Когда можно аплодировать? Путеводитель для любителей классической музыки - Дэниел Хоуп

Как-то Лена спросила меня, воспринимают ли артисты вообще эти возгласы, и я ответил; каким бы уставшим ни чувствовал себя сразу после выступления, крики «браво» слышишь всегда, как и другие знаки одобрения. Наступает лёгкая эйфория, и тогда надо быть настороже, чтобы не впасть в головокружение от успеха. Но в любом случае это просто сумасшедшее ощущение: сначала сосредоточенная тишина, люди слушают музыку, а потом, когда музыка отзвучала, мгновенная пауза — и шквал аплодисментов, которыми награждают исполнителя. Значительная часть одобрения всегда адресована музыке. Если бы Бетховен не сочинил свой концерт для скрипки с оркестром, нас — дирижёра, солиста, оркестр — не принимали бы здесь с восторгом.

Я смотрю на оркестрантов, киваю им. Они отыграли великолепно, но сейчас они аплодируют мне. Струнники стучат смычками по нотным пультам, остальные хлопают в ладоши. Одобрение коллег, профессионалов — это нечто совершенно особенное.

СЦЕНА ВИБРИРУЕТ

Дирижёр сходит с подиума, я делаю несколько шагов ему навстречу, мы пожимаем друг другу руки, и он обнимает меня. Возможно, кому-то из публики этот жест может показаться чрезмерным, я и сам удивлён, ведь до этого он держался со мной довольно сдержанно. Но сейчас, когда мы закончили свою работу, он просто счастлив. Как и все мы на сцене.

Затем рукопожатие с концертмейстером. «Отлично сыграно!», — говорит он, сияя. Ни намёка на первоначальную сдержанность и тайную зависть, которая чувствовалась на первой репетиции, когда он как бы мимоходом упомянул, что ему тоже доводилось играть концерт Бетховена. Сейчас он искренне радуется удачному исполнению.

А теперь поклоны публике. Аплодисменты стали ещё громче. Снова возгласы «браво», к ним добавляется топанье ногами. Здесь, на сцене, чувствуешь, как начинает вибрировать пол. Дирижёр берёт меня за руку, мы снова кланяемся. Аплодисменты всё нарастают. Фантастика!

Оркестр тоже получает заслуженную долю одобрения. Широким движением руки дирижёр просит музыкантов встать. Крики «браво» адресованы также и им. Теперь стоим мы все, наслаждаясь ликованием публики. Затем следует уже описанный выше, после исполнения увертюры, ритуал вызовов. Сначала выходит дирижёр вместе со мной, потом выхожу я один, потом снова вместе. Это повторяется несколько раз, а люди в зале всё не унимаются и выражают свой восторг.

Я выжидаю какое-то время за сценой, инспектор подаёт мне полотенце и стакан воды. Весь зал рукоплещет в едином порыве. «Ещё не конец, — подмигивая, говорит мне дирижёр. — Тебе придётся сыграть что-нибудь ещё».

Мы снова вместе выходим на сцену, уже в четвёртый раз. Я подхожу к самому краю рампы. Аплодисменты сразу стихают. Время играть на бис. Я стараюсь говорить громче, в задних рядах тоже должны слышать, что я собираюсь играть: «Imitatione» Иоганна Пауля фон Вестхофа, композитора эпохи барокко, который ублажал своими композициями «Короля-солнце» Людовика XIV и которым позже восхищался сам Иоганн Себастьян Бах.

Я решаю обойтись без приготовленных заранее слов о том, что Вестхоф — замечательный композитор второй половины XVII века, поднявший скрипичную игру на недосягаемую до той поры высоту виртуозности. Вместо этого я произношу: «Этот номер на бис я посвящаю своим друзьям Лене и Морицу, которые сегодня впервые в жизни пришли на концерт классической музыки». И, обращаясь уже непосредственно к ним, добавил: «Надеюсь, придёте ещё!»

Бурные аплодисменты. Позже Мориц рассказал, что Лена вся залилась краской. Но оба гордились моим обращением и обещали, что действительно отныне станут посещать концерты.

Я иду на своё место, жду, пока установится тишина, и начинаю.

ВЫСТУПЛЕНИЯ НА БИС НАДО ГОТОВИТЬ ЗАРАНЕЕ

С выступлением на бис не следует торопиться. Иначе могут подумать, будто ты боишься, что аплодисменты быстро закончатся, и ты не успеешь показать свой, как говорят французы, «анкор». Конечно, нет и не может быть полной уверенности, что тебя вызовут на бис, но надо быть к этому готовым. Я оптимист, поэтому всегда держу про запас два номера. Важно, чтобы они не показались продолжением только что сыгранного основного сочинения. Если по программе играешь концерт Паганини, нельзя на бис предлагать один из каприччо Паганини, хотя для бисов это излюбленный номер, как и вообще все хиты и навязчивые мелодии. Оркестр Венской филармонии даже определил для новогодних концертов стандартный набор: вальс «У прекрасного голубого Дуная» и «Марш Радецкого».

