцами) не хотел принимать конца со шлюпки, и только после настойчивого требования (со всевозможной руганью) со стороны команды шлюпки они приняли спасенных. Между прочим, когда узнали наши краснофлотцы об этом идиотстве, многие готовы были потопить его самого. Недалеко от места гибели было много других катеров, которых можно было вызвать для участия в спасении, т.к. многие держались на воде около 40 минут, если не больше. Безобразно вели себя некоторые подводные лодки, которые для связи применяли фонарь Ратьера, чем могли выдать противнику стоянку всех судов.

Наутро, когда развиднелось, то оказалось, что со всем оставшимся караваном остался один быстроходный тральщик, а остальные ушли ночью без разрешения начальника штаба, о чем последний докладывал радиограммой командующему. По-моему, можно было бы переход организовать с меньшими потерями. Пустить впереди тральщиков с расчетом, чтобы они могли очищать полосу шириной не меньше [чем] с полмили, вслед за ними пустить одного или двух катеров «Охотников» для расстрела подрезанных мин, а потом остальные суда в три или четыре кильватерные колонны (для транспортов обязательно).

Самолеты для сопровождения необходимы были, но если их не было, то ни в коем случае не нужно было отпускать боевые корабли вперед, так как уже можно сказать, что несколько боевых кораблей вместе с успехом могут отбиваться от самолетов.{138}

ст. политрука Карпова о переходе кораблей из Таллина в Кронштадт

30 августа 1941 г.

Начальнику 3-го отдела КБФ дивизионному комиссару Лебедеву

Настоящим доношу, что 30.08.41 г. прибыл в г. Кронштадт на ее[119] «Нептун» (ЭПРОН[120]). Вместе со мной прибыли уполномоченные: Поросенков, Семин и Гуськов. Вышли из Таллина последними в 08.00. 28.08.41 г.

Я лично вышел к баррикаде за здание Управления тыла в Таллине и направлял отдельные группы бойцов в Минную гавань. С последней группой я направился в Минную гавань и погрузился на ее ЭПРОНа «Нептун». На борту корабля находилось около 600 человек, в том числе раненых около 40 человек.