Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938-1945 - Вильгельм Хёттль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следует отметить, что за несколько дней до того бывший премьер-министр Стоядинович отправился туда же, но в сопровождении своего преемника, который доставил его и его жену к самой границе с Грецией. Там он попал в руки англичан, интернировавших его на весь период войны в Африке. (Каким образом Цветковичу удалось осуществить политику пронемецкой переориентации, так и осталось невыясненным.)
Два других члена регентского совета также ушли в отставку, и только после этого Симович смог задействовать молодого короля. Вся необходимая атрибутика была, скорее всего, разработана Симовичем же. Семнадцатилетний Петр был таким образом целиком в руках новой партии.
В качестве министра иностранных дел Симович назначил Момцило Нинцича, который, будучи опытным дипломатом, сразу же понял, что основную опасность для нового режима представляла собой Германия. Поэтому он поспешил заверить немецкого министра иностранных дел в том, что отношение Югославии к рейху остается неизменным, что новое правительство подтверждает подписи своих предшественников на договоре о Тройственном союзе, но хотело бы получить более полную и точную интерпретацию секретного приложения. Фон Хеерен, понимая, что Берлин не придаст большого значения этим заверениям, обратил внимание нового югославского министра иностранных дел на антинемецкие демонстрации в Белграде и, в частности, на разгром немецкого туристического агентства беснующейся толпой, подчеркнув, что при таком положении дел будет трудно убедить Берлин в том, что Югославия не намерена изменять свою внешнюю политику.
Симович не оставил решение вопросов внешней политики на усмотрение только своего министра иностранных дел. Он сам решил предпринять попытку нейтрализовать Италию – второго члена Тройственного союза, предложив итальянскому министру Мамелли, чтобы Рим воспрепятствовал любому военному вмешательству Германии в дела Югославии, так как в противном случае жертвой в первую очередь окажется сама Италия, поскольку Югославия воспользуется возможностью вытеснить ее из Албании. Маневр его, однако, успеха не имел.
В своих попытках сближения с англичанами Симович был вполне искренен. На первой же официальной встрече в качестве главы государства с британским министром Рональдом Кемпбеллом он откровенно заявил о желании установить тесное сотрудничество с Великобританией, предлагая предоставить ей военные базы на югославской территории. К тому времени его обмен мнениями с Советским Союзом носил уклончивый характер, так и не приобретя ясности. Эти переговоры, однако, проливают свет на характер советских дипломатических методов. Сразу же после удачного осуществления государственного переворота Лебедев, поверенный в делах России, проинформировал генерала Симовича, что получил от Вышинского инструкции предложить Югославии заключить договор, по которому Советский Союз будет рассматривать любое нападение на Югославию как нападение на свою собственную территорию. Симович изложил в письменной форме свое резюме об этом предложении и последовавших затем переговорах в Москве, а также о своих беседах с сэром Рональдом Кемпбеллом. Этот документ находился в архиве югославского министерства иностранных дел и был захвачен немцами, когда они вступили в Югославию. К слову говоря, документ был просто передан оккупантам неким сотрудником министерства иностранных дел, приверженцем Лиотича и, следовательно, противником Симовича, вместо уничтожения, как полагалось по инструкции.
Немецкое вторжение в Болгарию, произошедшее незадолго до этого, вызвало большое возбуждение в Москве. Русские впервые официально, через ТАСС, заявили о своем неодобрении таких действий немцев и направили им предупреждающую ноту. Незадолго до оккупации немцами Югославии югославский посол в Москве Милан Гаврилович, политик, придерживавшийся левых взглядов, попытавшийся восстановить традиционные связи между двумя славянскими народами, столкнулся с довольно вялой ответной реакцией советских должностных лиц, которые явно старались избежать серьезных дискуссий по этому вопросу. Неожиданно Сталин резко изменил свое поведение, и Гавриловичу был оказан совершенно иной прием. Многие представители советского Министерства иностранных дел оказали ему поддержку, так что он даже подумал о возможности скорой реализации своих идей. В этот момент, однако, в Югославии началась неофициальная пропагандистская кампания против подписания такого договора с русскими. Надо сказать, что удачно проведенный Симовичем путч нашел положительный отклик в России. Как мы уже отмечали, советский поверенный в делах передал новому правительству пожелание о заключении договора. Симович сразу же послал двоих своих доверенных коллег в Москву, и в ночь на 5 апреля был подписан договор о дружбе. И хотя договор не был сформулирован так, как обещал Лебедев, он, тем не менее, показал, что Советский Союз придает большое значение сохранению независимости, суверенных прав и территориальной целостности Югославии, подчеркнув благожелательный нейтралитет.
В последующем югославы были глубоко разочарованы тем, что русские даже пальцем не пошевелили, чтобы оказать Югославии какую-либо материальную или моральную помощь, когда немцы осуществили на нее свое нападение. После разгрома немцами Югославии в советской прессе о новом союзнике России не говорилось уже ни слова. По сути дела, подписание советско-югославского договора состоялось в Москве всего за несколько часов до налета немецкой авиации на Белград. Через неделю Сталин показал всему миру, что ничего не будет делать для своего маленького союзника. Разрушение Белграда и раздел Югославии были завершены.
Глава 9
ИГРА В ПРЯТКИ С ТИТО
В то время я был инспектором южных регионов VI управления Главного управления имперской безопасности, осуществляя свою работу с опорных пунктов в Вене и Загребе. Тогда я пытался поддерживать хорватскую крестьянскую партию во главе с Мацеком, а также террориста Павелича.
Альфред Розенберг возглавлял отдел внешней политики нацистской партии. Я старался добиться его поддержки своей линии, которую проводил в Югославии. Он неоднократно говорил мне, что Риббентроп занимал в этих вопросах неверную позицию, но изменять что-либо в ней было уже поздно. Такой разговор, в частности, произошел в марте 1941 года сразу же после путча генерала Симовича. Возвратившись в Вену, а затем в Загреб, я следил за развитием событий и своеобразными контактами Тито[71] с немцами.
13 апреля Сталин неожиданно появился на железнодорожном вокзале в Москве, чтобы проводить японского министра иностранных дел Мацуоку. Видимо, чтобы произвести надлежащее впечатление на отъезжавшего гостя, он подошел к помощнику немецкого военного атташе полковнику фон Кребсу, обнял его за плечи и произнес фразу, ставшую широко известной:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});