Таинственный цилиндр - Эллери Квин

Зазвонил телефон. Инспектор вскочил и бросился к нему. Долго и внимательно слушал, что ему говорят, ска-зал два слова в ответ и положил трубку.

— Кто же этот полуночный болтун, от которого ты только что узнал столько тайн? — усмехнулся Эллери.

— Это был Эдмунд Кру, — ответил Квин. — Ты помнишь, я вчера утром послал его в Римский театр. Он провел там весь вчерашний день и весь сегодняшний. И докладывает, что в помещении театра нет никаких потайных комнат и помещений. Если Эдди Кру, величайший спец по архитектуре и строительству из всех, кто только служил экспертами в полиции, говорит, что тайников в здании нет, на его слова можно твердо положиться.

Он вскочил и обнаружил в углу сидящего на корточках Джуну.

— Джуна! Давай-ка расправляй мою добрую старую кровать! — грозно скомандовал он.

Джуна, состроив уморительную гримасу, шмыгнул вон из комнаты. Квин повернулся к Эллери, который уже снял куртку и принялся развязывать галстук.

— Первым делом пойдем завтра в Римский театр и начнем весь обыск сначала! — решительно сказал инспектор. — И обещаю тебе одно, сын мой: я не позволю и дальше водить себя за нос! Завтра кое-кому не поздоровится!

Эллери с любовью обнял отца за плечи.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

«Хорошим детективом нельзя сделаться. Им надо родиться. Как и всякий гений, он — не порождение вышколенной полиции, а выходец из самой гущи народа. Самым замечательным детективом, которого я когда-либо встречал в жизни, был жалкий старый медик, не покидавший южноафриканского захолустья. Вот что составляет суть детектива, действительно великого — разумеется, помимо умения неумолимо следовать правилам логики: недюжинный дар наблюдения, основательное знание принципов работы человеческого ума и умение вчувствоваться в человеческую душу».

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. в которой все вертится вокруг цилиндра

В четверг, 27 сентября, на третий день после преступления в Римском театре, инспектор и Эллери встали ни свет, ни заря и торопливо оделись. Под укоризненным взглядом Джуны, который был вытряхнут из теплой постели и засунут в скромный, но солидный костюм мажордома, они поглощали основательный завтрак. Когда они принялись за анемичные блинчики, Старик поручил Джуне дозвониться до Луи Панцера.

Спустя некоторое время инспектор уже говорил в трубку:

— С добрым утрем, Панцер. Пожалуйста, простите, что поднял вас с постели в столь безбожное время… Мы напали на один важный след и нуждаемся в вашей помощи.

Заспанный Панцер вяло заверил в своей полной готовности оказывать всяческое содействие.

— Вы не могли бы прямо сейчас прийти в Римский театр и открыть его? Я ведь обещал вам, что долго держать театр закрытым не придется. Похоже, вы уже скоро сможете извлечь немалую выгоду из того шума, который поднялся вокруг этого дела. Теперь к вашему театру привлечено всеобщее внимание — вот вам и реклама. Поймите меня правильно — я еще не знаТО точно, когда мы разрешим открыть театр снова, но вполне может получиться и так, что мы сможем разрешить вам играть вашу пьесу уже сегодня вечером. Могу я на вас рассчитывать?

— Это просто отлично! — В голосе Панцера чувствовался неподдельный энтузиазм. — Вы хотите, чтобы я немедленно приехал в театр? Я буду там через полчаса, потому что еще не одет.

— Вот и хорошо, что приедете, — ответил Квин. — Разумеется, входить в здание пока никому нельзя, Панцер. Погодите отпирать, пока мы не приедем. И никому ничего не говорите. Все прочее будет сказано уже в театре, при встрече. Погодите-ка секундочку.

Инспектор зажал трубку рукой и вопросительно поглядел на Эллери, который делал ему какие-то отчаянные знаки. Эллери одними губами неслышно произнес какое-то имя, и Старик согласно кивнул. Он снова поднес трубку к уху.

— И еще одно, что я очень попросил бы вас для меня сделать, Панцер. Вы не могли бы пригласить ту любезную пожилую даму — миссис Филипс? Я бы хотел, чтобы мы встретились с ней в театре как можно быстрее.

— Конечно, могу, инспектор. Если, конечно, она дом: а, — сказал Панцер.

Квин повесил трубку.

— Вот и хорошо, — проговорил он, потирая руки. Потом полез в карман за табакеркой. — Ап-чхи! Да будет земля пухом сэру Уолтеру Рали и прочим, кто приохотил нас к этой ужасной траве!

Он еще раз с удовольствием чихнул.

— Еще одна минута, Эллери, и мы сможем идти.

