Поступили в продажу золотые рыбки (сборник) - Кир Булычев

Но Удалов уже не слушал, он быстро удалялся по берегу, отмахиваясь свободной рукой от долетающих слов Грубина. И только отойдя на солидное расстояние, обернулся и крикнул:

— Будешь эту гадину выбрасывать, блесну подбери. Таких у нас в магазине нету. Из Вологды специально привозил.

Грубин дотронулся пальцем до ведра. Ведро током не било. Удалову могло это показаться со страху.

— Пожалеешь, Корнелий! — крикнул Грубин другу, взвалил на спину рюкзак, взял в одну руку удочки, в другую ведро и пошел не спеша через лес к остановке автобуса, на шоссе, стараясь не плескать водой и не беспокоить животное.

Это путешествие будет преследовать меня в кошмарах, если мне еще суждены кошмары. Цилиндр покачивался, воздух завихрялся в турбулентных потоках, перехватывало дыхание, и приходилось цепляться за гладкие скользкие стены цилиндра, чтобы меня не перевернуло. Мутило. Я готов был просить пощады — но у кого, как?

Положение мое ухудшалось. Еще недавно мне казалось, что нельзя попасть в худшее положение, нежели то, в котором я нахожусь. Но теперь стало хуже. И в первую очередь потому, что мне не найти пути обратно, к космическому кораблю, ибо мой тюремщик нес цилиндр над безжизненным высокогорным плато, с каждым шагом отдаляясь от котловины. Я включил вживленный в меня компас-спидометр, и прибор автоматически вычислил маршрут, по которому мы двигались. Я сделал это механически, я не верил, что информация мне когда-нибудь пригодится.

Вокруг посветлело. Темные твердые образования, прикрывавшие от меня небо, исчезли. Прекратилась и тряска. Мы ждали чего-то. Удивительны размеры этих существ — очевидно, жизнь в разреженной атмосфере, почти в безвоздушном пространстве позволяет им достигать столь фантастических размеров. Ах, если бы мне когда-нибудь вернуться домой — какой бы сенсацией оказалось мое сообщение о жестокой разумной расе, обитающей на границе космоса!

Непонятный грохот достиг моих ушей сквозь слой воздуха. Дно цилиндра задрожало. Тюремщик подхватил цилиндр, и мы поднялись в какое-то помещение или экипаж. Тряска, еще более ужасная, чем раньше, возобновилась.

— Что везешь? — спросил знакомый с маслозавода. — Неужели столько наловил? Дай посмотреть.

Грубин сел на свободное сиденье, поставил ведро на колени, чтобы меньше тряслось.

— Загляни.

Автобус быстро мчался по шоссе, убегали назад сосны, но Грубину казалось, что движется он недостаточно быстро. Осьминог мог подохнуть.

— Не разберу, — признался знакомый. — Что у тебя, Саша? Головастиков, что ли, наловил?

— Нет. Осьминог.

— Чего?

— Осьминога поймал.

— Ага, — сказал знакомый. — Редкое животное.

И больше интереса к осьминогу не проявлял, чем Грубина немного обидел.

— Ты раньше-то осьминогов видел? — спросил Грубин. Автобус резко затормозил на остановке. Вода плеснула из ведра, осьминог замельтешил в ведре, словно возражал.

— На картинках. А ловить не приходилось.

— И не придется, — резко ответил Грубин.

— Почему не придется? — сказал знакомый, разворачивая газету. — Сегодня ты поймал, завтра мне повезет. Хотя я рыбалкой не очень интересуюсь.

«С ума сойти, — подумал Грубин. — Я поймал осьминога, а он не удивляется. Как будто осьминогов у нас пруд пруди».

— Детям везешь? — обернулся сосед с переднего сиденья.

— Детям интересно. Я недавно своим скворца принес. Крыло ему подвязали, и живет. Забавная птичка.

— Скворца, — произнес Грубин с презрением. — А я осьминога поймал.

— Где? — спросил сосед спереди.

— В озере нашем, в Копенгагене.

— Не слыхал, чтобы там осьминоги водились.

— Никто не слыхал, — сказал Грубин.

— А я видел осьминога, — сообщил юноша, стоявший сбоку. — Даже ел. В рыбном магазине были. Мороженые. Кальмары.

— Из них консервы делают, — согласился сосед спереди.

«С ума сойти, серость какая! — возмущался мысленно Грубин. — Если бы я вез тигренка, сказал бы, что поймал в лесу, неужели они тоже бы не удивились?»

Осьминог свивал и развивал щупальца. Тряска ему не нравилась.

— А я бы никогда детям осьминога не привезла, — сказала бабка с мешком. Она сидела сзади и прислушивалась к разговору. — Страсть-то какая! Может, он ядовитый.

— Нет, — ответил Грубин. — Только электричеством бьет.

