В Помпеях был праздник - Клара Моисеева

— Ты слушай и запоминай. И жена пусть помнит, что делать. Все, что я сказал, нужно уварить до трех секстариев жидкости. Затем возьми одну треть этого варева, прибавь туда косского вина и дай выпить. Право же, нет лучшего средства при отравлении рыбой. Я испытал его сотни раз.

Антоний, который слышал весь этот разговор, больше всего заинтересовался рассказом о близнецах, о том, как похожи эти девочки и как схожи во всем решительно, даже в болезнях. Когда плотник уходил от лекаря, унося с собой маленькую дочь, Антоний даже вышел посмотреть на этих девочек. Услышав о близнецах, он не мог не вспомнить историю, рассказанную виликом Мерулой.; И тотчас же в памяти возникла встреча со Стефаном. Он представил себе жесты и манеры Стефана, которые удивительным образом повторяли жесты и манеры его, Антония.

«Неужто Стефан подлинно мой брат, а вилик Мерула — мой отец? И как представить себе, что бедная Клеида, с грубыми, покалеченными руками, печальными глазами, в одежде рабыни — моя мать? Нет, нет, это невозможно!.. Я был прав, когда подумал о том, что вилик Мерула сочинил эту печальную историю. Мысли путаются и сердце холодеет, когда вдруг подумаешь, что эта история может иметь ко мне отношение… Отныне слово „близнецы“ будет приводить меня в содрогание. И так страшно принять и согласиться с этой историей. Чудовищно! Я не приемлю ее!»

За ужином Антоний был молчалив и печален. Элий Сир не спрашивал причины. Он понимал, что поиски могилы близких и дорогих людей — занятие слишком скорбное. Что касается удивительной истории происхождения Антония, о которой он узнал в первый же день встречи с юношей, Элий Сир не верил в нее. Он выслушал рассказ Антония молча, не сказав ни слова, но подумал про себя, что вилик Мерула, которого он никогда не видел, и сын его Стефан, которого он также не успел увидеть, такие же мошенники, каких он встречал немало на своем пути. Элий Сир был уверен, что выдумка об удивительном происхождении Антония нужна была вилику Меруле для того, чтобы поживиться. Впрочем, он сумел поживиться еще до того, как сочинил эту историю. Ведь Антоний уплатил такой большой выкуп за Стефана. Увидев, что щедрость философа Тегета и богатство его так доступны совершенно чужим людям, вилик Мерула пожелал получить еще что-либо. Иначе, как понять его поведение? Благородный Антоний по-своему понял мошенника. Он со свойственной ему доверчивостью и добротой постарался увидеть этого вилика в совсем другом свете. Бедный Антоний придумал, будто вилик из благодарности и сочувствия рассказал о подброшенном мальчике. Но как он наивен, Антоний! Здесь одна корысть. Вот пройдет немного времени, и он, Элий Сир, постарается раскрыть глаза Антонию, чтобы он не увлекался своим собственным вымыслом и не вздумал отдавать последнее этим вольноотпущенникам, вовсе не таким благородным, какими увидел их сын философа Тегета.

Прошло много дней, прежде чем была найдена старая пиния, на стволе которой были начертаны начальные буквы имен Тегета и Паксеи. Под тенью пинии в самом деле виднелось два небольших холмика. Можно было не сомневаться. Здесь следовало поставить мраморное надгробие, достойное памяти благородного ученого.

— Рабы, которые не думали о последних почестях усопшим, совершенно случайно выбрали хорошее место. Вот увидишь, Антоний, когда в тени этой пинии появится величественная скульптура твоего отца и в мраморе засверкают нежные черты твоей матушки Паксеи, каждый прохожий остановится у этого надгробия с низким поклоном и прочтет строки, которые мы высечем на белом мраморе. Уверяю тебя, никто не пройдет равнодушным. Лучшего места не придумаешь.

— Ты прав, Элий Сир, — согласился Антоний. — Отсюда открывается вид на Неаполь, а если повернешься назад, то увидишь дорогу, которая вела в наши прекрасные Помпеи. Как бы мне хотелось иметь большое достояние! Я бы потратил его на сооружение храма. Этот храм был бы посвящен памяти философа Тегета. И люди приходили бы сюда с цветами и плодами, вспоминая имя моего отца. Но мне это недоступно. И я буду с нетерпением ждать, когда можно будет положить цветы у мраморного надгробия, сделанного твоими руками, Элий Сир. Пойдем поищем, где продается белый мрамор, и приступай к делу, мой друг Элий Сир.

