Зверобой - Ксения Буржская

35. Защита

Это сейчас уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах, а раньше Марьяна с отцом каждое лето начинали с охоты на майских жуков.

Зачем вообще на них охотиться? Марьяна не знала. Кажется, чтобы уйти из дома, где с самого утра мама принимала гостей – то подруги в гости приедут, то соседи по даче стягиваются на завтрак.

На стол накрывали небрежно – набрасывали разноцветной россыпью: виноград, помидоры, сыр, колбасу, подвяленный хлеб, иногда шампанское. Курили прямо на веранде, отчего воздух вокруг превращался в одну сплошную туманную завесу.

Сначала Марьяне было любопытно, и она сидела рядом, раскрыв варежку, и жадно впитывала взрослые разговоры. А потом отец стучал ей в треснувшее стекло веранды, и они сбегали в ближайший лес. Путались там по влажному настилу, выбирали березу пожирнее, раскладывали под ней газеты. Обычно это были «Аргументы и факты», их выписывала соседка, а после выкладывала на почтовые ящики. Отец учил Марьяну трясти дерево – не бить по нему палкой, чтобы не оставлять на стволе рваных ран, а несильно трясти, как будто яблоки собираешь. Жуки утром сонные, еще в оцепенении, сыпались ливнем на газеты.

Иногда случалась и драма: какой-нибудь жук падал Марьяне на голову, пытался спастись, но вместо этого намертво впутывался в волосы, накручивал их на свои лапки, как веретено, и достать его оттуда было невозможно. Однажды отцу даже пришлось отстригать Марьяне клок волос – она стояла, обливаясь слезами, над ванной и держала в руках рыжую волнистую прядь с темным шариком посередине.

Но чаще обходилось без происшествий. Они собирали жуков в коробок, и всю обратную дорогу домой Марьяна держала его в ладони, чувствуя кожей, как внутри него накатываются на берег морские волны.

Один раз отец показал Марьяне, как важно в сложных ситуациях сохранять терпение: он посадил жука на верхушку муравейника и объяснил, что жука надежно защищает хитин, поэтому муравьи ему сделать ничего не могут – по крайней мере, пока.

– И он может уйти?

– Может, – кивнул отец. – Но он обязательно совершит ошибку.

И жук совершил – он раскрыл свои крылья, чтобы взлететь, потому что этот путь был короче – но точно не безопаснее. Муравьи тут же набросились, вцепились в сочленения, и облитый муравьиной кислотой жук рухнул обратно на муравейник, как подбитый вражеский самолет, и судьба его была решена.

Марьяна была под впечатлением. И запомнила: если отползаешь – отползай, главное, не поднимать крылья.

Эту мудрость она и передала за завтраком Яну, когда решила снова начать с ним разговаривать.

– Не дай им сожрать тебя, – сказала она. – Стой на своем и не задирай крылья. Отползай тихо.

– Ясно, – благодарно кивнул Ян. Ему стало легче уже оттого, что она перестала наказывать его молчанием. – Прости меня.

– За что?

– За то, что я такой идиот.

– Мы оба наломали дров, – сказала Марьяна и обняла его. – Давай попробуем справиться с этим.

Ян готов был заплакать от торжественности момента, но тут на кухню вбежали девочки. Они, как всегда, о чем-то спорили, напропалую обвиняли друг друга и вообще подняли ужасный визг, и Ян вдруг почувствовал острый укол счастья – как хорошо, что он дома, как хорошо, что у него есть Мара, и девочки, и он все еще может спастись.

– Я все исправлю, – сказал он. – Вот увидишь.

Мара кивнула и отправилась варить кофе.

Ян смотрел ей вслед и думал: вот же я идиот, идиот, идиот, ведь я был бы без нее совершенно несчастен.

На кафедре Яну все еще было не по себе.

Вечером его пригласили на собрание, и он чувствовал себя Иудой, вызванным на ковер. Он ждал, что его будут судить, разбирать мотивы, причины и следствия, но его лишь спросили – это был профессор Бенэт, который, кажется, уже и так все знал:

– Мистер Ян, были ли ваши отношения с мисс Ройз добровольными или вы принуждали ее?

– Конечно не принуждал, – почти закричал он, – конечно они были добровольными. И я не солгу, если скажу, что она сама, первой, делала мне соответствующие намеки…

Это был неверный путь. Он понял, что, если сейчас снова попытается свалить всю вину на нее, слабую беззащитную студентку, которая однажды просто дала ему послушать песню о любви, его сочтут еще большим преступником.

– Но, возможно, я неверно считывал эти намеки, – добавил Ян. – И я, конечно, осознаю, что я нарушил и полномочия, и этический кодекс, и вообще ошибся – ведь я предал жену, запутался, как будто сам Дьявол толкнул меня…

– Мистер Ян, давайте без религиозных мотивов. Мы поговорили со студентами и юристами. И назначили встречу Мэй Ройз в присутствии психолога. Если она подтвердит, что вы не принуждали ее, мы попробуем закрыть глаза на то, что произошло. В этом году вы не были ее преподавателем, это значит, что как минимум у вас не было соответствующих рычагов давления. И хотя мы не поддерживаем в нашем университете адюльтеры и внутриколлегиальные связи, мы постараемся более снисходительно подойти к этому вопросу. Принимая во внимание ваши заслуги и недавнюю награду, можно считать вас хорошим специалистом, и мы хотели бы верить, что то была минутная слабость под воздействием алкоголя.

– Мы также примем во внимание, что до сексуального контакта у вас так и не дошло, – добавил профессор Летц, заведующий кафедрой, глядя на Демьяна из-под очков в тонкой оправе. В его взгляде как будто читалось: как можно быть таким придурком? Попасться на несделанном.

Но Демьян решил, что просто слишком драматизирует – Летц всегда был добр к нему.

Остальные участники молчали, и Демьян понял, что нужно отползать.

– Я совершил огромную ошибку, коллеги. И очень об этом сожалею. И если вы дадите мне шанс, я оправдаю ваше доверие.

– Хорошо, мистер Ян, – сказал Бенэт. – Мы вас услышали.

36. Привет

Лавровый лист в супе есть, а письма от тебя все еще нет.

Тогда я напишу.

Привет.

В сети. В сети. Не в сети.

Полчаса назад была в сети.

Семь минут назад была в сети.

Я сталкер твоих передвижений.

Ты просила небольшой перерыв, и я твою просьбу исполнила. Молчала день, второй, потом неделю. Три месяца ничего.

«Небольшой» – это сколько? Вечность?

Мечусь между «ничего и не было» и «как я все продолбала». Ведь могли же дружить? Или что там еще.

Все время думаю о