Лично я люблю маленькие сюрпризы, мне по душе контрасты. Если концерт был виртуозным и громким и заканчивался грохотом литавр, я выбираю медленную, неброскую музыку — и наоборот.

Солист должен помнить, что номеру «на бис» не положено быть слишком долгим, особенно если твоё основное выступление заняло лишь половину вечера, как в этот раз. В следующем отделении концерта оркестр ещё будет играть Девятую Дворжака, и музыканты не хотят делиться временем, отведённым на перерыв. В Америке, где профсоюзы за каждую сверхурочную минуту — «overtime» — требуют тысячи долларов, солиста настоятельно просят играть «на бис» как можно короче. Но перерыв нужен и некоторым слушателям. Итак, коротенькая композиция.

А после — опять бурные аплодисменты. Возможно, так продолжалось бы и дальше, но я замечаю, что оркестранты уже приготовились к выходу. Пока я снова и снова кланяюсь, концертмейстер подаёт своим коллегам знак, они поднимаются и быстро покидают сцену. Пустеет и зал.

Когда сегодня играл «на бис», я вспомнил наш прощальный концерт с трио «Beaux Arts» в Берлине. Нас принимали с небывалым воодушевлением, слушатели словно с ума посходили, всё время кричали «браво», рукоплескали, поднялись со своих мест и не собирались садиться. Последним номером на бис мы играли адажио из фортепианного трио Бетховена, опус 2, медленную, берущую за душу композицию, заканчивающуюся фортепианным соло. Заключительный аккорд наш пианист, Менахем Преслер, удерживал очень долго, много дольше обычного. Своими сверхчувствительными пальцами мага он издал щемящий, почти неземной красоты звук. Публика была тише воды, ниже травы. А потом, прежде чем снова разразились аплодисменты, кто-то из задних рядов крикнул звонким, ясным голосом: «Спасибо!»

Это был один из самых волнующих моментов в моей музыкальной карьере. И с тех пор мне стали ещё понятнее слова Владимира Горовица: «Главное тишина, а не аплодисменты. Тишина до и во время игры — вот что важнее всего».

ЧТО ПИШУТ ГАЗЕТЫ

Самые опасные критики — те, которые хорошо пишут и при этом ничего не смыслят в музыке.

Через пару дней Мориц и Лена спросили меня, покупаю ли я после концерта все попавшиеся под руку газеты, чтобы узнать, что пишут критики о моей игре. И как я чувствую себя, прежде чем начать читать, — так, как когда-то в школе в день объявления оценок за год? Ведь тогда мы тоже не знали, какие оценки нам приготовили учителя.

Разумеется, меня интересует, что пишут обо мне газеты, хотя теперь я отношусь к этому значительно спокойнее. Когда я только начинал публичные выступления, то и впрямь с замиранием сердца листал газеты, искал, есть ли в них что-нибудь обо мне, и если находил, то читал рецензии с трепетом. И в зависимости от того, как обо мне писали, хорошо или плохо, я весь остаток дня проводил, будучи вне себя от счастья или смертельно удручённым. Теперь всё не так.

А БЫЛ ЛИ КРИТИК НА КОНЦЕРТЕ?

Нет, я не смотрю на любую критику свысока, ни в коем случае. Но иногда у меня создаётся впечатление, что умные, глубокие рецензии, побуждающие меня к осмыслению своей игры, появляются всё реже и реже. Часто читаешь рецензию и спрашиваешь себя, был ли её автор на концерте, а если и был, то имеет ли он хоть какое-то представление о музыке. Порой оценки до такой степени хвалебны, что думаешь: нет, так хорошо играть я не мог; и наоборот, до того ругательны, что я уверен: такого никак не могло быть.

И всё же после каждого негативного отзыва я задаюсь вопросом: что если критик в чём-то прав? Может, что-то не так было с фразировкой? Или я играл без вдохновения? И так далее в том же духе. Но, поразмыслив, прихожу к выводу: нет! Он не прав. А если серьёзно, то должен признаться: когда в статье всё переврано или, что ещё хуже, утверждается что-то сомнительное, но снисходительным тоном, я злюсь. А ещё бывает, что автор переходит на личности. Когда читаю подобного рода критику о своих друзьях, я тоже непременно злюсь.

ПИСАТЬ ХОРОШИЕ РЕЦЕНЗИИ — ЭТО ИСКУССТВО

Были времена, когда люди читали рецензии, потому что сами не могли посетить концерт и хотели хоть что-то узнать о произведении и его исполнителях. Таких отзывов было множество. Скажем прямо, далеко не всегда объективных и бесспорных, но хотя бы информационно насыщенных и компетентных, иногда с изрядной долей юмора и иронии, но без предубеждений и личных выпадов.