Он снова взял телефонную трубку и позвонил в управление полиции. Пребывая в отменном расположении духа, отдал несколько распоряжений, с грохотом снова поставил аппарат на столик и велел Эллери надевать пальто. Джуна грустно наблюдал, как они уходят из дому. Он уже не раз просил инспектора о позволении сопровождать их во время спорадических вылазок на пестрые улицы Нью-Йорка. Однако инспектор, руководствуясь своими представлениями о воспитании молодежи, постоянно отказывал. И Джуна, который почитал своего благодетеля примерно так же, как пещерные жители — свои амулеты, смирился с неизбежным, утешаясь надеждой на лучшее будущее.

На улице было сыро и холодно. Эллери и его отец подняли воротники своих пальто и направились в сторону Бродвея. Оба были необычайно молчаливы, однако выражение на их лицах — одинаково озабоченное, несмотря на все различие их характеров — сулило напряженный день.

Бродвей, с его переулками и ущельями, выглядел покинутым и безлюдным на холодном утреннем ветру, когда оба Квина бодрым шагом спускались по Сорок седьмой улице, приближаясь к Римскому театру. Перед его подъездом прогуливался человек в пальто из грубой шерсти. Второй удобно прислонился к высокой железной решетке, которая отделяла от улицы левый боковой выход. У главного входа в театр была видна издали коренастая фигура Луи Панцера, беседовавшего с Флинтом.

Панцер в крайнем возбуждении пожал руку Квина.

— Хорошо! Просто прекрасно! — воскликнул он. — Значит, запрет будет окончательно снят! Меня необыкновенно радует это известие, инспектор.

— Ну, пока он еще снят не окончательно, Панцер. У вас при себе ключ? С добрым утром, Флинт! Отдохнули немного с понедельника?

Панцер достал тяжелую связку ключей и отпер главный подъезд театра. Все четверо вошли. Директор принялся открывать замок двери зала. Его длительные манипуляции увенчались успехом. В темноте перед ними лежал зрительный зал. Эллери содрогнулся.

— За исключением «Метрополитен-Опера» и мавзолея Тита, это самое мрачное место, которое мне довелось видеть в жизни. Весьма подходящий склеп для безвременно усопших…

— Не городи ерунды! Ты нас только нервируешь! — проворчал инспектор и подтолкнул сына, заставляя его шагнуть в темный провал зрительного зала.

Панцер, который уже давно прошел вперед, включил главный рубильник. Зажглись большие люстры и остальные светильники. Зал сделался чуть более уютным. Однако странное сравнение Эллери было вовсе не столь уж безосновательным. Длинные ряды кресел были закрыты грязноватыми брезентовыми полотнищами. На ковре, успевшем запылиться, лежали темные тени. Голая белая стена — задник пустой сцены — казалась отвратительным пятном в море красного плюша.

— Досадно, что здесь все заложили полотнищами, — пробормотал Квин, поворачиваясь к Панцеру. — Теперь придется все это снимать. Мы намерены произвести небольшой обыск в зрительном зале. Флинт, пригласите-ка этих двоих, которые слоняются снаружи. За те деньги, которые им платит город, они должны выполнять хоть немного работы.

Флинт ненадолго вышел и тут же вернулся с двумя полицейскими, охранявшими театр. Под предводительством инспектора они начали убирать огромные полотнища, открывая ряд за рядом.

Эллери, который стоял в сторонке неподалеку от крайнего левого прохода, извлек из кармана маленькую книжицу, в которой вечером в понедельник вел записи, а также нарисовал небольшой план театра. Покусывая нижнюю губу, он углубился в созерцание; время от времени он поднимал взор, будто проверял придирчиво, соответствует ли театр начертанному им плану.

Квин снова поспешил к Панцеру, который нервно расхаживал туда-сюда в задней части зрительного зала.

— Панцер, мы будем здесь довольно долго заняты обыском. Видимо, он продлится не один час. Я, к сожалению, не проявил достаточной предусмотрительности и не прихватил с собой еще парочки людей. Не знаю, смею ли обременять вас такой просьбой… У меня тут есть одно дело, которое надо сделать весьма срочно. Я хотел бы просить вас уделить мне небольшую часть вашего времени.

— Само собой, инспектор, — ответил Панцер. — Рад быть вам чем-то полезен.

Инспектор деликатно откашлялся.

— Пожалуйста, только не думайте, что я хочу вас использовать в роли мальчика на посылках. Но вот эти двое моих людей нужны мне здесь. Они специально обучены для такого рода обысков. И в то же время мне срочно надо получить несколько крайне важных документов от двух сотрудников прокурора, которые разматывают это дело с другого конца. Они работают в конторе убитого. Не составило бы вам труда передать одному из них — его фамилия Кронин — записку от меня, а затем вернуться с пакетиком, который он мне пришлет? Поверьте, Панцер, я прошу вас об этом с крайней неохотой, но дело настолько важное, что тут нельзя посылать простого посыльного. Иными словами, я просто в безвыходном положении…