XXVI

НАДГРОБИЕ ПОД СТАРОЙ ПИНИЕЙ

Когда был куплен белый мрамор и Элий Сир приступил к работе, Антоний решил оставить его и отправился в Рим, чтобы найти человека, который смог бы передать письмо Стефану. Антоний знал, что в деревянной надстройке над воротами поместья Потина Теренция его ждут каждый день. Он то и дело представлял себе печальные глаза Клеиды и словно слышал тихий голос застенчивого и скромного вилика Мерулы. Чем больше он думал над тайной своего рождения, тем уверенней был в том, что вся история, рассказанная виликом Мерулой, — надуманная история. Но если даже все это было придумано благородным виликом, все равно Антоний чувствовал себя обязанным перед всей семьей вольноотпущенника, которая так сердечно и искренне приняла его. Антоний помнил о том, что забрал у вилика Мерулы последнюю тысячу сестерций. И теперь, когда он стал обладателем довольно большого состояния, он считал своим долгом поделиться с семьей вилика. Но как это сделать? Разумеется, что лучше всего было бы отправиться туда и отвезти им деньги, но ему не хотелось покидать Элия Сира.

Элию Сиру предстояла очень трудная работа — сделать хорошую скульптуру по памяти. Ведь не сохранилось даже маленького медальона. Ах, почему он, Антоний, не сделал в свое время медальон с изображением отца, чтобы иметь его всегда с собой! Почему ему не. пришло в голову заказать Элию Сиру медальон матери?.. А теперь он только хранит память в своем сердце. И еще он имеет Элия Сира, который хорошо запомнил дорогие лица и благодаря своему дару ваятеля он, конечно, сделает все хорошо. Но для этого надо быть рядом с ним. Значит, остается одно: найти человека, который возьмется передать письмо Стефану. А в письме уж он, Антоний, обо всем расскажет.

«Любезный мой друг Стефан! — писал Антоний. — Прости, что не называю тебя братом, я еще не привык. Не осуди меня за то, что я надолго скрылся и не дал о себе знать, хотя помню обо всех вас постоянно, знал, что тысяча сестерций, которые дал мне твой отец, — единственное достояние вашей семьи. А если я помнил об Этом, то и всех вас вспоминал с чувством сердечной теплоты. Не тревожьтесь обо мне, добрые друзья. Во мраке, окружающем меня, блеснул луч света. Среди бесконечных разочарований вдруг пришла удача. Ты помнишь, Стефан, я много говорил тебе о ваятеле Элии Сире, который был мне подарен отцом в день моего совершеннолетия. Этот удивительный человек каким-то чудом сохранил достояние моего отца. Когда он потерял моих близких и, казалось бы, мог бежать на землю своих отцов с достоянием философа Тегета, он предпочел остаться в Риме. Долгое время он искал меня. Изо дня в день бродил он по улицам Рима, заходил в харчевни, стоял у ворот. Но все было тщетно. Наконец он понял, что надо набраться терпения, и, дожидаясь меня, стал работать. Я встретил Элия Сира в харчевне в тот день, когда купил себе похлебку на последние два аса. К тому времени я уже совсем обнищал. Я тщетно искал друзей моего отца, чтобы получить работу. И вот однажды я вдруг услышал голос Элия Сира. И, право же, Стефан, мне показалось, что сами боги обратились ко мне с небес.

Дорогой мой Стефан! Если бы ты знал, как я был удивлен, когда Элий Сир привел меня в свое жалкое жилище, расположенное вблизи строящегося храма, и, подняв мраморную плиту, предназначенную для капители, вдруг вытащил деревянный резной ящик отца. Элий Сир не открыл его и не взял оттуда ни одной монеты. Он поставил передо мной эту сокровищницу и сказал мне:

— Вот это я сохранил для тебя, мой господин. Я рад, что ты нашелся. Мысль о том, что ты очутился в нужде, не давала мне покоя. Кто знает, если бы не было со мной этих денег, вполне возможно, что, оказавшись свободным и одиноким, я бы попытался добраться до Сирии. Но эти деньги связывали меня, и я искал тебя.

Я долго гладил этот деревянный ящик и рассматривал его причудливую резьбу. И мне вдруг показалось, что я снова дома и что сейчас я услышу голос моего отца. И на сердце легла такая великая печаль, что смыть ее могли только слезы. И я долго плакал, не стесняясь Элия Сира. И ты поймешь меня, Стефан. А потом я открыл ящик и был ослеплен. Я увидел, Стефан, что имею возможность купить себе дом, а вилику Меруле — пекарню. Я понял, что могу соорудить самое прекрасное надгробие. И я уже поручил эту работу Элию Сиру, потому что он один сохранил в своей памяти прекрасное лицо философа Тегета и благородные черты моей матушки Паксеи.

Я рассказал тебе самое главное, Стефан. Прошу тебя, постарайся по возможности скорее встретиться со мной в Неаполе. Здесь я буду ждать тебя через два месяца, чтобы вручить тебе деньги для пекарни. Если не увижу тебя через Два месяца, то прибуду сюда в конце года. Если захочешь, ты вместе со мной посетишь святую могилу под старой пинией. Там ты встретишь Элия Сира за работой.