— Кто ядовитый? — спросили с дальнего конца автобуса.

— Да змею ядовитую один тип везет, — откликнулись спереди.

— Не змею, а осьминога, — громко поправил Грубин. — Редчайшее животное.

— Да он всех перекусает! Водитель, остановите машину! — крикнули сзади.

— Он у меня в ведре, — успокоил Грубин. — Не опасайтесь.

— Гадюку везут, — пронесся слух по автобусу.

Люди отступали от Грубина. Водитель обернулся, притормозил.

— Какое хулиганство в автобусе? — спросил он.

— Высадите его, — сказала старушка, которая никогда бы не принесла детям осьминога. — Он тут всех перекусает.

— Гражданин, правила не нарушайте, — произнес водитель, прижимая машину к обочине. — Взрывчатые вещества и так далее перевозить запрещено.

— Это же ценное безобидное животное, — возмутился Грубин. — Музейная редкость, никому зла не сделает. Некоторые товарищи здесь присутствуют, которые его даже ели в мороженом виде, правда же?

Но юноша, который ел мороженых кальмаров, отрекся от своих слов:

— Я не таких ел. Таких у нас не продают.

— Каждая минута промедления, — кричал Грубин, — может стоить жизни единственному в нашей области пресноводному осьминогу! Кто может взять на себя такую ответственность?

— Я возьму, — сказал водитель. — У меня пассажиры.

И Грубина высадили из автобуса на самой окраине Великого Гусляра.

Ужасно сознавать, что вокруг тебя имеют место какие-то драматические события, но не понимать, в чем же дело. Обитатели планеты шумели, тряска то кончалась, то возобновлялась, мой тюремщик издавал громкие звуки. Вернее всего, происходил жаркий спор между членами экспедиции, посланной на мое пленение: откуда я родом, какую планету представляю. А может быть, они опасались, что мы уже вторглись на их планету, или полагают меня разведчиком, подготавливающим вторжение. А у меня нет никаких средств рассказать о широко известном миролюбии моих соотечественников.

Мой тюремщик покинул грохочущую машину и понес цилиндр со мной дальше. Солнце дробилось зайчиками на поверхности атмосферы. Меня мутило. Воздух стал затхлым, и скоро, если они не найдут способа освежить его, я умру от удушья. Смерть подстерегала меня на этой планете на каждом шагу.

Солнце пекло, от каждого шага поднималось облачко пыли и тащилось за Грубиным. Вода в ведре помутнела, и от нее тянуло неприятным запахом. Грубин поставил ведро на землю и пригляделся к животному. Тот вроде бы еще шевелился. К счастью, по пути встретился колодец. Вода в нем была холодная, и Грубин доливал ее в ведро понемножку, чтобы не простудить осьминога, потому что в массе своей осьминоги — дети тропических морей.

Обливаясь потом, задыхаясь от жары, Грубин втащился во двор дома номер шестнадцать. Двор был пуст, даже доминошники, занимающие по субботам с утра места вокруг стола под сиренью, где-то скрывались от жары. Грубин, не заходя домой, поднялся на второй этаж, к старику Ложкину, известному в Гусляре натуралисту и любителю птиц.

Ложкин был дома.

— С чем пожаловал? — спросил он строго, потому что считал Грубина дилетантом и легкомысленным человеком.

— Здравствуйте, — сказал Грубин. — У вас запасного аквариума не найдется?

— Это зачем же?

— Вот, — произнес Грубин скромно, — поймал одну штуку, не знаю, представляет ли интерес.

Грубин хитрил. Ему важно было узнать, что скажет Ложкин. Может, и в самом деле существует озерная порода осьминогов.

Ложкин не спеша достал с комода футляр, вынул очки, велел поднести ведро к свету и начал изучать его содержимое. Изучал долго. Молчал. Грубин извелся от нетерпения, но не вмешивался.

Наконец Ложкин вздохнул, развел жилистыми руками, поскреб на груди тенниску, почесал лысину и сказал:

— Как минимум новый вид.

— Как?

— Новый вид осьминога, — пояснил Ложкин, не отрывая глаз от пленника. — Или генетический уродец, мутант. Ног у него десять. Вот так. Можешь оставить его здесь, у меня, на досуге почитаю Брема и дам исчерпывающую консультацию.

— Нет, пусть лучше у меня поживет. — Грубин не ошибся. Животное оказалось редким. — А вообще-то, они у нас водятся?

— Бывают. В зоомагазине брал?

— Сам поймал.

— Любопытно. Оставь его здесь. Я в Москву напишу. У тебя его кот съест.

— Кот не съест, осьминог электричеством бьет. Удалова ударил.

— Корнелия даже соловей может током ударить. Это не аргумент. Но если настаиваешь, аквариум тебе дам. На время. И письмо в Москву сам напишу. Тебя там не знают, а меня многие знают. Я многим уже написал.