Однажды я стала женой проклятого герцога - Вероника Десмонд

Киллиан тяжело вздохнул и прошептал мне в губы:

— Тебе необязательно быть умелой, чтобы доставить мне удовольствие.

Сердце сделало кульбит и я жалко спросила:

— Правда?

— Правда, — ответил он, — а теперь поцелуй меня, — и дополнил хриплым: — Пожалуйста.

Я замерла, обуреваемая эмоциями.

— Ну пожалуйста, — протянул он с улыбкой, его пальцы провели по коже моей шеи. — Хотя бы в губы клюнь. Мне ужасно понравилось.

Он издевался!

— Да ну вас, — обиделась я совершенно серьезно.

Отвернуться мне не дали. Киллиан схватил меня в охапку и приподнял над полом, заставив испуганно вскрикнуть.

Теперь мое лицо было выше его, мне нравилось чувствовать превосходство. Но вот поза… Пришлось обхватить мужчину ногами, чтобы не упасть.

— Целуй.

— Нет!

— Я могу стоять так долго, Ария… — прошептал он вкрадчиво, крепко вжимаясь в меня. Я почувствовала все мышцы и изгибы его тела и…о боже, — и с каждой секундой мое терпение заканчивается. Целуй.

Я дрожала от страха и от чего-то… волнующего, горячего, обжигающего… Неужели так бывает? Так захватывающе?

Я была готова отдаться в чужое пользование. Хотела, чтобы Киллиан сделал все сам. Но тот будто наслаждался моей неопытностью и даже сильнее возбуждался. Сумасшедший.

Вздохнув, я осторожно провела пальцами по лбу Киллиана, нащупала шрам, нежно провела по нему подушечками, вырывая из мужчины задушенный вздох, дотронулась до шелковистых, белоснежных волос. Они мягкие и пахнут мылом.

Я помнила оттенок его глаз наизусть, и даже в темноте видела как яростно горит его пронзительный взгляд. Наклонившись, осторожно клюнула его в рот.

Киллиан не двигался.

Осмелев, в отместку прикусила нижнюю губу мужчины, а тот рвано выдохнув, сам впился в мой рот поцелуем. Стыда как не бывало, остался только жар. Руки Киллиана словно раскаленным клеймом впились в бедра, наверняка оставляя синяки. Он издал глухой стон и шепотом извинился, тесно прижимая к себе. Он цеплялся в меня такой силой, как будто меня могло снести ураганом.

Поцелуй не давал мне здраво мыслить, я плавилась и рвано дышала от получаемого удовольствия. А Киллиан что-то шептал на незнакомом языке, но я, словно в бреду, не понимала ни слова, не хотела понимать, зарываясь пальцами в его мягкие волосы, когда меня сладко укусили и тут же влажно поцеловали возле ключиц, заставив в блаженстве запрокинуть голову.

— Какая же сладкая девочка… — прошептал он, проводя носом мне по шее. Его губы перешли на щеку, а потом снова дотронулись до губ. Мне не хватало воздуха. — Дыши, Ария…

От меня немного отстранились, уткнувшись лбом в мой лоб. Мужчина шумно дышал, я не отставала. Дав мне передышку, он осторожно опустил меня на землю и спрятал мое пылающее лицо у себя в груди.

— Не хочу уходить.

«Не уходите…» — чуть не вырвалось, но я сдержалась, больно прикусив губу.

Мы стояли так какое-то время… пока он тихо-тихо не прошептал:

— До встречи, звездочка, — и, в последний раз поцеловав мои ресницы, исчез…

— Прощайте… — сказала я в пустоту, чувствуя как по щекам текли глупые слезы.

* * *

Остаток дня прошел так быстро, что я даже не поняла, как оказалась у себя в комнате. Уставшая и опустошенная.

— Красивое украшение, госпожа Ария! — восхищенно воскликнула Энни, по традиции ставя на прикроватный столик кружку горячего молока для крепкого сна.

— О чем это ты?

Я нащупала на своей шее какую-то подвеску, а приглядевшись, увидела звездочку, что сияла сотнями маленьких бриллиантов цвета дождливого неба.

— Да, — выдохнула я, улыбаясь. — Красивое…

…этой ночью мне снилось хриплое “Dunriel mea… Lim mea… Animus mea…”[1]

Глава 33. Мадам Браун

“Tout vient à point à celui qui sait attendre.

Всё приходит в своё время для тех, кто умеет ждать.”

Оноре де Бальзак

Я пробыла в ателье мадам Браун всего два часа и уже успела сойти с ума.

Вытерпев множество жалоб и бурных истерик Ванессы (причиной одной из них послужил недостаточно нежный оттенок платья для ее драгоценной дочери), я сумела скрыться на небольшом диванчике и попросить для себя чашечку зеленого чая.

За окном дул сильный ветер, приподнимая юбки дам, проходящих по главной улице Эйтери. Меж тем приближался Зимний Бал и дебют моей прелестной сестры. Дни тянулись тягуче-медленно, словно густая патока, наполненные таким же тягучим страхом.

“До встречи, звездочка…”

Каким-то механическим движением потянулась к подвеске, которую так и не смогла снять, и тут же одернула себя. Нет! Не думай о нем!

Из оцепенения меня вывел звонкий голос названной матушки:

— Ария, наступила твоя очередь. Имей в виду, времени у нас немного. Патрисии еще нужно померить туфли.

— Конечно, матушка, — вздохнула я, кое-как справляясь с желанием вылить на нее остывший чай.

Отвязаться от вынужденной поездки с семьей в Эйтери у меня не получилось. В конце концов, я должна выглядеть изумительно и не подвести род Тернер в одно из самых главных событий года. Так все обставила Ванесса.

На самом же деле она хотела убедиться в том, что я надену самое отвратительное, несуразное и недостойное платье болотного цвета, дабы не затмить красоту ее дочери, которая в последнее время чуть-ли закипала, как чайник, при виде меня. Я понятия не имела, почему тревога Патрисии была столь сильной.

— Как вам платье, юная госпожа? — спросила портная.

Госпожа Браун была красивой женщиной тридцати лет с яркой родинкой над губой. И в глазах этой красивой женщины плескался ужас, и я его разделяла, однако:

— Не волнуйтесь, — шепнула я ей на ухо. — Я надену другое платье, а это сожгу. Ваша репутация не пошатнется.

Морщины, что украшали лоб госпожи Браун, моментально разгладились, и она улыбнулась, растягивая накрашенные губы улыбке.

Госпожа Орса подобрала мне изумительное синее платье еще две недели назад, давая его на отшив лучшим мастерам Эленейроса. От меня лишь требовалось подобрать к нему фамильные украшения. Вот боюсь с последним у меня появятся трудности, но я усыплю бдительность матушки, согласившись на отвратительное платье, в котором я была похожа на жабу.

— Прекрасно! — Я хлопнула в ладоши, стараясь не заиграться. — Думаю, мы остановимся на нем.

Я выбрала менее ужасный вариант, чтобы не вызвать подозрение: хотя и тот едва украшал меня, скорее скрывал за сотнями болотных рюш и сатиновых слоев юбки.

В зеркале на меня смотрела несколько испуганная молодая девушка, которая стояла на небольшом подиуме и нервно кусала губу. Я заправила за ухо каштановый волос, разглядывая себя.

Зеленые глаза сияли, кожа — бархатная